Джин улыбнулась.

— Вы очень добры.

— Вовсе нет. — Димитрис подмигнул ей. — Про­сто пользуюсь ситуацией. Насколько я знаю Лотти, она в момент подберет вам компаньона. Я просто хочу быть первым в очереди, вот и все.

Улыбка Джин поблекла. Она вовсе не хотела, чтобы Шарлотта или кто-нибудь еще подбирали ей «компаньона». Не нужен ей компаньон. После сегодняшней ночи она еще долго не позволит мужчинам и близко к себе подойти. Господи, как же это случилось?! Как могла она быть такой наи­вной?!

Джин бросило в дрожь, когда она вспомнила, как Дерек целовал ее, как томительный жар его поцелуев разливался по всему ее телу. В его объя­тиях она не в силах была ни шевельнуться, ни произнести хоть слово. Весь мир исчез, остались лишь его крепкие руки, горячие властные губы…

Она перевела дыхание. Ей следовало остано­вить Дерека — Джин знала это теперь, знала и тогда, вот только была так ошеломлена вихрем чувств, которые пробудили в ней эти поцелуи, что ее тело взбунтовалось против разума. Она сама хотела, чтобы Дерек целовал ее, целовал неис­тово и жадно, проникая языком во влажные глу­бины ее изголодавшегося по ласке рта.

Господи, как же легко оказалось ее соблаз­нить! Джин всегда презирала женщин, которые сходят с ума по мужчинам моложе их, а теперь и сама оказалась не лучше. Но ведь она всегда счи­тала, что неспособна на такую глупость! Даже когда Феликс покинул ее ради молоденькой женщины, Джин от души презирала его за эту жал­кую попытку вернуть утраченную молодость. Ей и в страшном сне не могло присниться, что она угодит в ту же западню.

Так почему же это произошло?

Пока Димитрис запрашивал посадку. Джин пыталась понять, что такого сделал с ней Дерек, если из нормальной трезвомыслящей женщины она превратилась в дикую кошку, исступленно предавшуюся первобытным страстям.

Джин крепко сжала губы. Не стоит притворять­ся, будто она не знала, что делает. Хотя намного проще было бы обвинить во всем Дерека, так Джин поступить не могла. Она сама бездумно и слепо бросилась в его объятия, стремясь к восхи­тительному, безумному блаженству, которое толь­ко он один и мог ей дать.

Господи, и что только Дерек подумал о ней?! Когда он поцеловал ее, когда приподнял ее под­бородок и заглянул в глаза — что он увидел? Пе­репуганную скромницу, которая вдруг оказалась во власти своей плоти, или изголодавшуюся по сексу шлюху без стыда и совести?

Джин помотала головой. Что бы ни подумал о ней Дерек, она сама была так ошеломлена, что могла лишь бессильно тонуть в жаркой волне его ласк. Даже сейчас она помнила, как дрожала от желания и страсти, как покорно подчинялась его воле.

Кажется, Дерек говорил, что это не должно было случиться — как будто все, что произошло с ними до тех пор, было заранее предопределе­но! Но в тот сладкий миг, когда он дрожащим пальцем провел по ее губам, Джин не посмела спрашивать, что он имел в виду, а потом он боль­ше этих слов не повторил. Осыпая быстрыми жар­кими поцелуями ее шею, он шептал и шептал лишь одно — ее имя.

Быть может, именно поэтому Джин и не попы­талась остановить его. Быть может, ей помешала мысль, что этот привлекательный мужчина так же пьян от страсти, как и она. Впрочем, подумала Джин, это жалкое оправдание. В тот миг я и так готова была всецело отдаться в его власть.

Даже сейчас, вспоминая об этом, она ощути­ла, как по бедрам пробежала томительно сладкая дрожь, как слабеет все тело в предвкушении не­избежного. Руки Дерека ласкали ее плечи, про­никали под платье, обжигая нежную кожу. Тогда Джин впервые в жизни порадовалась тому, что не похожа на костлявых моделей, возведших жен­скую худобу в ранг идеала красоты.

Она и не подозревала, что пальцы Дерека отыскали «молнию» ее платья, — пока черный шелк невесомо не соскользнул к ее ногам. И са­мое удивительное — Джин не испытывала ни ма­лейшего стыда, стоя почти обнаженной перед полностью одетым мужчиной.

Зато сейчас при мысли об этом Джин внут­ренне скорчилась. Она, должно быть, была пья­на, и не только от страсти. Такому безумию про­сто не может быть другой причины. Она же не из таких! До вчерашней ночи она вела безупречно достойную жизнь. Оказаться в постели с едва зна­комым мужчиной — неплохой сюжет для рома­на, который никуда не годится в реальной жиз­ни. И все же, когда Дерек коснулся ее, привлек к себе, алчно впился поцелуем в ее изголодавшие­ся губы, Джин поняла, что она целиком в его власти.

Как же это случилось? Почему она обвила ру­ками шею Дерека и ответила ему с той же нена­сытной страстью? Боже милосердный, ведь она дрожала от нетерпения, тянулась к нему, прини­кала всем телом к его сильному мускулистому телу, трепетала от восторга, ощутив твердость мужской плоти!

Дерек нисколько этому не противился. Напро­тив, он отчего-то был, кажется, в восторге от ее — неопытности? наивности? жадности? Джин со­дрогнулась при этой мысли. С трудом, но все же она призналась себе, что Дерек оказался со­всем не похож на Феликса. Он не спешил один получить наслаждение, а вел Джин к нему шаг за шагом. Она не могла бы даже притвориться, что в объятиях Дерека думает о своем бывшем муже. Не могло быть ни малейшего сходства между плотным, слегка обрюзгшим с годами телом Феликса и худощавой мускулистой плотью Де­река; и так же сильно различались они в ином, интимном смысле.

Истина заключалась в том, что в постели Фе­ликс никогда не проявлял и половины той ис­кусности, с какой ласкал Джин Дерек — она не спутала бы их даже с закрытыми глазами. Никог­да прежде она не знала такой чувственной силы, такой нежности, такой сдержанной, волнующей страсти. И… о Боже, как же с ним было хорошо!

Джин едва не застонала, вспомнив об испы­танном наслаждении, и, спохватившись, отогнала непрошеные воспоминания и повернула голову к иллюминатору. Скоро посадка, строго напом­нила она себе. Хватит думать о том, что случи­лось прошлой ночью, пора смотреть в будущее. Впереди несколько недель отдыха и блаженного безделья, и теперь, когда я избавилась от тира­нии Феликса, я тем более не допущу, чтобы один досадный эпизод испортил мне весь отдых.

И все же образы минувшей ночи не давали ей покою. С Дереком Джин решалась на то, чего никогда не допускала с Феликсом, даже когда они только что поженились. Впрочем, когда Фе­ликс соблазнил ее, она была совсем неопытной, а уж когда забеременела, была только счастлива принять его предложение.

Джин вздохнула. Однако ничем нельзя оправ­дать то, как она вела себя прошлой ночью. Она оказалась в постели с Дереком вовсе не потому, что хотела самой себе доказать, что еще может быть желанна мужчине. Нет, она отдалась Дере­ку, потому что хотела этого, хотела ответить на его страсть — вот что хуже всего.

Подхваченная водоворотом чувств, не испытанных доселе, она ни на миг не задумалась, хо­рошо поступает или дурно. Когда Дерек сорвал с себя куртку, Джин поразилась самой себе, обна­ружив, что лихорадочно помогает ему снять фут­болку. Она не могла дождаться, когда он разденет­ся, изнывала от желания увидеть Дерека нагим, коснуться его, и, когда она наконец обхватила ру­ками его обнаженные мускулистые плечи, голова у нее пошла кругом от нетерпения.

Дерек одним движением сдернул с Джин бю­стгальтер — и в следующее мгновение уже цело­вал ее полные груди, лаская языком нежные от­вердевшие соски. А потом с ненасытной жаднос­тью вновь припал к ее губам, и Джин прильнула к нему, впивая кожей горячую твердость его широкой груди.

Отчего-то она совсем не помнила, как они очутились в постели, как она, дрожа от предвку­шения, помогла Дереку стянуть ботинки и джин­сы… зато слишком хорошо помнила, как ее опья­ненный взгляд скользил по его мужской наготе. Опьяненный! Губы Джин дрогнули. Да, она и вправ­ду была пьяна, и не только от спиртного.

Но был ли так же пьян Дерек? Тогда каза­лось, что это так, но теперь Джин не могла отде­латься от мысли, что он-то очень хорошо осоз­навал, что происходит. Она и сейчас помнила, как Дерек, лаская ее бедра, подцепил большими пальцами край трусиков — и одним резким дви­жением сдернул их.