Вот такое чудище и рассматривало сейчас меня из зеркала. Увидев кислую мину на моем лице, Серега подтолкнул меня к двери:

—Ты иди... Во дворе погуляй. Привыкай пока к платформе. И вообще...

Я заковылял во двор и пошел первым делом к будке Карабаса — извиняться за бесцеремонно снятую цепь. Увидя меня, Карабас пугливо взвизгнул и, поджав хвост, стрелой юркнул в конуру.

—И ты меня не признаешь,— вздохнул я.

У меня оставалось лишь одно занятие — привыкать к самому себе. Этим я и занялся. А Рубен с Серегой в это время аккуратно собирали и склеивали жвачные этикетки, придавая им вид новеньких, нетронутых. Но каждая жвачка было с сюрпризом — внутри лежал заранее написанный текст. Пока Серега занимался моей экипировкой, Рубен успел сто раз переписать его на отдельных листочках. А теперь друзья аккуратно упаковывали текст, маскируя его под этикетками жвачки. В каждой пачке были такие слова:

Кто кирпич ворует, чтоб

У туристов клянчить жвачку,

Кирпичом получит в лоб,

И — пустую эту пачку!

Теперь оставалось самое главное — вручить эти стихи кому надо.

Мы сложили все пачки в «шикарную» сумку, на одной стороне которой синей краской был нарисован профиль певицы с микрофоном. Вместо шнура микрофона жирно змеилась латинским шрифтом надпись — «Алла Пугачева». Обратная сторона сумки была пуста. Непорядок!— подумал я и, наскоро вырезав ножницами из плотной бумаги фигуру, напоминающую сейчас меня, приложил трафарет к сумке и обвел краской. По низу сумки я вывел тоже по-ненашему: «Балтабаев».

—Вещь!— согласился Сергей, оглядывая сумку.— Суперлюкс! Они все лопнут от зависти. За такую сумку не то что кирпич — стену отвалить не жалко.

Я вскинул брови:

—Это кому не жалко?

—Им, конечно,— пугливо отстранился Серега.— Мелким грызунам.

Мысленно пожелав себе удачи, мы поспешили на площадь. Серегу и Рубена я попросил идти по сторонам от себя и не терять бдительности — ведь в любую минуту я мог клюнуть носом в асфальт, и только своевременная страховка могла уберечь меня от увечья.

Я шел по улицам и чувствовал кожей, как меня пронизывают насквозь насмешливые взгляды прохожих. Наконец мы дошли до площади и принялись медленно прохаживаться по ней. Я добросовестно вертел головой по сторонам, силясь напустить на лицо выражение искреннего потрясения, а Рубен с Серегой, играя услужливых гидов, то и дело простирали руки по сторонам, как бы привлекая мое внимание к деталям архитектурных шедевров. На площади с независимым видом шатались мальчишки. Я незаметно ощупывал взглядом их карманы и пазухи. «Камешки прячете,— злорадно думал я.— Ничего, сейчас начнете дрейфовать в мою сторону. Только давайте, миленькие, побыстрее, пока мною милиция не заинтересовалась».

Наконец, откуда-то сбоку к Сереге осторожно пришвартовался мальчишка с бегающими глазами. Минуту он шел молча вместе с нами, потом потянул Серегу за локоть и спросил:

—Слышь, кто это с вами?

Сам, что ли, не видишь — иностранец! — ответил Серега голосом, в котором легко читалась гордость: шутка ли, он, простой мальчишка, удостоился чести быть гидом такого экзотического гостя...

—Вижу,— согласился мальчишка.— Только чудной он какой-то. И в юбке.

—Тише ты!— зашикал на него Серега.— Услышит еще, как ты про него неуважительно говоришь — это знаешь, чем грозит?

—Ну?

—Дипломатическими осложнениями — вот чем!

—Зря боишься, он ведь по-нашему все равно ни бельмеса не петрит. Да откуда гость-то?

Серега пожал плечами и процедил:

—Издалека... Какие-то Катта-Караванские острова

—В Тихом океане, что ли?

—Где-то там... Ясно, что не в Аральском море...

—Слушай, а чего он такой маленький?..

—Лилипут он... Да и вообще их там плохо кормят. Пищевой кризис у них, понимаешь?

Мальчишка вздохнул и еще с минуту шел молчал. Потом взялся за дело уже веселее. Кивая на сумку, висевшую на моем клеенчатом плече, он спросил:

—А что в сумке? Какой товар?

—Ясно какой,— как можно равнодушнее протянула Серега.— Жвачка.

—А на что меняет — не спрашивали?— разволновался мальчишка.

—А чего спрашивать, они ее только на кирпичики меняют, на экзотику. У тебя-то ее нет — вот и ступай своей дорогой, не мешай человеку.

—У меня?— вспыхнул мальчишка.— Да у меня их знаешь сколько?

—Сколько?

Мальчишка испуганно умолк.

—А у него, вправду, есть жвачка?

В продолжение всего разговора я и ухом не повел, демонстрируя полное равнодушие к попутчику, и добросовестно глазел по сторонам. Но тут Серега обернулся ко мне и, жестикулируя, понес совершенную тарабарщину!

—Ямаури дура кукувара!— зловеще сказал он и показал на мальчишку. Потом ткнул пальцем в мою сумку и продолжил:

—Кара-кара, удостоверя!

—Ты что это ему сейчас сказал?!— восхитился мальчишка.

—Я сказал, что ты хочешь убедиться в том, что у него есть жвачка, товар то есть.

—Ловко ты по-ихнему чешешь! — похвалил он.

—Ерунда!— заскромничал Серега.— Он мне разговорник подарил — вот я за вечер и выучил основные фразы.

Пора было вступать в игру и мне. Я лениво стянул с плеча сумку, развел в стороны ее ручки, и, подняв сумку аж к лицу мальчишки, с презрительной гримасой процедил:

—Зыря, дура, удостоверя!

—Ух ты!— ахнул мальчишка.— Полная сумка!

Он обернулся к Сереге:

—Слушай, а что такое «дура» по-ихнему?

—Это значит — «хороший покупатель»,— мигом ответил Серега, и глазом не моргнув.

Мальчишка полез в карман и вынул уже знакомый нам кирпичик.

—Вот... Сколько он мне за него даст?

—Сейчас спрошу,— с готовностью кивнул Серега и обернулся ко мне:

—Дура нахапос чуин-гам?

—Вот-вот!— ахнул мальчишка.— Это слово я знаю. Чуингам — это жвачка.

Мальчишка преданными глазами, в точь как у Карабаса перед обедом, смотрел на меня.

Я поднял к его носу кулак и разжал один палец.

—Одну штуку?— оскорбился «хороший покупатель». Это за такой чудный сувенирчик? Не-а, у нас есть такса — две штуки. Скажи ему, слышь...

Серега лихо буркнул:

—Дура запонтовала пару-пару.

Я протестующе замотал головой и, еще раз выставив вперед палец, сказал с покровительственной улыбкой:

—Кулако щел энд бано баш бабаш ни бумбум!

Я хотел этим сказать, что, по-моему мнению, «хороший покупатель» давно заслужил хорошенький щелбан от самого Васьки Кулакова — большого мастера этого жанра, но Серега перевел фразу так, как мы заранее об этом договорились.

—Отказывается наотрез!— сказал Серега.— Да еще и условия ставит.

—Какие еще условия?

Говорит, что будет менять баш на баш — сразу всю жвачку. Ему нужен оптовый покупатель. У него особенный товар — один пакетик за три сойдет. Месяц жевать можно, а потом еще и выгодно продать. Его жвачка от употребления становится еще новее. Понял?

—Да где же я ему столько кирпичиков достану?— расстроился мальчишка.

—А ты побольше ребят собери,— вкрадчиво подсказал Рубен, до того молчавший.— Объясни им, что есть хороший товарец. Вон крутятся — не твои дружки?

—Мои,— кивнул «хороший покупатель».— Ладно, пойду поговорю.

И он поспешил к мальчишкам, которые и сами сразу же заторопились к нему. По их оживлению было заметно, что сейчас вокруг моей сумки будет драчка.

—Дуры!— сказал Серега совсем по-иностранному, кивая на гомонящую неподалеку стаю.

—Точно!— подтвердил я.— Очень хорошие покупатели.

И вдруг мальчишки разбежались в разные стороны. Мы испугались — неужели заподозрили неладное?

Но к нам уверенной походкой шел уже знакомый нам парламентер.

—Сейчас вернутся!— сказал он.

—А куда помчались?— спросил Серега.

—За товаром — куда же еще. Все принесут, что запасли.

—Только учтите — оптом!— еще раз предупредил Серега.

—Баш на баш!— кивнул мальчишка, явно начинавший осваивать диалект Катта-Караванских островов.

Мы отошли в сторону. Покупатели не заставили себя ждать. Запыхавшиеся, красные, они подбегали к нам и, отдав кирпичик, получали от меня заветный пакетик и снова исчезали. Скоро вся сумка была доверху полна кирпичиками — здесь их лежало целых шестьдесят три штуки. Серега с Рубеном взяли сумку за обе ручки и, кряхтя, поспешили домой. Я важно шел следом...