Такъ проводилъ я жизнь, заключенный въ тюрьмѣ, называемой турками баньо, въ которыхъ мусульмане содержатъ безъ разбора всѣхъ плѣнныхъ христіанъ: частныхъ, королевскихъ и рабочихъ. Послѣдніе съ трудомъ могутъ ожидать возвращенія изъ неволи; они принадлежатъ всѣмъ вмѣстѣ и никому въ частности, и потому ихъ некому выкупить. Многіе частные люди приводятъ въ эти баньо своихъ невольниковъ, особенно когда послѣдніе ожидаютъ быть выкупленными, и оставляютъ ихъ здѣсь до дня выкупа. Тоже бываетъ и съ невольниками султана. Ихъ не гоняютъ на работы, но если ихъ не скоро выкупаютъ, въ такомъ случаѣ, чтобы заставить невольниковъ настоятельно хлопотать о выкупѣ, ихъ посылаютъ, какъ другихъ, таскать лѣсъ; работа, я вамъ скажу, не легкая. Не смотря на мои увѣренія, что у меня нѣтъ никакого состоянія и никакой надежды быть выкупленнымъ, меня помѣстили между плѣнниками, ожидавшими выкупа, узнавши, что я капитанъ, и на меня надѣли цѣпи, скорѣе въ знакъ того, что я подлежу выкупу, чѣмъ съ цѣлію удерживать меня въ неволѣ. Такъ очутился я въ тюрьмѣ съ множествомъ значительныхъ лицъ. Хотя мы испытывали постоянно голодъ и другія лишенія, ничто, однако, не мучило насъ такъ сильно, какъ зрѣлище тѣхъ неслыханныхъ истязаній, какимъ подвергалъ на нашихъ глазахъ христіанскихъ невольниковъ мой господинъ. Не проходило дня, чтобы онъ не приказывалъ кого-нибудь повѣсить; сегодня садилъ на колъ одного, завтра отрѣзывалъ уши другому, и нее это за такіе пустяки, а иногда и вовсе безъ причины, — что, по словамъ самихъ турокъ, онъ дѣлалъ зло, единственно изъ любви къ нему, слѣдуя внушенію своей свирѣпой натуры, заставлявшей его быть плаченъ человѣческаго рода. Одинъ только плѣнникъ умѣлъ ладить съ нимъ, это былъ испанскій солдатъ Саведра; съ цѣлію освободиться изъ неволи, онъ прибѣгалъ къ такимъ средствамъ, что память о нихъ будетъ долго жить въ томъ краю. И однако Гассанъ Ага никогда не рѣшался не только ударить его, но даже сказать грубое слово, между тѣмъ какъ мы всѣ боялись, — да и самъ онъ не разъ ожидалъ, — что его посадятъ на колъ, въ наказаніе за его постоянныя попытки къ побѣгу. Еслибъ у меня было время, я разсказалъ бы вамъ столько интереснаго про этого солдата, что, вѣроятно, успѣлъ бы занять васъ разсказами о немъ несравненно болѣе, чѣмъ разсказомъ о себѣ самомъ, къ которому я теперь возвращаюсь.

На дворъ нашей тюрьмы выходили окна (въ тѣхъ странахъ ихъ дѣлаютъ чрезвычайно узкими), богатаго и знатнаго мавра, закрытыя частыми и толстыми рѣшетками. Однажды, сидя на террасѣ нашей баньо съ тремя изъ моихъ товарищей (всѣ остальные были въ то время на работѣ), и пробуя, для препровожденія времени, скакать съ цѣпями на ногахъ, я случайно поднялъ глаза и увидѣлъ, что изъ окошечка въ домѣ мавра, опускается трость съ привязаннымъ на концѣ ея пакетикомъ. Тростью этой махали сверху внизъ, какъ бы подавая намъ знать прійти и взять ее. Мы внимательно оглянулись по сторонамъ, и одинъ изъ моихъ товарищей, убѣдившись, что насъ никто не видитъ, подошелъ къ опущенной изъ окна трости, но ее въ ту же минуту приподняли и стали качать направо и налѣво, подобно тому, какъ качаютъ толовой въ звавъ отрицанія; товарищъ нашъ вернулся назадъ, и трость стали опять опускать. Другой мой товарищъ отправился по слѣдамъ перваго и испыталъ ту же неудачу. Наконецъ, третій также возвратился ни съ чѣмъ. Послѣ нихъ я рѣшился попытать счастія, и не успѣлъ подойти въ стѣнѣ, какъ трость лежала уже у моихъ ногъ. Я оторвалъ привязанный къ концу ея пакетъ и нашелъ въ немъ, завернутыми въ платкѣ, десять маленькихъ золотыхъ монетъ, называемыхъ sianis, каждая изъ нихъ равна нашимъ десяти реаламъ. Говорить ли, какъ обрадовался я этой находкѣ? радость моя была также велика, какъ и недоумѣніе о томъ, откуда пришло намъ, или лучше сказать мнѣ, это богатство; такъ какъ трость опустили на землю только при моемъ приближеніи, то ясно было, что деньги предназначались мнѣ. Я взялъ драгоцѣнный подарокъ, сломалъ трость, вернулся на террасу, чтобы взглянуть на дорогое окно и увидѣлъ мелькавшую въ немъ руку ослѣпительной бѣлизны. Мы подумали тогда, что вѣрно одна изъ женщинъ, жившихъ въ домѣ мавра, подала намъ милостыню, и въ знакъ благодарности сдѣлали нѣсколько поклоновъ по мавритански, скрестивъ руки на груди, наклоняя голову и нагибаясь всѣмъ тѣломъ. Немного спустя намъ показали въ окно маленькій крестъ изъ тростника и въ ту же минуту спрятали его. Это заставило насъ предположить, что въ донѣ мавра находилась какая-нибудь невольница христіанка. Но бѣлизна руки, но драгоцѣнные браслеты заставили насъ усомниться въ справедливости этого предположенія. Не ренегатка ли это? подумали мы, зная, что мавры уважаютъ ихъ болѣе, нежели своихъ женщинъ и часто женятся на нихъ. Во всѣхъ нашихъ предположеніяхъ мы были, однако, далеки отъ истины. Съ этихъ поръ взоры наши постоянно обращались въ завѣтному окну, въ этому полюсу, на которомъ явилась намъ невѣдомая звѣзда. Въ продолженіи двухъ недѣль мы, однако, не видѣли бѣлой руки, и изъ окна намъ не подавали никакого знака. Хотя мы употребляли всѣ усилія узнать, это жилъ въ домѣ противъ насъ, и не было ли тамъ какой-нибудь ренегатки; мы узнали только, что тамъ живетъ знатный и богатый мавръ Аги-Морато, начальникъ форта Бота, должность весьма значительная въ томъ краю. Но въ то время, когда мы потеряли всякую надежду получить другой подарокъ, въ окнѣ, неожиданно, опять появилась трость съ привязаннымъ на концѣ ея другимъ, гораздо большимъ пакетомъ; — и въ этотъ день въ баньо не было никого. Къ трости опять подошли трое моихъ товарищей, и опять безуспѣшно; ее опустили на землю только при моемъ приближеніи. Въ этотъ разъ я нашелъ въ платкѣ сорокъ испанскихъ червонцевъ и написанное по арабски письмо, на концѣ котораго былъ нарисованъ большой крестъ. Я поцаловалъ крестъ, взялъ деньги и возвратился на террасу, гдѣ всѣ мы поклонились, какъ въ прошлый разъ, въ знакъ благодарности; въ окнѣ еще разъ появилась рука, и когда я показалъ знаками, что прочту письмо, окно затворилось. Никто изъ насъ, къ несчастію, не зналъ по арабски, и если велико было наше желаніе прочесть письмо, то намъ представлялась еще большая трудность найти кого-нибудь, кто бы могъ это сдѣлать. Я рѣшился, наконецъ, довѣрить нашу тайну одному ренегату изъ Мурсіи, давно желавшему сдѣлаться моимъ другомъ, принявъ напередъ всевозможныя предосторожности, помощью которыхъ можно было бы заставить его хранить ввѣренную ему тайну: Въ магометанскихъ странахъ встрѣчаются такіе ренегаты, которые, желая возвратиться на свою христіанскую родину, стараются добыть себѣ рекомендацію какого-нибудь знатнаго плѣнника, свидѣтельствующаго о честности ренегата, объ услугахъ, оказанныхъ имъ христіанскимъ плѣнникамъ и о тонъ, что онъ желаетъ покинуть магометанъ при первомъ удобномъ случаѣ. Нѣкоторые ренегаты добиваются этихъ рекомендацій, движимые истинно хорошими намѣреніями; другіе хитрятъ и стараются получитъ ихъ, преслѣдуя разныя нечистыя цѣли. Они посѣщаютъ христіанскія стороны только для грабежа, и въ случаѣ несчастія, показываютъ свои рекомендаціи, какъ доказательство того, что они, желая возвратиться въ лоно христіанской религіи, воспользовались случаенъ пріѣхать вмѣстѣ съ турками. Они получаютъ, такимъ образомъ, очень легкое церковное прощеніе и примиряются съ людьми; потомъ, обдѣлавъ за родинѣ свои дѣла, возвращаются опять въ Варварійскія земли, чтобы приняться за старое ремесло. Но нѣкоторые ренегаты, повторяю, пользуются этими рекомендаціями, какъ честные люди, ищутъ ихъ съ хорошими намѣреніями и остаются навсегда въ христіанскихъ странахъ. Одной изъ подобныхъ личностей былъ ренегатъ, сошедшійся со мною; онъ имѣлъ отъ всѣхъ моихъ товарищей рекомендательныя письма, въ которыхъ мы отзывались о немъ съ самой выгодной стороны. Еслибъ турки нашли у него эти рекомендаціи, то сожгли бы его живымъ. Я узналъ, что онъ можетъ не только говорить, но даже писать по арабски. Прежде, однако, чѣмъ довѣриться ему, я просилъ его прочесть одну бумажку, найденную мною, какъ я увѣрялъ, въ щели моего сарая. Взявши письмо, онъ внимательно осмотрѣлъ его и принялся читать про себя; я спросилъ его, понимаетъ ли онъ, что такъ написано?