— Какъ ты, однако, тупъ, Санчо, отвѣчалъ Донъ-Кихотъ. Ужели ты не понимаешь, что все это возвеличиваетъ мою повелительницу и возвышаетъ ея славу? Гдѣ видѣлъ ты такую даму, которая бы не гордилась имѣть въ своемъ распоряженіи нѣсколькихъ странствующихъ рыцарей, думающихъ только о томъ, какъ бы служить ей, не ожидая за это другой награды, кромѣ позволенія быть ея рыцарями и слугами.

— Слышалъ я, что такъ слѣдуетъ любить Бога, отвѣтилъ Санчо; любить Его изъ-за него, а не изъ надежды попасть въ рай, или изъ боязни отправиться въ адъ, любить и служить Ему, не разбирая какъ и за что.

— Чортъ его разберетъ этого человѣка, воскликнулъ Донъ-Кихотъ; какія счастливыя минуты бываютъ у него; право, иной разъ подумаешь, что онъ учился въ Саламанкѣ.

— И не выучился читать, добавилъ Санчо.

Въ эту минуту послышался голосъ цирюльника, просившаго рыцаря остановиться, потому что спутники его желали отдохнуть у ручья, протекавшаго на концѣ поляны. Донъ-Кихотъ остановился, къ великой радости Санчо, который усталъ даже, такъ ужь сильно вралъ онъ, и въ добавокъ еще боялся, чтобы не поймали его на словѣ и не уличили во лжи, ибо, хотя онъ и зналъ, что Дульцинея простая крестьянка, онъ все же никогда въ жизни не видѣлъ ее. Карденіо успѣлъ между тѣмъ переодѣться въ старое платье Доротеи, платье незавидное, но все же несравненно лучшее его прежнихъ лохмотьевъ. Путешественники усѣлись на берегу ручья и позавтракали провизіей, которой священникъ запасся въ корчмѣ. Тѣмъ временемъ, какъ они закусывали, на полянѣ показался молодой мальчикъ; остановившись на минуту, чтобы разглядѣть группу, расположившуюся у ручья, онъ подбѣжалъ вдругъ въ Донъ-Кихоту и сказалъ ему заливаясь горючими слезами: «о, добрый господинъ! узнаете ли вы меня? Я тотъ самый бѣдный Андрей, котораго вы заставили отвязать отъ дуба.»

Донъ-Кихотъ узналъ его въ ту же минуту, и взявъ за руку несчастнаго мальчика, величественно повернулся съ нимъ къ своимъ спутникамъ. «Господа! гордо сказалъ онъ имъ, «дабы вы убѣдились на дѣлѣ, какъ полезны для міра странствующіе рыцари, какъ они всюду преслѣдуютъ и пресѣкаютъ неправду и зло, совершаемое безчестными и развратными людьми, скажу вамъ, что проѣзжая недавно около одного лѣса, я услышалъ чьи-то жалобные крики. Вспомнивъ свой долгъ, я, ни минуты не медля, поскакалъ туда, гдѣ слышались вопли и нашелъ тамъ этого мальчика, который стоитъ предъ вами и можетъ подтвердить мои слова. Обнаженный до поясницы, онъ привязанъ былъ въ дубу, и грубый вилланъ, оказавшійся его хозяиномъ, разрывалъ на немъ кожу ремнями своихъ возжей. Когда зрѣлище это поразило мои глаза, я спросилъ грубаго мужика, за что онъ такъ ужасно бьетъ мальчика? Грубіянъ отвѣтилъ; что это слуга его, котораго онъ наказываетъ за нѣкоторыя неисправности по хозяйству. Неправда! воскликнулъ ребенокъ, онъ бьетъ меня за то, что я требую отъ него свое жалованье. Хозяинъ его проговорлъ тутъ что-то такое, что я готовъ былъ выслушать, но не принять въ оправданіе, и когда онъ кончилъ, я велѣлъ ему отвязать бѣднаго мальчика и поклясться мнѣ, что онъ уплатитъ ему сполна все жалованье, реалъ въ реалъ, даже съ процентами. Не правду ли я говорю Андрей? сказалъ Донъ-Кихотъ, обращаясь въ мальчику. Ты кажется видѣлъ, какъ я рѣшительно приказывалъ твоему хозяину, какъ умиленно обѣщалъ онъ исполнить все, что ему, предписывала моя воля. Говори, не запинаясь, все, какъ было; пускай узнаютъ друзья мои, какую пользу приносятъ странствующіе рыцари на большихъ дорогахъ.

— Все, что вы сказали, отвѣчалъ Андрей, все это сущая правда; бѣда только, что конецъ былъ совсѣмъ не такой, какъ вы думаете.

— Что? воскликнулъ Донъ-Кихотъ; развѣ хозяинъ не заплатилъ тебѣ?

— Не только не заплатилъ, отвѣчалъ бѣдный мальчикъ, но какъ только вы выѣхали изъ лѣсу, и мы остались съ нимъ вдвоемъ, онъ привязалъ меня къ прежнему дубу и такъ избилъ ремнемъ, что содралъ вожу, какъ съ святаго Варѳоломея, и съ каждымъ ударомъ онъ такъ посмѣивался надъ вами, что еслибъ не боль, то я отъ души посмѣялся бы вмѣстѣ съ нимъ надъ вашей милостью. Послѣ расправы его, я пролежалъ цѣлый мѣсяцъ въ больницѣ, такъ избилъ меня этотъ злой человѣкъ. А всему виною вы, господинъ рыцарь; еслибъ вы ѣхали своей дорогой и не совались туда, гдѣ васъ не просятъ, хозяинъ мой стегнулъ бы меня разъ десять или двѣнадцать и отпустилъ бы съ Богомъ, заплативъ мнѣ, что слѣдовало. А ваша милость, такъ некстати подвернулись тутъ и обругали моего хозяина, что только въ пущую злость его ввели; и такъ какъ кромѣ меня ему не на комъ было выместить свою обиду; поэтому на мою шею и обрушилась вся бѣда, да такая, что право не знаю, поправлюсь ли я ужь когда-нибудь отъ нее.

— Да, я дурно сдѣлалъ, что скоро уѣхалъ, сказалъ Донъ-Кихотъ; мнѣ слѣдовало дождаться, пока хозяинъ не заплатитъ тебѣ всѣхъ денегъ. Я долженъ былъ, по опыту знать, что сволочь эта никогда не исполняетъ своихъ обѣщаній, если не видитъ въ томъ своихъ выгодъ. Но, мой милый, ты, вѣроятно не забылъ, что я поклялся, если хозяинъ не заплатитъ тебѣ, отыскать его гдѣ бы онъ ни былъ, хотя бы во чревѣ китовомъ.

— Правда ваша, отвѣтилъ Андрей, но только это ни въ чему не послужитъ.

— А вотъ мы увидимъ, послужитъ ли это въ чему-нибудь, сказалъ Донъ-Кихотъ, и въ ту же минуту кликнувъ Санчо, велѣлъ ему осѣдлать Россинанта, который мирно пасся себѣ тѣмъ временемъ, какъ господа его закусывали.

Доротея спросила Донъ-Кихота, что намѣренъ онъ дѣлать?

— Отыскать хозяина этого мальчика, отвѣчалъ Донъ-Кихотъ, наказать его и, не обращая вниманія ни на какихъ виллановъ, заставить его заплатить несчастному Андрею все, что ему слѣдуетъ до послѣдняго мараведиса.

Доротея напомнила рыцарю данное имъ слово не предпринимать ничего, пока онъ не возстановитъ ее на престолѣ, замѣтивъ ему, что самъ онъ, зная это лучше чѣмъ это-нибудь другой, долженъ былъ подавить свое благородное негодованіе до возвращенія изъ ея царства.

— Ваша правда, отвѣчалъ Донъ-Кихотъ, Андрею нужно обождать моего возвращенія; но только клянусь не успокоиться и не отдохнуть, пока не заставлю негоднаго виллана заплатить бѣдному мальчику все, что ему слѣдуетъ.

— Клятвы эти, право, вовсе не нужны мнѣ, отвѣчалъ Андрей; вмѣсто великаго мщенія дайте мнѣ лучше чего-нибудь поѣсть или сколько-нибудь денегъ, чтобы добраться мнѣ до Севильи, и Богъ съ вами и со всѣми странствующими рыцарями, я имъ желаю столько же добра, сколько они надѣлали мнѣ.

Санчо досталъ изъ котомки своей ломоть хлѣба съ кускомъ сыру и подалъ его Андрею.

— На, любезный, сказалъ онъ ему; подѣлимся по-братски частью нашихъ общихъ невзгодъ.

— А твоя то какая же часть въ нихъ? спросилъ съ удивленіемъ мальчикъ.

— Вотъ этотъ хлѣбъ и сыръ, отвѣтилъ Санчо; одинъ Богъ знаетъ, чего они мнѣ стоятъ, потому что, любезный другъ мой, оруженосцы странствующихъ рыцарей переносятъ и голодъ и невзгоды и многое другое, что лучше чувствуется чѣмъ говорится.

Андрей взялъ хлѣбъ и сыръ, и видя, что никто не намѣренъ дать ему ничего больше, опустилъ голову и собирался было уйти, но остановился и на прощаніе оказалъ Донъ-Кихоту: «господинъ странствующій рыцарь! если приведется намъ еще встрѣтиться когда-нибудь, то хотя бы вы увидѣли, что меня раздираютъ на части, ради Бога, не вступайтесь за меня, а оставьте съ моей бѣдой, потому что худшей бѣды какъ ваша помощь, мнѣ, право никогда не дождаться, и да уничтожитъ и покараетъ Богъ вашу милость со всѣми рыцарями, родившимися когда бы то ни было на свѣтъ.

Услышавъ это, Донъ-Кихотъ съ негодованіемъ поднялся съ своего мѣста, чтобы наказать дерзкаго, но мальчуганъ со всѣхъ ногъ пустился бѣжать — догонять его никто и не думалъ — оставивъ рыцаря страшно сконфуженнаго. Вся компанія съ трудомъ удерживалась отъ смѣха, чтобы не разсердить окончательно Донъ-Кихота.