Однако, где же шпора? Мариус оглядел комнату в поисках какого-либо укромного местечка. Темнота его уже не смущала — глаза привыкли к излишкам мрака. Но внутренний голос не спал, и тут же внятно сказал: "Шпора не здесь". Чуть поколебавшись, Мариус покинул комнату Чары — Голосу он верил. Дверь в соседнее помещение была закрыта, но легко и без скрипа отворилась. Мариус увидел две пустые кровати. Наверное, здесь обитают братья Чары. Но почему они отсутствуют? На гульках, не иначе. Мариус попробовал включить внутренний голос. Молчит, зараза! И бездельник Кот ничего не подсказывает! Мариус растерянно шагнул дальше по коридору. Возле следующей двери он замешкался, чувствуя легкое волнение. И тут прорезался внутренний голос. "Протяни руку вверх!" — приказал он. Мариус повиновался и нащупал над дверью полочку, хитро упрятанную за выступом косяка. "Пошарь здесь!" — уверенно советовал Голос. Мариус пошарил и наткнулся на что-то. Конечно, на полочке оказался заветный сверток. Развернув его, Мариус увидел родную шпору. Шпора сияла пуще прежнего. Пучки лучистого света перекатывали свои золотые волны по всему ее телу.

В этот момент за спиной Мариуса скрипнула половица. Охваченный паникой, Мариус обернулся и остолбенел. Его нижняя губа безвольно отвисла. У двери в свою комнату стояла Чара — совершенно голая, плюс диадема на голове, золотая цепь с рубинами, плюс серебристая горжетка на шее. Чара зазывно покачивала бедрами — самая недвусмысленная манифестация изо всех, когда-либо виденных Мариусом. "Царица Валевская!" — услужливо напомнил ему Кот. Мариус не забыл. Чару освещало что-то более яркое, чем неполноценные луны. На щеках у нее горели два ярких пятна — как два мазка киноварью. Что-то неосязаемое проплыло мимо, пахнуло неведомыми пряностями. Над головой Чары возник, померцал и растворился в воздухе молочно-прозрачный призматоид.

— Никуда ты не денешься! — сказала Чара. — Иди сюда, золотой! Глаза этой протобестии светились глубоким зеленым светом. Как у Кота. Как у Космического Аса. Под их взглядом Мариус стал вялым, как кролик на приеме у удава. Он сделал шаг навстречу Чаре, другой…

— Ко мне! — властно сказала Чара.

Но тут, совершенно случайно, взгляд Мариуса упал на шпору. С нее сыпались разноцветные искры. Одна из зеленых искр отделилась от стаи и попала Мариусу в переносицу. Перед его глазами вспыхнуло оранжевое пламя. "Элиминируй ее!" — услышал он громовой призыв Голоса. И тут же уши его заполнил дикий, полный боли визг Кота. Мариус выхватил шпагу из ножен и сделал резкий молниеносный выпад. Чудесное оружие со стоном вошло в молодое женское тело. Вчера, глупо подумал Мариус, в нее входило совсем другое оружие.

Чара, не издав не звука, с загадочной улыбкой упала в угол, на кучу тряпья. Мариус едва успел вынуть шпагу из ее тела, которое тут же целомудренно прикрыли пушистым веером черные волосы. Обнаженной осталась лишь левая грудь, молодой дыне подобная. Грудь подрагивала, из-под нее ручейком текла кровь. Личный мартиролог Мариуса пополнился свежей жертвой. Нет, конечно, Мариус не был виноват. Она сама его спровоцировала. "Рецепция — простейший и быстрейший способ прогресса", — сомнамбулически бормотал Мариус, одной рукой вкладывая шпагу в ножны, другой — лихорадочно запихивая шпору за пазуху.

В этот момент на крыльце раздались шаги и послышался громкий разговор. Мариус бросил отчаянный взгляд вокруг. Он стоял в коридоре. Перед ним была закрытая дверь. Что за ней, Мариус еще не смог узнать. Но успел прикинуть, что ближайшее помещение, не таящее неожиданностей — комната братьев. Туда Мариус и бросился, чуть не прищемив себе пальцы дверью.

Глава 20 Шут Барбадильо рассказывает о кладе

В коридоре затопали. Судя по звуку, топали огромные кованые сапожищи.

Производимый грохот мог разбудить целое кладбище. К тому же, обладатели сапог орали в полный голос. Шла яростная дискуссия на чудовищном наречии, и в потоке звуков лишь изредка угадывались человеческие слова, как в бульботении младенца вдруг прорезается какое-нибудь отчетливое "дай!". Мариус нервно осмотрелся. Окно! Оно должно выходить на улицу. Мягко, по-тигриному, Мариус прыгнул к окну. Теперь: открыть, выпрыгнуть и быстро, но аккуратно затворить створки. Неподалеку злобно заворчала очередная собака. Не дожидаясь, во что это выльется, грабитель-дебютант перемахнул через плетень. Он испытывал странную в данных обстоятельствах обиду. Он злился, что облаян. В Черных Холмах Мариус славился как мастер общения с собаками. Он умел найти язык с любой шавкой. И собачки чуяли в нем своего, выделяли среди людей и уж ни в коем случае на него не лаяли. Нет, определенно, псы из Союза Свободных Общин — такие же неправильные, как и здешние люди.

В конце улицы показалась какая-то публика. Мариус резко свернул в сторону. И — очень быстро, фортиссимо, на грани бега, а потом и за гранью, под аккомпанемент собачьего концерта понесся прочь от нарастающей смертельной опасности. В мощном хоре сельских кабыздохов выделялся ровный бас чариного волкодава. Через минуту вся улица, заинтересовавшись причиной шума, может объединиться в поисках. Мариус понял: надо выбираться из обитаемой части деревни и лететь к огородам. Иначе ситуация быстро станет критической.

Он прекрасно сознавал, что уже подверг товарищей риску. Хорошо бы им, не мешкая, ретироваться огородами на безопасную от деревни дистанцию. Найдя труп Чары, аборигены тут же обшарят весь двор. Уго с Расмусом будут обнаружены, схвачены, скручены и дезавуированы. Конечно, для них, опытных бойцов, поднявшийся бедлам должен послужить сигналом к отступлению. Но разве эти святые люди способны бросить товарища, попавшего в беду? Инстинкт самосохранения у них развит явно в ущерб самоотверженности, и потому они будут сидеть в засаде и ждать Мариуса.

Мариус бегал очень быстро. Он был чемпионом Черных Холмов по бегу. И он со всех ног бросился к курятнику, у которого оставил друзей. И тут же с кем-то столкнулся и полетел на землю. Мощные руки схватили его за шиворот, подняли, поставили на ноги. И знакомый до боли голос произнес, задыхаясь:

— Ходу, Мас, ходу!

Расмус с Уго поступили просто. Услышав тарарам в непосредственной близости, Уго пробрался к дому, где дежурил Расмус, и призвал того к отступлению. Расмус солдатским чутьем понял, что унести ноги будет по ситуации стратегически верно, даже если Мариус попался. Он сразу схватил главное: чтобы выручить Мариуса, они с Уго должны оставаться на свободе. И Расмус дал волю своим ногам, которые были способны на многое. Они не подкачали, они принесли Расмуса туда, где на всех парах несся к товарищам драгоценный друг.

Беглецы, ведомые Уго, бросились в длиннющий овраг, к которому ниспадали крестьянские огороды. Овраг не спасал от погони, но хоть как-то затруднял преследование.

Благодаря отцу Клемму, Уго знал много старинных воровских правил, и среди них такое: чем быстрее бежишь, тем скорее попадешься. Уходить от погони лучше хитростью, чем скоростью. И он перевел компанию на быстрый шаг. На бегу ведь и думается не особенно. А поразмыслить надо.

Как поступать, спрашивал себя Уго, если селяне смогут быстро составить погоню? А ведь это более чем вероятно. Общественная организация у этих людей — идеальна, как у пчел или муравьев. Факт, известный всякому, кто мало-мальски интересуется этнографией. Свободные общинники — монолитный конклав, который назубок усвоил, как мобилизовать силы в экстремальной ситуации. Совершенный организационный инстинкт передается у них по наследству — результат долгой и кропотливой работы с мозгами населения, работы, которую начинали первые правители Союза, желая сделать свой народ неуязвимым для чужеземных козней. И эта работа принесла блестящий результат. Общинники нейтрализуют попавшего в их среду злонамеренного чужака так же инстинктивно и быстро, как моллюск обезвреживает любое тело, проникшее внутрь его раковины. Причем общинники способны решительно и умело сплотиться не только против многочисленного агрессора, но и против отдельных негодяев, замеченных в злом умысле.