— За такие дела в Черных Холмах отцу яйца бы вырвали, — мрачно сказал Расмус и яростно почесал ухо. Одно из своих некрасивых, неправильных ушей, которые следовало бы навсегда спрятать под прической — но, по деревенской моде, волосы над ушами безжалостно выстригались.

— Не забывай, что мы — не в Черных Холмах, — напомнил Уго. — Я, конечно, не знаю всех здешних обычаев, но одно понял: партнеров тут выбирают себе женщины. Если им дана свобода в этих вещах, значит, и на дочерний блуд отец наверняка должен смотреть не так, как у нас.

— Ясно. Ну, а что нам теперь делать? — поинтересовался Расмус.

— Вернуться в село! — произнес вдруг Мариус. Мысль эта взялась неизвестно откуда. Ее произнес какой-то посторонний голос. Голос звучал очень убедительно.

— Чего? — переспросил Расмус, не понявший друга из-за плохой его дикции.

— В село вернуться! — окрысился на него Мариус.

— Друг Мариус прав, — признал Уго, подумав пару секунд.

— Прав черт, что к попадье сватался, — хмыкнул Расмус. — Ну, и что там делать станем, в селе-то?

— Будет видно, — уклончиво сказал Уго. — Мариус прав в главном: единственное известное нам место, где мы сможем перехватить подлую девчонку — ее село.

— Один дурак, другой помешан, — зло бросил Расмус, но споры прекратил.

И вот — новая мизансцена. Время действия — восемь вечера того же дня. Место действия — околица воровского села. Действующие лица: троица охотников за удачей.

Наши молодцы залегли за многофункциональным строением, которое могло служить складом, амбаром, ангаром и еще Бог знает чем. Около часа они тревожно выжидали. Деловой гомон мало-помалу стихал. Стемнело. Луны воровато скрылись за облаками. Когда тишина стала почти абсолютной, и лишь в отдалении все еще гомонила неутомимая деревенская молодежь, Уго скомандовал выступление. Пошли по задам, прижимаясь к длиннющему оврагу, который ограничивал частные огороды. Отсюда, с задов, очень осторожно, почти ползком, экспедиция достигла чариного надворья. Первым строением с тыльной стороны оказался курятник, испускавший сонное квохтание. Здесь группа сделала короткую остановку.

— Ну, пришли, — сказал Расмус. — Теперь что?

— Теперь, — произнес Уго тихонько, — пора запустить в действие самый лучший способ борьбы с воровством.

— Какой? — заинтересовался Расмус.

— Воровство.

Расмус поначалу опешил, а потом понял и беззвучно расхохотался.

— Только надо все сделать осторожно. Если нас поймают, нам уж точно крышка, — прошептал Уго.

Расмус понял это, как призыв к действию, и стал деловито обсуждать подробности:

— Что делать с собакой?

Видели они эту собаку: кошмарная мутация волкодава, железная грудь и зубы величиной с ладонь. Черная, как демон, и такая же злобная.

— Собака бегает по двору. Двор — слева от дома, если смотреть отсюда, — тихо рассуждал Уго. — А если пролезть справа, за сараями, вдоль забора…

— Там человеку не пробраться, — возразил Расмус.

— Другого варианта у нас все равно нет.

И в этом Уго был совершенно прав.

Расмус счел, что все аспекты предстоящей операции обсуждены, и пора переходить к делу. Он снял котомку и выдохнул:

— Ну, я пошел.

— Да нет, дружище, лучше тебе на сей раз остаться, — спокойно сказал Уго.

— А кто пойдет?

— Думаю, друг Мариус.

— Да, Мусти, не спорь, — тут же отозвался Мариус, до того молчавший, как рыба.

— Опять за свое? Ну чего ты все в пекло прешься? — в сердцах воскликнул Расмус. Уго толкнул его кулаком в бок:

— Спокойнее, а то нас отловят всех.

— Ты меня не трожь, — агрессивно прошипел Расмус. — Все равно этого малохольного я не пущу одного.

— Давай разыграем! — предложил Мариус. — Пусть будет по-честному.

Расмус по-честному не хотел, но боялся, что спор затянется до бесконечности.

— Ладно, — согласился он и приготовил правую руку. — Раз, два, три!

"Показывай камень!" — прошипел Мариусу Кот. Мариус послушал старого шулера и выбросил вперед сжатый кулак. У Расмуса оказались «ножницы» — два растопыренных пальца. Камень, как известно, тупит ножницы. Мариус победил.

— Ну, я пошел, — прошептал Мариус.

— Главное — расслабься, — посоветовал Уго, подражая отцу Клемму на учениях по шпионажу. — Ты ведь берешь свое. Поэтому держись уверенно. Как тот вор, который забрался к Демосфену и, застигнутый хозяином, воскликнул: "Извини, я не знал, что это твой дом".

— И что ответил ему этот… Сфен? — спросил Мариус.

— Демосфен сказал ему: "Но ты ведь знал, что этот дом — не твой". С Богом!

Расмус в сердцах махнул рукой. Он отказывался понимать этот совершенно выборочный героизм Уго. Почему Уго отчаянно рискует в одних ситуациях, а в других подставляет — да, подставляет! — теленка Мариуса? Расмус не считал, что этот теленок сможет достойно справиться с предстоящей миссией — весьма, кстати, деликатной миссией. Нет, вы посмотрите только, как он грузно втискивается между курятником и забором! Провалит он это дело, ох, провалит!

Расмус не успел даже додумать до конца свои сомнения, как Мариус выпал из щели назад, к товарищам.

Уго оказался прав. Пробираясь между сараями и забором, не особо упитанный Мариус сравнительно легко попал прямо к дому — к глухому простенку. Такой, можно сказать, брандмауэр. Лишь высоко, под самой крышей, виднелось узенькое окно. Должно быть, кладовка. Протиснуться в окно, наверное, не представляло проблемы. Но как на эту верхотуру попасть? Нужна лестница… Мариус потрогал подкосину, державшую забор. Нет, не выдержит. И тут его осенило. Зачем лестница, когда под боком — верный друг?

Стоя на плечах Расмуса, Мариус протискивался в окошечко, стараясь не то, чтобы не шуметь, а даже и не дышать. Но, как ни таился, все же привлек внимание соседской собаки, которая начала беспокойно шнырять за забором. Пытаясь не нервничать, Мариус в конце концов проник в помещение и повис внутри, держась руками за оконную раму. Неизвестно, какое расстояние до пола и что вообще там, внизу. Надо прыгать, а страшно. Внутренне похолодев, Мариус разжал руки и отдался на волю закона всемирного тяготения, ожидая: что-то сейчас обязательно загремит, покатится или разобьется. Но приземление оказалось на удивление мягким и бесшумным. Осторожно нащупывая себе путь, Мариус двинулся вперед. Достиг стены. Наткнулся на что-то мягкое. Замер. Мягкое не шевелилось. Облегченно вздохнув, Мариус продолжил движение вдоль стены, планируя рано или поздно добраться до двери. Расчет оказался верен. Убежденный, что дверь скрипнет, Мариус медленно потянул ее к себе. Дверь подалась легко, но вдруг застопорилась. Мариус, обливаясь нервным потом, дернул ее раз, другой — и, наконец, преодолел сопротивление. В самый последний момент дверь все-таки скрипнула. Мариус окаменел. В доме царила мертвая, неестественная тишина. Похоже, на скрип никто не обратил внимания, подумал Мариус через пару минут. Притерпевшись к темноте, он выглянул из дверного проема и попытался сориентироваться. По крайней мере, где находится комната Чары, Мариус еще не забыл. А, вспомнив о Чаре, ощутил жаркий трепет в, будем прямо говорить, чреслах. Воровка она, конечно, подлая, но любовница — сказочная! Может, таков закон жизни: лучше всего тебе с теми, кто тебя потом предает. Или, рассматривая проблему более широко, прибегнем к определению одного из крайне умудренных жизнью Брюнингов: "Человек — это тот, кто может меня предать". Данный Брюнинг, кстати, окончил свои дни на плахе, так что он знал толк в человеческих слабостях.

Но — в сторону философию. Мариус со смешанными чувствами обнаружил, что дверь в комнатку Чары оставлена приоткрытой. Он осторожно воспользовался счастливым обстоятельством. Уж если начинать инспекцию этого домишки, подумал он, то именно с комнаты Чары. Героиня его романа спала, черные, как смоль, волосы разметались по подушке. В полумраке черты лица сливались в одно пятно. Но Мариус мог обойтись вовсе без зрения — это лицо он еще слишком хорошо помнил. Внезапно он ощутил прилив острейшего желания. Но вспомнил, зачем он здесь, и решительно, хотя и не сразу, взял себя в руки. Настоящему мужчине роль воздыхателя — не к лицу. Умеешь обуздать свою плоть — войдешь в царство небесное.