Да уж, придумывать ты мастак, подумал Мариус.

— Окончательно решив стать Светлым Пророком, я отправился в пустыню. Я не знал, во что верят мерданы, и потому у меня не было другого варианта, кроме как импровизировать на ходу и подстраивать идею под конкретную ситуацию. Дальше все случилось, как и положено. Меня задержали и отправили на обследование к Матери мерданов. Попав в ее курган, я увидел обращенного Рагулу и понял, что очутился в стойбище ренов-юртениан, шестьсот лет назад изгнанных с родины! Считалось, что их следы безвозвратно утеряны. Сам того не подозревая, я сделал открытие, которому позавидовали бы многие историки. А самое главное — стало ясно, как использовать легенду о Светлом Пророке. "Я — Тот, Кого Послал Вам Истинный Рагула" — сказал я Матери. Конечно, она мне не поверила. Но, слава богу, я достаточно прочел о юртенианах, чтобы замутить им головы их же собственным учением. Добившись своего, я обеспечил свое будущее. С тех пор я — хозяин Пустыни Гномов, и мерданы терпеливо ждут, когда же я поведу этот избранный народ к великим свершениям. Ведь именно в этом и состоит миссия Светлого Пророка.

История Барбадильо была самым невероятным, что Мариусу довелось услышать с начала путешествия.

— И ты их поведешь? — спросил он.

— Почему бы и нет? — Барбадильо дерзко вскинул бровь. Мариусу стало неуютно, как будто он на самом деле столкнулся с богоизбранным, знающим, как презреть границы возможного. Мариус еще не встречал человека, столь умело управляющего чужими душами. В этом деле Барбадильо дал бы сто очков вперед даже старосте Ури Боксерману.

Но при этом Мариус не ощущал в Барбадильо врага. Напротив, было очевидно, что этот великий человек Мариусу помогает. Причины? О них наш герой думал много и безуспешно. И, в конце концов сдался, довольствуясь тем, что находится под надежной защитой, хорошо питается, быстро продвигается к цели. Большего пока не требовалось.

И, кстати, большего в Пустыне Гномов Мариусу никто не мог дать. Разве что сам Обращенный Рагула.

Барбадильо умудрился оставить за пределами своего рассказа самые интересные моменты. Мариус мог согласиться с его замечанием, что вся правда нужна лишь дуракам, неспособным мыслить. Но можно ли мыслить, не зная ключевых фактов? И Мариус задал самый невинный из оставшихся вопросов:

— Клад-то ты нашел?

Реакция Барбадильо его поразила. Великий и ужасный сардонически улыбнулся и добродушно проворковал:

— Как тебе сказать? И да, и нет. Я просто не ожидал, что он окажется таким.

Снедаемый любопытством, Мариус уже не мог остановиться:

— Он и вправду так велик?

— И даже больше, — спокойно произнес Барбадильо, а в глазах его заплясали желтые чертики. — Впрочем, не могу сказать, что нашел искомое.

Самый надежный ответ — тот, который все окончательно запутывает. Поняв, что большего ему не узнать, Мариус прекратил расспросы. Тему гибели Губерта он все-таки оставил вне обсуждения. Мариус вспомнил день, казавшийся безнадежно далеким, а на самом деле — отделенный лишь тончайшим временным слоем. Но в каменном мире пустыни время жило по особым законам, оно разжижалось, вчерашний день удалялся в далекое прошлое. И казалось, что смерть Губерта произошла не просто давно, а где-то в другом измерении. Мариус вспомнил день, когда из холма Матери мерданов извлекли тело Губерта, причем без малейших следов насилия. Но в глазах покойного застыл невероятный, непередаваемый ужас. Что же мог увидеть он в свой последний миг? Ответа, можно считать, не существовало, поскольку знал его только один человек, в прошлом — великий шут, в настоящем — Светлый Пророк. И великие, и пророки к откровенности расположены редко.

Комментируя мерданам смерть Губерта, Барбадильо сказал: "Всемогущий Рагула покарал святотатца, усомнившегося в непогрешимости Господа". Просто и гениально. Никаких вопросов. Мерданы, оглушенные гибелью своего старосты, молчали. Молчали трепетно. Смерть Губерта лишь добавила очков Светлому Пророку. Мерданы приняли объяснение, потому что выбора у них все равно не было. Мариус пророку не поверил. Он имел свободу выбора. Для него Светлый Пророк был обычным человеком, и ему казалось, что поединок между Барбадильо и Губертом в священном холме обошелся без участия Рагулы.

Никогда не забыть Мариусу ночь с 15 на 16 октября. Священный курган мерданов. Рядом — Барбадильо, а также (что неизбежно) — вонючая Матерь и скулящая девчонка. Мужчины с нескрываемым волнением ждут полуночи. Внутри кургана нарастает напряжение, возникает какая-то особая среда. Нервная изнуряющая дрожь не дает Мариусу сосредоточиться. В сумерках дальнего угла тяжело дышит каменный Рагула. По темным закоулкам гремят кости и цепи.

Ничего особенного не случилось. Ровно в полночь на лбу Рагулы вспыхнуло слово, видимое одному Мариусу. Слово было диковинное, прежде не слыханное — «габискирия». Что это такое, не имел понятия даже Барбадильо. Зато он быстро сообразил, что делать дальше:

— Ну-ка, давай свою фразу с самого начала.

Мариус пробормотал:

— Двенадцать морей одолев, могучий пескарь тверди достиг…

Он запнулся. Барбадильо был к этому готов. Он уже все знал о путешествии Мариуса, о головоломке. И о забытом восьмом слове, которое, прежде чем отправиться на свидание с Орлом, подбирал несколько часов методов логического дополнения. В результате фронтального семантического анализа Барбадильо имел несколько десятков вариантов утерянного слова.

— Надеясь! — подсказал он.

— Надеясь позеленеть, вызнав тайну га… Габискирия.

Ничего не изменилось.

— Говори четче и громче! — раздраженно сказал Барбадильо. Мариус повторил фразу. Никакого эффекта.

— Попробуй вставить туда слово "желая"! — предложил Барбадильо.

Мариус попробовал — с тем же успехом.

— Черт! — сказал Барбадильо, безжалостно трепля себя за ухо. — Может, "стремясь"?

Это было не то слово. Барбадильо пошел в другом направлении. Он решил перебрать более общие варианты.

— Чтобы! — почти крикнул он.

Стоя перед обращенным Рагулой, Мариус, как болван, протарахтел эту тарабарщину:

— Двенадцать морей одолев, могучий пескарь тверди достиг, чтобы позеленеть, вызнав тайну габискирия!

Тут же произошли два события. Позади Рагулы, в каменной стене открылась очень небольшая ниша. А Мать мерданов впервые за последние двадцать пять лет покинула свое кресло — и, покинув, двинулась на Мариуса с лицом, искаженным злобой. Роняя со сморщенных губ коричневатую пену, она в исступлении хрипела:

— Габискирия! Габискирия!

От ужаса Мариус чуть не умер на месте. Матерь вообще действовала на него резко отрицательно, тем более — в такой версии. Выручил Барбдильо. Он повис на бабке, смяв ее атаку.

— Бегом туда! — крикнул он, кивая на нишу. Покосившись на Рагулу, Мариус метнулся к каменной стене и с опаской заглянул в нишу. Там он увидел черный куб и восточный крест — третий талисман. Сграбастав все это, Мариус вернулся в середину помещения. Барбадильо после долгой борьбы смог утихомирить старушку, вернув ее в прежнюю позицию. Почерневшая Матерь прерывисто дышала.

— Все взял? — спросил Барбадильо.

— Все.

— Тогда пошли отсюда. Не могу понять, как они тут сидят безвылазно.

Внутри черного куба нашлась плоская бронзовая коробка, в которой лежали листы плотной промасленной бумаги с двумя столбиками цифр разной величины и словами напротив… Все было исполнено бисерным почерком.

Цифры разной величины, тут же сообразил Мариус, имелись и во внутреннем кольце головоломки Ордена Пик.

— Юртенианский шифр! — срывающимся голосом проговорил Барбадильо. На промасленной бумаге оказался ключ к самому знаменитому шифру в истории Рениги. Каждому слову соответствовала своя комбинация большой и малой цифр. Пользуясь ключом, можно было спокойно прочесть то, что скрывалось за юртенианским щифром в головоломке Ордена Пик — в двенадцати отсеках ее внутреннего кольца: "Заброшенная шахта у Трех Гор в середине пустыни поможет тебе найти хозяина золотой шпоры".