Изменить стиль страницы

— Дай то Бог! — воскликнул Дмитрий Шуйский. — Валуев ударит ему в спину из Царева-Займища, а мы в лицо!

Делагарди все же попытался подсказать, как избежать разгрома:

— Не надо ловить удачу в облаках, надо окопать лагерь, поставить рогатки и выставить «гуляй-города». Жолкевский умный воин, он повернет назад. А нам идти бы, не поспешая, давить его «гуляй городами», как давил польские войска Михаил Скопин.

Упоминание имени Скопина взъярило Дмитрия Шуйского.

— Скопину спешить было некуда, а нам надобно скорее гнать короля с нашей земли!

4

Жолкевский разослал письма к французам и шотландцам, оставляя в стороне шведов. Он писал: « Между нашими народами не было вражды. Короли наши жили и до сих пор живут в дружбе. Хорошо ли это, что вы, не будучи от нас ни-чем оскорблены, помогаете прирожденным нашим врагам московитам? Хотите быть нашими друзьями или врагами? Выбирайте! Мы же и на то и другое готовы. Прщайте!»

— А и правда, — говорили французы, — ради чего мы здесь должны пропадать под польскими саблями? Жалование не платят, а хотят, чтобы мы сражались за чуждых нам московитов!

Роптали и шведы:

— Мы в московские дела не мешались. А выходит, что защищаем отравителя и обманщика. Платить должен золотом, а платит мехами. Как нам эти меха возить за собой и ждать, когда их черви источат?

Шотландцы не получая жалования, не могли понять зачем они пришли в суровые края и начальствует над ними негодный к делу воевода.

Между наемниками и Жолкевским шла пересылка об условиях перехода на его сторону.

Дмитрий Шуйский продвигался к Клушину, Жолкевский подошле к Цареву-Займищу.

Валуев его ждал. Подход к городу преграждала речка, дорога пролегала через плотину. Валуев поставил оборону возле плотины, дабы не дать полякам пере-правиться. Устроил засаду. Но не с Жолкевским играть в наивные военные игры.

В предмостье перед плотиной Жолкевский расположил пехотинцев и приказал возводить укрепления, будто бы собирался расположиться здесь лагерем. Валуев решил, что гетман готовится к длительной осаде и предвкушал, как поляков разгромит московское войско, подойдя из Клушино. Между тем, Жолкевский отправил в далекий обход конные хоругви нанести удар по Сторожевому полку с тыла.

Польская пехота окапывалась, а конные хоругви, обойдя дальним путем плотину, переправились через речку. Когда они внезапно атаковали Сторожевой полк, его ратники разбежались, немногие успели уйти за городские валы. Жолкевский не собирался брать приступом Царево-Займище. Его цель — создать видимость осады, чтобы придержать Сторожевой полк на месте, а в это время, казалось бы, рассудку вопреки, атаковать все московское войско, сосредоточившееся под Клушино и с пятитысячным войском нанести поражение сорокатысячному московскому войску. Из донесений лазутчиков ему стало известно, что московское войско готовилось выступить утром из своего лагеря.

Жолкевский приказал своим полковникам быть готовыми к выступлению, а куда не объявил, опасаясь переметчиков. Коней не расседлывали, подкрепились в сухомятку. Разожгли костры, чтобы в Цареве-Займище полагали, что поляки не собираются трогаться с места.

Дмитрий Шуйский и его воеводы пребывали в восторженном настроении. Лазутчики донесли, что поляки взяли в осаду Царево-Займище, стало быть, остается их прижать к городским земляным валам и раздавить. По такому случаю, в шатре Дмитрия Шуйского собрали пирование, дабы отпраздновать скорую и верную победу. Пригласили и Делагарди, чтобы обласкать его перед битвой и еще раз пообещать скорую выплату жалования шведам. Делагарди запаздывал, пирование  начали без него, досадуя на его неуважительность.

Делагарди уже имел случай оценить военное искусство Жолкевского во время  войны с Польшей, был им пленен, потому и опасался не приберег ли старый лис какой-либо хитрости. Имел он к тому же известия, что французы и шотландцы пересылаются с поляками и готовят измену. Не о них забота, а о своих, о шведах. Шведам пощады от полякам не ждать. Потому на пирование к Дмитрию Шуйскому не спешил, предупредил ротмистров, чтобы стереглись от внезапного нападения и пошел посмотреть, что делается в московских полках.

Место расположение войска — поле на краю леса. Валами  окопать лагерь по-ленились,обнесли редким частоколом и хворстом. Не защита, а всего лишь обо-значение границ лагеря. Русские полки перемешались. Полная неподготовленность к внезапному нападению. Кто пьянствовал, кто играл в зернь, вспыхивали пьяные ссоры.

Делагарди подошел к костру русских ратников.Сидел в кругу ратников старик с седой бородой до пояса и что-то напевал речитативом. Мелькнуло и знакомое лицо пушкаря из Троицы, которого выпросил у архимандрита Дионисия.

В свете костра узнали шведского генерала. Делгарди поманил к себе Егорку и, положив ему на плечо руку, повелел идти с ним. Присел у костра и попросил толмача переводить сказ старика. Присели у костра и сопровождавшие его офицеры. Старик сказывал, толмач переводил:

У того ли было князя Воротынского,
Крестили молодого княжевича,
А Скопин князь Михайло кумом был,
А кума была дочь Малюты Скуратова.
А и не пил он зелена вина,
Только одно пиво пил и сладкий мед.
Как теперь-то на честном пиру
До — сыта все наедалися,
До — пьяна все напивалися,
Похвальбами похвалялися.
Иной хвастает добрым конем,
Иной силою — удачей великою,
Иной славным отечеством,
А иной — удалым молодечеством.
Умный хвастает отцом да матушкой,
А безумный — молодой женой.
А Михайла Скопин,
С небольшого хмелю похвастается:
«А и гой еси вы, князья и бояре!
Иной хвастает у вас былицею,
А иной и небылицею.
Чем-то будет, мне похвастати?
Все вы похваляетесь безделицей!
Я Скопин Михайло Васильевич,
Могу ныне похвалитися,
Что очистил царство Московское
От вора злого заморского,
Еще мне славу поют до веку
От старого до малого!»
А и тут куме его крестовой,
Малютиной дочери Скуратовой
Слова Михайлы не показалися,
Высоко, дескать, сокол поднялся
И о сыру — матеру землю ушибся.
В та — поры она дело сделала,
Наливала чару зелена — вина,
Подсыпала в чару зелья лютого,
Подносила чару куму крестовому.
А князь от вина отказывался,
Он сам не пил, а куму почтил.
Думал князь — она выпила,
А она в рукав вылила,
Брала же она чару меда сладкого,
Подсыпала в чару зелья лютого,
Подносила куму крестовому.
От меду кум не отказывается,
Выпивает чару меду сладкого.
Как его резвы ноженьки подоломилися,
Его белы рученьки опустилися.
Уж как брали его тут слуги верные,
Подхватили под белы руки,
Увозили князя к себе домой.
Мать встречет его в удивлении.
— Дитя ты мое, чадо милое!
Сколько по пирам не езживал,
А таков пьян не бывал.
Сын ей на то отвечает:
— Ой, ты, гой еси, матушка моя родимая!
Сколько по пирам я не езживал,
А таков пьян еще не бывал;
Съела меня кума крестовая,
Дочь Малюты Скуратова!»
К вечеру Скопин и преставился.
А расплачутся свейские немцы,
Что не стало у нас воеводы
Васильевича князя Михаила!