Воротынский замолк. Наступила тишина. Шуйский стоял перед боярами, опираясь на царский посох. Пот струился по его лицу. Не от жары, а от волнения. Он еще не верил, что его сведут с престола. Ответил:

— От тебя ли мне это слышать, Иван? Зачем ты, а не кто-то другой? На посмех тебя послали Иван!

Захар выступил вперед и вырвал из рук Шуйского посох.

— Посмех для всего людства сидеть тебе, шубник, на царстве! Собирайся! Подводы для тебя стоят у крыльца. Съезжай из царских палат на свое подворье!

Шуйский отступил , взглянул на Воротынского и, укоризненно покачав головой, упрекнул:

— Тебе ли князь Иван, слушать речи изменника и вора? Что с тобой, князь Иван Воротынский?

— Помолчи, шубник! Помолчи, как молчал, когда твоя невестка поднесла отраву Михайле Скопину! Спасет тебя только покорность! Иди за царицей и прочь с царского места!

Шуйский снял с себя знаки царского достоинства и послал за царицей. Вышли они вместе из дворца, их посадили на телегу. Захар с сотоварищи проводили их до подворья.

Утром 18-го июля Захар Ляпунов с сотоварищи поехали к Данилову монастырю и вызвали переговорщиков из стана Вора, с коими сговаривались, что и они прогонят своего царика. Переговорщики приехали. Выслушали рассказ Захара, как сводили с престола Василия Шуйского, посмеиваясь ответили:

— Хвалим ваше дело! Важно свергли вы царя беззаконного. Служите же теперь истинному царю Дмитрию Ивановичу! Ныне и вам он царь, а другого нет!

Захара не так-то легко смутить.

— Вы думаете, что меня обманули? Себя вы обманули! Если бы вы и вправду обманывались, что служите царю Дмитрию, вас еще можно было бы спасти! Вы же знаете, что служите Вору, а еще и нехристю, вы предались обману, потому ждите себе погибели!

Бояре, когда Захар привез ответ воровских людей, разохались, будто бы такой ответ для них явился неожиданностью. Захар удивлялся, с чего бы у боярского синклита страх перед Вором? Захар был полевым богатырем, не в боярских хитростях ему разбираться. Боярам в челе с Мстиславским, разыгранный ими страх перед Вором, всего лишь предлог повернуть дело к приглашению на царство польского королевича.

Отказ воровских людей исполнить свое обещание выдать Вора всколыхнул стрельцов. Они не хотели впускать в Москву ни поляков, ни воровских людей. Пошел между ними подговор вернуть Василия Шуйского на царство. Захар узнал о подговоре и не стал медлить. Он собрал своих сотоварищей, призвал на подмогу князей Засекиных и Турениных, что были у Шуйского в опале, прихватил с собой ненавистника Шуйских Ивана Никитича Салтыкова, монахов Чудова монастря и повел их на подворье Василия Шуйского.

Шуйский встретил их в той же горнице, в которой четыре года тому назад собирал заговорщиков, чтобы убить царя Дмитрия. Возмездие ждало своего часа четыре года.

Молодая супруга Шуйского стояла с ним рядом.

Захар Ляпунов сказал:

— Князь Василий, сведано, что ты подбиваешь стрельцов, чтоб они вернули тебя на царство. Дабы кончить с твоей жадностью к царствованию на погибель русским людям, пришли мы совершать твой постриг в монахи. Монахи — царями не бывают!

Супруга Шуйского, Мария Петровна заголосила:

— О, свете мой супруг прекрасный, самодержец всея Руси, како ты терпишь посрамление от своих рабов? О, милый мой государь и великий княже, останови безумных московских людей!

— Останови ты свои причитания, княгиня, а вовсе уже не царица! — прикрикнул на нее Захар. — Мы открываем твоему супругу путь к спасению! Ему до смертного часа всех своих грехов не замолить. И ты молись!

Царицу подхватили под руки и вывели из горницы.

Шуйский обрел дар речи.

— Люди московские, что худого я вам сделал? Какую учинил обиду? Я оставил царство, как вы того хотели. За что на меня гонения?

— Судить тебя, князь Василий,  ныне нам не досуг! — ответил Захар. — Ты судил неправедно, судить тебя будут праведно. Гоним мы тебя за то, что сел царем не рожденным царствовать. Гоним мы тебя за то, что с твоего волеизъявления твоя невестка Екатерина, Малюты Скуратова дочь, отравила нашу надёжу Михайлу Скопина. Не поднесла бы она ему отравы, не стоял бы ныне Вор под Москвой, и король утекал бы в свое государство, поджав облезлый хвост. Мы тебя гоним, чтоб не погубил до корня русских людей, а, чтоб и в мыслях не держал вернуться на царство, прими постриг!

— Этому не быть! Нет на то моего согласия!

— Видим, что нет! Твоей воли нет, а есть наша воля!

Захар схватил Шуйского за руки, сжал их так, что слезы брызнули из глаз вчерашнего царя. Приблизились иеромонахи свершить постриг. Шуйский отплевывался, рот ему завязали платком.

Постригаемый должен был произнести слова обещания при пострижении в монашеский чин. Произнес за него все нужные слова князь Туренин. Совершили обряд. Содрали с бывшего царя его царские одежды, облачили в иноческое платье, выволокли на крыльцо, усадили в крытый каптаун и отвезли в Чудов монастырь в келью под крепкими засовами.

В города разослали грамоты с повещением, что царь Василий Иванович Шуйский сведен с царства, а власть до избрания нового царя вручена общим народным мнением семи боярам: Федору Ивановичу Мстиславскому, Ивану Михайловичу  Воротынскому, Андрею Васильевичу Голицыну, Ивану Никитичу Романову, Федору Ивановичу Шереметеву и Борису Михайловичу Лыкову.

Филарет, потеряв сан тушинского патриарха, остался митрополитом. В числе семи бояр, в «седьмиборящине», у него двое своих: брат Иван Никитич и Федор Иванович Шереметев. Митрополит получил голос в обустройстве царства.

Василий Голицын претендовал на престол. Дабы не связывать себя, в «седьмочисленные» бояре провел своего брата Андрея.

Федор Иванович Мстиславский ни сам не искал царского венца, но и другим такого права дать не хотел. По происхождению Гедеминович, литовского королевского дома, он тянул к полякам и выдвигал претендентом на московский престол Владислава, сына Сигизмунда, но про себя, в тайне держал намерение отдать трон Сигизмунду.

А тут вдруг объявился еще один неожиданный претендент на царский престол. Из Коломенского пришло удивительное известие. Ян-Петр Сапега, переиначив свое имя, назвался царем Иваном Павловичем. Приняли бы это известие за дурную шутку, да подоспело разъяснение, что Сапега высватывает царицу Московскую Марину, чтобы, став ее супругом, сесть на московский трон.

Мстиславский, хотя и был тих, и не честолюбив, но и хитер. Он сразу увидел возможность столкнуть короля с Яном Сапегой и тем обезопасить Москву от Вора.

Жолкевский , получив известие, что царь Василий Шуйский сведен с престола, не медля двинулся к Москве и 23-го июля раскинул лагерь под Москвой на речке Сетунь. До Москвы — рукой подать.

Москва в кольце. С одной стороны Ян Сапега и воровские люди, с другой — королевское войско.

Из двух зол выбирают меньшее. Призвать короля для Мстиславского вовсе не зло, пришлось и его сотоварищам по «седьмибоярщине» склониться к приглашению на царство короля, а не королевича Владислава.

В стане Вора свой разлад. Заруцкий, зная о домогательствах Сапеги сесть на Московское царство, делал вид, что сему не препятствует. Об их отношениях с Мариной пока никто не знал и не брал в догад. Заруцкий считал, что без помощи воинства Яна Сапеги в Москву не войти, но и, очертя голову, не спешил, ибо знал, что нрав польского находника переменчив. От имени казаков выставил условие, что пойдет на приступ вслед за воинством Яна Сапеги.

Москва звала, Москва завораживала, но и внушала польскому находнику необъяснимый страх. Он колебался. Пока пребывал в колебаниях, время ворожило не на него, не на Богданку, не на Марину, ворожило оно гетману Жолкевскому.

5-го августа на Девичьем поле под Девичьем монастырем, последним прибежище Ирины Годуновой, где московский люд в недалеком прошлом умолял Бориса Годунова принять царство, стеклось множество народа и выстроились польские конные хоругви.