— Иду, — ответил Любченко.

…Намерение Алексея бросить возню с автоматом Вася одобрил сразу и пообещал, что на рыбалку поедет в любое время. Однако вот уже второй раз он изменил своему обещанию. Сегодня Алексей опять отдыхал один. А Вася тайком от друга закончил полную переборку автомата, у которого наново притер золотник: все Васины подозрения сбегались именно на этой капризной детали. Вася решил, что ночью, когда ничего не подозревающий Алексей торчит со своими удочками в смоленой сысоевской плоскодонке где-то в заливе, время для пробы автомата самое спокойное.

Любченко отправился в цех. Таня пошла за ним.

На столе карусельного фрезера лежало какое-то хитроумное устройство. Таня склонилась над ним и внимательно стала разглядывать. Потом выпрямилась и сказала:

— Автоматический переключатель пневматики?

— Пять с плюсом! — крикнул Вася и добавил: — Пять — вам, плюс — товарищу Василию Трефелову. — Он снял еще не привинченную головку, вынул золотник И, повертев его перед глазами Тани, пояснил: — Залог пбеды — ясно? В общем, «ура! Мы ломим; гнутся шведы…»

― Эй ты, швед! Чего колдуешь? — раздался у него спиной голос Алексея.

Вася, Таня, Любченко — все обернулись. Алексей стоял рядом. В плаще, в широкополой своей рыбацкой шляпе. Рядом у стены составлены были его удочки.

Алексей даже сам не понимал, как получилось, что он вернулся, не дожидаясь утра. Может, потому, что клевало неважно, а может… Да, наверно, именно потому, что еще когда ехал к заливу, думал о том, что Таня сегодня ночью придет в цех и что было бы хорошо увидеть ее там в нерабочей обстановке, поговорить, а может случиться, и помочь чем-нибудь. Мало ли… Рыбачил он в заливе недолго. Свернул снасти и погнал свою плоскодонку назад….

— Чего колдуешь, говорю? — повторил он и взял из рук Васи золотник. — Притирал, дурень? Надул, в общем. Ну и свинья же ты. Уноси все обратно. Я тебе что говорил? Автомат — к чертям! Ясен вопрос? Пускай валяется, раз уж толку нет. Уволакивай отсюда.

— А почему не попробовать? — спросила Таня. — Я, кстати, тоже собралась помогать.

— Пачкаться-то? — усмехнулся Алексей.

— Ну и что ж? А если мне самой интересно? — Таня обернулась к Васе. — Давайте-ка поставим.

Алексей собрался было что-то сказать, возразить даже, но Таня уже рылась в ящике с инструментом. Косынка ее немного сбилась, из-под нее виднелись уложенные в два ряда светлые косы и белый воротничок блузки под черным халатом…

Если бы Таня оглянулась, она увидела бы, что Алексей улыбается, улыбается тепло, даже ласково. Но она не оборачивалась…

Алексей только покачал головой и, сбросив шляпу с накомарником, начал стягивать с себя плащ. А Вася обалдело глядел, как та самая девушка, которую он когда-то принял за корреспондента и уж, конечно, в душе считал белоручкой, орудует гаечным ключом с ловкостью бывалого слесаря.

5

Станок заворчал, затрясся, набирая обороты, загудел ровно и радостно, как будто говорил: «Ну, товарищи, я готов! Давайте пробуйте, посмотрим, что вы там напридумывали!»

Алексей проверил крепление шлангов, уложил в гнезда копировальных шаблонов пробные бруски, включил ход стола.

Сердце колотилось учащенно и тревожно: «Выйдет ли на этот раз?»

Переходя в рабочую зону, щелкали один за другим включавшиеся прижимы. Фреза врезалась в первый брусок. С шелестом полетела стружка. Хорошо! Второй брусок… третий… Р-раз! Сухой треск, похожий на выстрел, и брусок со свистом вылетел на середину цеха.

— Вот они, твои «шведы», — махнув рукой, сказал Алексей Васе. Он остановил станок. — Выключай компрессор!

Вася мгновенно выполнил приказание. Таня принесла брусок, только что выброшенный фрезой, и внимательно разглядывала его.

— Алексей Иванович, скажите, во время прежних опытов бруски тоже вылетали?

— Еще как! — вставил Вася и присвистнул.

— Вы их не осматривали? Не сравнивали между собой?

— Нет. К чему это? — сказал Алексей.

— К чему?.. А что, разве вылетают все подряд?

— Да нет… не все.

— А какие чаще, широкие или узкие?

— Кажется, широкие, — помедлив, неуверенно ответил Алексей. — Только на что это вам, не пойму?

― На что? А вот посмотрите на этот брусок. Видите, он с пороком, который называется…

― Крень, — подсказал Любченко, внимательно слушавший Таню.

― Правильно! А если крень сплошная, то кремнина. Смотрите, какая твердая и плотная здесь древесина! — Глаза у Тани заблестели, она стала волноваться; так бывало всегда, когда она увлекалась чем-нибудь, когда ее ждала какая-то находка. — А что если подобрать сплошь точно такие детали, выбросило бы их все до одной, как вы думаете?

― Сказать по правде, и в голову не приходило,— признался Алексей.

― Так ведь  можно подобрать, Татьяна Григорьевна, — предложил Любченко. — Я понял, к чему вы клоните!. Василий, ну-ка!..

Вдвоем с Васей они кинулись подбирать одинаковые бруски, притащили их Тане. Потом, пока она раскладывала их в гнездах шаблона, загородили досками то место за станком, куда фреза вышвыривала бруски. Включили станок…

Едва фреза дошла до середины первого бруска, раздался треск, сильный удар в дощатый заслон. Второй брусок… третий… четвертый… Один за другим они с разлету колотились о доски. Фреза выбросила все до одного. Таня выключила станок.

Лицо Алексея было по-прежнему хмуро.

— Нагрузка велика, что ли? — спросил он.

— Давление недостаточно, — ответила Таня. Она подняла с полу обрезок березовой фанеры и тут же, как на листке блокнота, стала выписывать на фанерке какие-то формулы, потом достала из карманчика халата маленькую логарифмическую линейку и начала что-то подсчитывать…

Вася, приоткрыв рот и надвинув на глаза кепку, с любопытством наблюдал из-за Алексеевой спины за тем, что делает Таня. Умение владеть линейкой представлялось ему вершиной математического таланта.

Таня кончила расчет, записала несколько цифр, проверила еще раз, убрала линейку.

— Вот смотрите, — сказала она, подчеркивая карандашом цифру. — Усилие резания получается на самый пустяк меньше, чем давление прижимов. Мягкое дерево режется легко — и прижимы с грехом пополам держат, а попадается чуть потверже, ну вот как это, с кренью… — Таня подняла злополучный брусок и протянула его Алексею. — Вот… Понимаете? Только это не все. Вы заметили, когда, в какой момент вылетают бруски? Как раз когда включается соседний прижим. Значит, как раз в это время в воздушных цилиндрах остальных прижимов давление падает. Видимо, воздух, когда проходит по каналу золотника, дросселируется… Понимаете, Алексей Иванович?

— Понимаю-понимаю, — поспешно подтвердил Алексей, — теряет давление, значит… Ну дальше-то что? Почему дросселируется?

— Думаю, диаметр канала маловат…

— Тогда, выходит, высверлить побольше, и… — сказал Любченко.

— Я думаю, да, — ответила Таня.

Алексей энергично скреб подбородок.

— Ура! Ура! Согнутся шведы!.. — заголосил Вася, хлопнув с размаху Алексея по плечу. — Алеш, пойдем сверлить. А? — И он снова, теперь уже посильней, хлопнул его по плечу. — Уж близок, близок миг победы!

— Да постой ты со своими «шведами», — одернул его Алексей. — Дай сообразить. — Несколько минут он стоял в раздумье. Наконец шагнул к Тане, протянул руку.

— Спасибо, Татьяна Григорьевна… Большущее! — Он крепко стиснул тонкие пальцы Тани, так, что, показалось, даже хрустнули. Спохватился и, выпустив руку, виновато повторил: — От души спасибо!

Он все еще чувствовал тепло ее пальцев на своей ладони.

— Я ведь тут совершенно ни при чем, это науке спасибо говорите, — ответила Таня, улыбнувшись. — Да и секрет, возможно, не в том. Разбирайте, и посмотрим. Хорошо?

Алексей молчал и все не мог оторвать взгляда от Таниного лица. А ее неожиданно охватило необыкновенное чувство хорошей, веселой радости. Эта радость начиналась где-то там, в глубине Алексеевых глаз, в которых светилась искренняя человеческая благодарность. А может быть… даже нечто большее, чем благодарность… И Таня улыбнулась снова. Может, не Алексею даже улыбнулась, а вот этой необыкновенной своей радости.