Второго моего подшефного Алексея Алексеевича призвали уже в 45 году, и его воспоминания совсем другие, но не менее интересные:

«Сразу после войны Германию разделили на зоны, а рынок общий. Мотоциклов было много. Эх, любили мы погонять на них! Да бензина у нас не было. А у американцев – хорошие ребята! – был. Но у них спирта не было. Им не разрешали. А у нас полно – нам можно. Остановишь любого американца, хоть белый, хоть черный – без разницы – он нальет тебе полный бак, а ты ему спирта. Хорошие ребята! Любили и выпить, и вообще!.. Но им не разрешали. А они все равно любили. Как, бывало, скооперируешься – на мотоциклах, с бензином, со спиртом... Хорошо! Победа! Гитлер капут! Все друзья!»

Алексей Алексеевич отличный мужик, специалист по авиавооружению. Раньше тоже был наставником – в качестве военного специалиста в Сирии, Иране, Ираке и других странах. Мы над ними шефствовали тогда. Но тоже, не очень получалось.

«Иран-Ирак друг с другом воюют, – возмущался Алексей Алексеевич, – а толку никокого! Сколько я сил положил, чтоб их научить!

Они и дома как пирамиды строят – раствор на голову и несут по мосткам один за другим. Кто закачался – надсмотрщик резиновой палкой – рра-аз! И полетел! Аллах дал – Аллах взял.

И самолеты так же. Разобьется самолет – надо же посмотреть почему, обследовать, выяснить причину, а они не пускают! „Воля Аллаха!“».

Сдружились мои подшефные – не разлей вода! Полчаса подружат – оба краснощекие, улыбаются, и службу несут с хорошим настроением.

– Ты не волнуйся! Все у нас хорошо! – успокаивают.

– И давно прихорошели?

– Я по этому пути, – Алексеич философски вздохнул и кивнул на пустую уже бутылку, – с 73-го года пошел. И с тех пор не сворачиваю.

Но самая яркая личность в нашей команде, а может, и во всем министерстве, это Эдик. Так получилось, что он родился в церкви, что наложило на него неизгладимый отпечаток. Но осознал он это не сразу. А сначала, как все закончил школу, отслужил на Каспийском флоте, закончил университет и стал журналистом, но тут же понял, что это не серьезно и ушел в охранники, где стал на редкость целеустремленным и плодовитым писателем.

Мы с Борькой мастера на все руки – и заработать, и схимичить, и на доброе дело всегда готовы, как пионеры-тимуровцы – бабушке дров наколоть, козу подоить – никакой работы не боимся. А Эдик он только пишет: рассказ за рассказом, повесть за повестью, роман за романом. Он настолько самоотверженный и целеустремленный, что нам даже неловко перед ним за собственную несобранность и недостаточную преданность благородному делу отражения. Смотрим на него с недоумением и невольным уважением.

Всего в трех зданиях нашего министерства – постепенно оно разрослось – четыре поста. Самый главный – третий – где министр ходит. Он так и называется министерский. У министра все свое, отдельное: спецвход, спецлифт, спецбуфет, спецтранспорт... Когда министр входит или выходит, контролер-охранник обязан вскочить, руки по швам и глазами есть министра. Если язык от волнения не проглотил, а министр в хорошем настроении, то неплохо доложить, что на посту, мол, все в порядке. Это поощряется.

Эдик у нас солидного вида и тоже член КПСС. Прошел он испытательный срок, получил новую форму, и доверили ему министерский пост. Но, где бы ни был, Эдик зря время терять не станет – ему жизнь отражать надо.

Сидит он на посту и пишет новую повесть. Не простое это дело! Попишет-попишет, задумается, глядя в пространство. Опять попишет, снова думает. А тут как раз министр идет. Видит: колоритная фигура на посту – серьезный молодой человек в почти военной форме, с добротной русой бородой. Думает о чем-то серьезном. Остановился министр перед Эдиком и смотрит на него с интересом и удивлением – в первый раз увидел. А Эдик не вскакивает, руки по швам не ровняет и вообще на министра – ноль внимания. Министру неудобно, к тому же он не один. Тут же два помощника, один зам, два сотрудника мнутся, не знают, как им быть – улыбаться или хмурится, или сказать чего. А для чиновника это важно.

Напротив кабинетик начальства команды и там и.о. начальника караула Валентина Спиридоновна с ума сходит, а сделать ничего не может. Добросовествейший человек, на время отпуска начальника караула ей доверили его замещать, все шло хорошо – и вот на тебе!

Наконец Эдик заметил министра и задумчиво кивнул ему.

– Как Николай Второй! – уважительно отметил министр, покачал головой и пошел своей дорогой.

– Как вы могли, Эдуард!? Как вы могли?! – выскочила из кабинетика Валентина Спиридоновна, – Вы опозорили всю команду! Так нельзя работать! Вы обязаны встать, сказать, что все в порядке на вверенном вам посту! А вы даже не приподнялись. Вы, Эдуард, что не понимаете?! Вам объясняли! Это же министр!! Близкий родственник Главы нашего государства! Да если бы даже он был просто министром, все равно вы обязаны вскочить и доложить. Он стоит, смотрит на вас, а вы даже не реагируете! Вы хоть понимаете, что такое министр?!

На эту гневную тираду Эдик веско и спокойно отвечает:

– А что министр не человек?

Бедная Валентина Спиридоновна чуть в обморок ни упала. Доложила об этом вопиющем безобразии начальству, сказала, что с Эдиком работать не возможно, он не понимает элементарных вещей и, вообще, спал на лестнице головой вниз.

После этого случая я забрал его к себе в караул.

Когда он у нас появился, контролер мой Никаноровна аж ладонями всплеснула: «Эдик! Ой! А я тебя видела! Ну точно такой, как ты! – смотрит на него изумленными глазами, обходит вокруг, за китель трогает. – Точь в точь! Тоже с бородой... Копия! На Меховой стоит. Это от „Семеновской“ или от „Измайловской“ на 25-м троллейбусе. Там меховая фабрика. Точно такой, как ты стоит! Только каменный».

Женю сманил. Познакомились на одном из семинаров. Тоже пришла к нам контролером. Она пишет короткие рассказы и печатается в «МК». Рассказики, кстати, хорошие. Так постепенно в нашем карауле сформировалось собственное литературное объединение: три писателя и один читатель – Каролина Васильевна. Но ей больше нравятся эдиковы творения. Она так и говорит: «Когда читаешь эдиковы рассказы – все ясно и прямо представляешь этих людей, а ваши... – вздохнула и озабоченно головой повела. – Думать надо».

Каждое дежурство теперь мы по вечерам обсуждаем свои, в основном эдиковы, рассказы и повести, а также самые интересные книги, и журнальные публикации. К нам приходят знакомые и принимают участие в обсуждениях. Одним лито в столице стало больше. Стало больше попыток осмыслить и отразить эту странную реальность непонятного нам государства.

Тащут!

Без охраны нельзя, потому что народ только и смотрит, где бы чего утащить. Но Партия здесь не при чем. Надо отдать ей должное, Партия плохому не учит. Наоборот. «Моральный кодекс строителя коммунизма» наставляет на правильный образ жизни и хорошие поступки. Даже «Торжественная клятва юного пионера Советского Союза» тоже в целом дает правильную ориентацию. И вообще, Партия учит только хорошему.

А народ не слушается.

Еще одна серьезная проблема – призывы Партии дать бой несунам вступили в противоречие с ее же призывами к проявлению творческой инициативы. Народ это сразу подметил, и теперь стоит Партии сказать: «а», или даже «а, б, в, г, д», народ тут же норовит свое «ё, к, л, м, н» вставить. Так, например, очень правильное и мобилизующее обращение к рабочему на плакате у прорабской: «Ты здесь хозяин, а не гость!», вполне логично и даже в рифму заканчивается практичным: «Тащи со стройки каждый гвоздь!»

И утащили бы. Все бы растащили! Но на пути несунам везде надежно стоит охрана! Это мы люди в черных мундирах с зелеными петлицами – стражи границы государственной собственности. Нужные люди на нужном месте.

Поэтому побаиваются, и тащат с оглядкой.

Официальные обязанности контролера и начальника караула я освоил относительно быстро, но, оказалось, что это лишь вершина айсберга нашей непростой миссии. Людей надо знать! И с одними дружить, а других жучить. И вообще, как мне объяснили, работать надо со смыслом. Тогда жить станет лучше, веселей и даже мясо появится.