Но не смогло.

«Еще бы! Конечно! Конечно, не смогло!».

Глеб замер и прислушался. Несколько секунд было совершенно тихо, так, что можно было услышать собственное дыхание. И вдруг

Скрип-скрип-скрип быстрые шаги прямо над головой.

«Сейчас!».

Глеб мысленно потянулся вверх, сквозь перекрытия, в темноту комнаты третьего этажа, в которой двигалось что-то большое и страшное.

«Не бояться! Не бояться! Сейчас!».

Он ухватил это что-то и потянул к себе, вниз. Крышка сундука распахнулась, приветствуя нового пленника.

«Туда! Скорее, пока он не вырвался!».

С глухим металлическим лязгом крышка опустилась.

Тишина.

В доме тишина.

«Я перехитрил тебя! Я поймал тебя!».

Глеб почти заснул, когда со стороны лестницы вновь раздалось тихий звук.

Скрип.

Оно поднималось.

Скрип-скрип.

Теперь оно рядом с дверью в комнату. Глеб смотрел, как та медленно приоткрывается, словно в кошмарном сне. Снова возник сундук.

И опять стало тихо.

Аленка спала беспокойно: она без конца крутилась с бока на бок, смятое одеяло валялось на полу возле кровати. Тишина в комнате была настолько глубокой, что казалась вязкой. Ни единого звука не нарушало молчания, ни единого шороха. Тонкие волосы девочки покачивались, словно водоросли под водой, делая ее похожей на маленькую русалку. Казалось, они жили отдельно от нее, своей неведомой жизнью. Как маленькие змеи — переплетались и подрагивали в стоячем воздухе комнаты, слепо искали что-то и не могли найти. Во сне девочка приоткрыла рот, и на подбородке блестела тоненькая струйка слюны.

А за окном шелестел лес, покачивая темными верхушками деревьев. В неясном свете месяца по полю проносились смазанные тени, вспыхивали и тут же гасли крошечные огоньки. Туча закрыла лунный серп, и на несколько минут поле погрузилось в непроницаемую тьму.

Что-то стукнуло во входную дверь и сразу же отступило, испугавшись.

Глеб проснулся оттого, что замерз. Часы показывали без четверти семь утра. Он быстро оделся и, обхватив руками бока, подошел к окну. Небо закрывали тяжелые серые тучи. Они медленно ползли на юг непрерывной чередой, словно гигантское стадо фантастических животных.

«Наверное, будет дождь».

Умывшись, Глеб спустился на кухню и поставил чайник. Грея руки о его теплые бока, он лениво размышлял, какие новые беды принесет это утро. Сейчас в неподвижном спокойствии рассвета дом казался уютным, таким обыкновенным, а все их беды — просто дурным сном. И так хотелось поверить в это, но… там, за закрытой дверью, ведущей в комнаты первого этажа, скрывается червоточина. Яд, медленно убивающий их.

Глеб осторожно приоткрыл ее. Возле входа в Аленкину комнату на раскладушке спал дядя. Он лег не раздеваясь — в свитере и красном шарфе, вывернув голову под каким-то немыслимым углом. Глебу даже показалось, что дядя умер: синюшная кожа, грязные спутанные волосы, ни вздоха, ни движения. Он сходил за медицинской маской и, прижав ее к лицу, нагнулся над телом. В этот момент дядя шумно вздохнул и что-то пробормотал. Глеб отпрянул и стукнулся о дверной косяк.

— Ч-ч-черт! — выругался он шепотом.

Реакция на смерть, на их смерть — какая она будет? Не горе — нет. И не удивление. Глеб подумал, что правильно будет сказать — грусть. Он знал, что они умрут, и это просто дело времени. Раньше или позже. Кто-то из них будет первым, но нельзя точно сказать, кто. И какими они станут перед тем, как все закончится.

«Но пока они живы. И это хорошо. Действительно хорошо. На самом деле хорошо. Еще никто не умер».

Глеб налил себе чай и осторожно хлебнул.

Телевизор не работал — на экране мельтешил снег статики и больше ничего. Глеб последовательно перебрал все каналы и отложил пульт — завтракать пришлось в полной тишине и одиночестве. Важных дел не было — обед он приготовил еще вчера, а у домашних должно хватить сил, чтобы позаботиться о себе самостоятельно. Не было смысла оставаться в доме.

На улице оказалось холодно и тихо. Пахло сыростью. Солнце скрылось за плотным занавесом фиолетовых туч. Поле словно плыло в серебряной мгле промозглого утра. Глеб запахнул куртку и не спеша направился через пашню к ящикам с крестами. Он уже закончил большую часть круга — остался последний самый дальний сегмент. Один день работы.

Сегодня эта распаханная земля почему-то напомнила ему приграничную полосу безопасности. Всякий, кто проходит по ней, оставляет след, и этот след…

Глеб резко остановился, глядя перед собой. Впереди, в нескольких метрах от него, пашню покрывало множество отпечатков. Он осторожно подошел ближе и присел на корточки, внимательно их рассматривая. Следы напоминали собачьи, только гораздо крупнее. Их было множество, как будто целая стая носилась по полю, беспорядочно выделывая круги и виляя из стороны в сторону.

«Кто это мог сделать? Лисы? А может волки?».

Глеб вспомнил, как несколько дней назад столкнулся с лисой. Она выглядела недружелюбно.

«А если все-таки волки?».

Он поднялся на ноги и, крепко сжав лопату, стал внимательно осматривать поле. Ни одного живого существа в пределах видимости не оказалось. Глеб медленно пошел вперед, ступая осторожно, будто боялся, что шум его шагов привлечет хищников. По мере того, как он продвигался ближе к лесу, круги, образованные следами, становились все меньше и меньше, пока не превратились в широкую утоптанную дорогу, ведущую к дальнему краю поля.

С каждым новым шагом все отчетливее шевелился в груди страх. На ум приходил неприятный образ мыши, бегущей на запах прямо в расставленную мышеловку.

«А если это ловушка?».

Глеб пнул землю носком кроссовка и проследил, как комья разлетелись в разные стороны.

«Нет. Волки — не муравьи, они не могут так координировать свои действия… А вдруг могут? А вдруг ими управляет лес? Это звучит, как фантастика, но совсем не глупо. Лес, достаточно разумный для того, чтобы планировать свои действия и использовать для этого животных, как часть самого себя. В свете последних событий — это вполне возможно. Вполне».

Впереди вырос земляной холм высотой около полуметра. Он образовал большой неровный круг, будто там велись какие-то раскопки.

«Что могло понадобиться волкам под землей?».

Глеб узнал место. Это был тот самый центр, вокруг которого вились вчера птицы. Тогда он не решился пойти посмотреть, но, похоже, ему не оставляли выбора. Нечто — та сила, которая обосновалась на ферме, хочет, чтобы он увидел. И теперь это не просто намек — следы волков очень напоминали угрозу. Глеб не представлял, что ждет его впереди, ему было страшно, очень хотелось повернуться и уйти. Сделать вид, что ничего этого нет. Но уходить нельзя. Возможно, перед ним предупреждение о чем-то. Знак. Возможно, от этого может зависеть его жизнь.

До края насыпи осталось несколько шагов. Поверх нее можно было увидеть противоположный склон глубокой ямы. Земля вокруг оказалась плотной и утрамбованной множеством лап, топтавших ее несколько часов.

«Не меньше».

Глеб мысленно похвалил себя за то, что не стал ночевать вне дома. Встреча с подобным никак не входила в его планы. Он подошел к краю насыпи и посмотрел вниз.

Слова застряли у него в горле, закупорив его болезненным комком и лишив легкие воздуха. Глеб пошатнулся, и его повело вперед и вниз, прямо в яму. Он сильно оттолкнулся ногами и упал на спину. Бешено загребая руками холодную землю, ему удалось сесть. Сердце колотилось так, будто хотело выбраться наружу и бежать. Он шумно задышал через открытый рот.

«Черт! Вот черт!».

Со своего места он хорошо видел оба края ямы, воронкой уходящей на полтора метра вглубь. И тела.

Десятки тел в истлевших остатках одежды. Кости — темные, облепленные грязью и Бог знает чем еще. Они лежали слоями — одно на другом, вздымая кости рук в пасмурное небо. Всего в паре шагов большой скелет держал в объятиях маленький. Рот у ребенка был открыт, демонстрируя несколько молочных зубов. Мать прижимала к груди свое дитя, словно чудовищная мадонна, сошедшая с полотна сумасшедшего художника. Они выглядели целыми и какими-то чудовищно естественными, словно находились тут по праву, являясь частью этого места. Едва заметный ветер теребил выцветшие остатки волос. Это была какая-то жуткая братская могила.