– На работе должно быть чисто и уютно, как в казарме, – уверял он партнеров, потягивающих вместе с ним дорогой коньяк сразу после подписания деловых бумаг. – А возьми на работу бабу – она на другой же день тебе истерику закатит, всех вокруг одной сплетней повяжет, да еще сверху каким-нибудь предменструальным синдромом прихлопнет! Но со мной эти номера терпят полный провал, как на халтурном концерте. Я этих баб, – Пищик перекладывал бокал из правой руки в левую и, крепко сжав странно маленькую для мужчины ладонь в крепкий кулак, поднимал его в жесте «но пасаран!», – всех держу на коротком поводке и в строгом ошейнике! Всех!!! – И кулак опускался на стол, заставляя подпрыгивать и восхищенно звенеть соседние бокалы.

На мужских слушателей это производило впечатление, и в своем корпоративном кругу Анатолий Пищик считался грозным руководителем, не дающим спуску даже климактерическим и беременным сотрудницам. Но... сами сотрудницы прекрасно знали: припадки шефской строгости, что случались с Пищиком гораздо реже, чем это можно было вообразить, надо просто переждать. Совсем другое дело его брат Владилен. Его, в сущности, никто не любил за вздорный характер, гонор и полное отсутствие человечности по отношению к сотрудникам.

Но и Анатолий Пищик при желании мог быть очень даже противным.

– А-а-а, явилась, голуба моя, – желчно промолвил хозяин конторы, крутанувшись за столом, когда Рита вошла к нему в кабинет. В тот момент Пищик показался ей похожим на, в общем-то, добродушную в нормальной жизни, но в данный конкретный момент ужасно разозленную черепашку, бог весть как забравшуюся в руководящее кресло. – Почему изволили опоздать?

– Извините, Анатолий Гаврилович, непредвиденные обстоятельства.

– Ах, какое несчастье, – желчно заметил шеф. – А у нас тут, можете себе представить, рабочий день в разгаре, бухгалтерия вовсю калькулятором щелкает, жалованье вам начисляет, вот такое недоразумение, госпожа Малинкина! Впрочем, оставив в стороне вопросы соответствия вашей зарплаты вашим способностям, я вынужден сообщить вам со всей определенностью, что, если вы в течение ближайшей недели не возьмете себя в руки и не начнете работать как полагается, я, милая девушка, укажу вам на дверь!

– Я не понимаю...

– Еще одно совпадение! Я тоже ничего не понимаю! Я не понимаю, почему в делах, вверенных вашему попечению, царит такой первозданный хаос!

Дальше он разродился тирадой, в которой были перемешаны язвительные замечания с недвусмысленными угрозами увольнения. Рита стояла, полыхая пунцовыми щеками. Все перечисленные документы, которых не мог доискаться рассвирепевший шеф, были готовы, отпечатаны, оформлены должным образом, но в неразобранном виде лежали у нее на столе. Если бы не сегодняшнее опоздание из-за пробки на Кутузовском, то к началу рабочего дня она обязательно успела бы разложить бумажки по нужным папочкам. Она всегда старалась быть в делах такой аккуратной!

Сейчас же ей оставалось только молчать. Оправдываться – глупо. Расплакаться – смешно...

Тем более что Пищик был не один. В дальнем углу огромного, отделанного в модном сейчас «сталинском» стиле кабинета боковым зрением Малинкина увидела чей-то силуэт. Высокий стройный мужчина сидел на гостевом диване, положив ногу на ногу, и равнодушно следил за тем, как директор песочит очередную бестолковую сотрудницу.

Пятясь к двери, Рита торопливо говорила:

– Через полчаса все будет в порядке, Анатолий Гаврилович! Если вы меня сейчас отпустите, то даже через пятнадцать минут, честное слово!

– Десять минут! – взвизгнул начальник. – Ровно десять минут – и или бумаги на стол, или можете укладывать свои вещи в коробочку! Мне в конторе разгильдяйки не нужны! Время пошло! – пухлая рука изо всех сил треснула по полированному краю столешницы, и Анатолий Пищик, охнув, стал трясти всеми пятью ушибленными пальцами.

Распалив сам себя до критической температуры, он теперь сидел красный, тяжело дышал.

Рита развернулась и бегом бросилась из приемной.

– Что там было, а, Рит? – спросили ее девочки из секретариата. – Чего он так орал-то на тебя, а?

– Да убить его мало, толстого козла! – сквозь зубы процедила Малинкина. – Так бы сама взяла и выкинула в окошко!

– Ну да, а мы бы потом передачу тебе таскали!

– А я бы так сделала, что никто бы не нашел!

В десять минут она уложилась – сортировка не слишком толстой пачки документов занимает немного времени. Подхватив со стола разноцветные папки с надписями на корешочках, кинулась обратно. И, не заметив, что каблук ее туфли зацепился за край коврового покрытия, рванула на себя тяжеленную дверь.

Дверь поддалась легко, сразу, но Малинкина, не удержав равновесия, в кабинет шефа не вошла, а в буквальном смысле влетела – головой вперед, инстинктивно вытянув руки, обронив все до одной папки, из которых весело вытряхнулись и разъехались по полу те самые, востребованные начальником бумаги. Что-то треснуло, чем-то хрустнуло, где-то разорвалось... Еще не вставая с пола, Рита почувствовала, как по колготкам вниз с легкой щекоткой поползла проклятая стрелка. И, кажется, у туфли отвалился каблук!

С трудом удерживаясь от того, чтобы не разреветься от злости и досады, Рита поднялась на ноги. И только потом заметила, что в кабинете, кроме нее, никого нет!

Генеральный директор покинул рабочее место совсем недавно, может быть, за несколько секунд до того, как к нему ворвалась Рита. Его крутящееся кресло еще продолжало покачиваться из стороны в сторону, будто хозяин только что встал с него. В массивной мраморной пепельнице догорала палочка сигары...

– Анатолий Гаврилович!

Нет ответа.

Малинкина оглянулась по сторонам. Никого! И незнакомец, что сидел в углу, тоже исчез!

Ничего не понимая (ведь бумаги директор потребовал в срочном порядке!), Рита вышла из кабинета и постучалась в соседнюю дверь – к Владилену Пищику. Ей не ответили; тогда, чувствуя нарастающее волнение, девушка шагнула за порог, не спрашивая разрешения.

Владилен Гаврилович сидел за своим рабочим столом, вцепившись обеими руками в волосы и с выражением сильной задумчивости на лице.

У него был необычный стол – плоский и широкий, с небольшими бортиками по краям, где обычно строились всякого рода макеты и рассматривались чертежи. Сейчас на нем были свалены тюки материи. Именно тюки – такие, какие лежат на полках магазинов «Ткани». Эти штуки материи, как знал весь секретариат, полчаса назад трое рабочих занесли в кабинет директора Модной недели. Анатолий Пищик сам отбирал материал, наиболее подходящий для драпировки атриума и проходов на подиумы, и делал это по-современному: не просто листая альбомы с образчиками ткани, а полностью, добросовестно, на ощупь и на глаз оценивая материю, набрасывая ее на стол и кресла, отступая на несколько шагов и прищуриваясь.

– Что тебе? – резко и неприязненно спросил Владилен, поднимая на Риту красные от усталости глаза.

Она объяснила, что ищет директора.

– Здесь его нет. Выйди и в следующий раз изволь стучать, когда входишь в кабинет начальства!

Ничего не понимающая Рита извинилась и закрыла за собою дверь. Она была в полной растерянности. Куда мог деться Анатолий Пищик, если его нет в обоих кабинетах? Проскочить незаметно через приемную он еще мог, потому что секретаря на место убитой Светы еще не нашли, но вот неслышно и невидимо прошмыгнуть мимо десяти девочек из секретариата – нет! Это было совершенно исключено. Спрятаться где-нибудь в шкафу или под столом? Тоже невозможно. Да и зачем, если он сам приказал ей в срочном порядке доставить важные документы?!

И потом – куда делся тот, другой, что сидел в кабинете?

– Ваше начальство, оба этих Пищика, Анатолий и Владилен, если я правильно поняла, – родные братья? – прервала я Риту. – И даже более того, братья-близнецы?

– Я понимаю, что вы имеете в виду, – кивнула она. – Но это исключено. Владилен никак не мог выдать себя за Анатолия и наоборот. Пищики, конечно, были похожи, но ровно настолько, чтобы сразу было понятно: они братья. Ну как бывает – общность черт лица, фигуры похожи, рост. Но спутать их было нельзя. Строго говоря, они были не близнецами, а двойняшками, а двойняшки не всегда получаются на одно лицо. У Анатолия лицо полнее, и весь он как-то более крепко сбитый, чем Владилен. Да и цвет волос разный, хотя и не совсем от природы. Старший Пищик носил русую шевелюру, младший – соломенного цвета, для чего волосы специально осветлялись в парикмахерской. Нет, их не спутаешь.