– Я хочу в туалет, – скорбно сказал он минут через пять. Эти пять минут мы трое провели в полном молчании.

Усмехнувшись, Игорь наклонился над Альбертом и помог ему встать. Дизайнер на ногах держался с большим трудом, Игорю пришлось пропустить руку через его подмышки и поддерживать Альберта, словно раненого бойца.

– Женя, я его доведу. А ты иди.

Я удивилась:

– Куда же?

– Найди Аню, пожалуйста. Ирина за нее особенно беспокоилась – наша Анечка иногда бывает такая оторва, за ней нужен глаз да глаз. Я еще ей не звонил, зашел сюда и сразу вот, – он встряхнул повисшего на нем Альберта. Позвони, найди и приведи к машине. Там и встретимся. Наш микроавтобус на стоянке. Не забудь запереть все здесь как следует.

Больше ничего не добавив и ни разу на меня не оглянувшись, Игорь потащил Альберта из павильона. Парень помогал ему, хоть и с трудом, но все же переставляя ноги. Все тверже и тверже.

Проводив их взглядом, я повернулась к раскрытым сундукам и кофрам. Кое-что из коллекции «Кассиопеи» Альберт уже успел развесить-разложить или пристроить на манекены, но большая часть вещей осталась нетронутой. Эх, если бы тут была Ирина – она бы с первого взгляда определила, все ли в порядке! Я же могла только осмотреть коллекцию в поисках изъянов или повреждений: кажется, вандалы к ней не прикоснулись. Ничего не прожгли, не изрезали, все пуговицы на месте, и Светкины вышивки ласкают руки, и замысловато расшитые стразами и блестками ткани мерцают в полумраке павильона.

Немного успокоившись на этот счет, я достала из кармана записную книжку. Еще в аэропорту Ирина дала мне распечатку с мобильными номерами всей нашей группы, теперь этот сложенный вчетверо листок был вложен в мой блокнот. Анечкин телефон был записан в нем последним.

Она отозвалась только через семь или восемь гудков.

– Да! – В трубке слышались чьи-то веселые голоса, разухабистая музыка, хохот и еще множество звуков. – Алеу, говорите, кто эта?

– Эй, ты где?

– А ты кто?

– Я Женя.

– Какая еще Женя?! А! Женя! Служитель Мавзолея! Знаешь что, Женя?! Иди ты на...!

Не успела я опомниться от такого неожиданного и непревзойденного хамства, как Анечка бросила трубку. Противная девчонка! Только твоих вывертов нам всем сейчас и не хватает!

– Аня! – сдерживая себя, строго сказала я, когда снова дозвонилась до Моховой. – Немедленно сообщи мне, где ты находишься!

– Женя, иди ты знаешь куда?! – снова сказала она в той же интонации.

– Мои возможные маршруты мы обсудим с тобой как-нибудь попозже! Немедленно говори мне, где ты есть, если не хочешь, чтобы Ирина Михайловна сняла тебя с показа и первым же самолетом отправила обратно в Тарасов!

– Сперва ты меня найди, тетенька! – визгливо крикнула Анька, захохотала и снова отключилась.

Ну погоди же! Во время второго нашего разговора я успела нажать на кнопку встроенного в мой мобильник диктофона и теперь несколько раз пропустила запись, вслушиваясь не столько в Анечкин голос, сколько в «фон» – музыку и посторонние звуки. Судя по всему, там застолье. Я явственно слышала звон бокалов, кто-то возбужденно переговаривался, кто-то пытался подпевать.

Что ж, будем искать.

Я закрыла павильон «Кассиопеи» ключом, который был мне вручен Ириной как хранителю коллекции, опустила ключ во внутренний карман и двинулась на поиски малолетки.

В первую очередь подошла к охране – все тот же скучающий верзила, повозившись с компьютером, сообщил мне, что Анна Мохова, которой сегодня был выдан магнитный пропуск, за пределы Гостиного Двора не выходила.

Что ж, будем искать в самом здании.

Не так уж это оказалось сложно. В первую очередь потому, что я узнала музыку – Анечка хамила мне под мелодию Майкла Галассо к фильму Вонга Кар-Вая «Любовное настроение». Это один из моих любимых фильмов, и именно этот мотив я чаще всего напеваю, когда моюсь в душе. Сейчас он доносился – правда, еле слышно – из-за огороженных черными полотнищами проемов в атриуме, там, где, как сказала сегодня Ирина, располагались гримерки для моделей, которым предстоит выходить на подиум.

Я прошла внутрь.

Откровенно говоря, гримерками эти разделенные пластиковыми перегородками клетушки являлись только с оч-чень большой натяжкой. Заглянув в одну, я увидела там гренадерского роста и свирепого вида девицу, ожесточенно щипавшую себе брови пинцетом, больше похожим на страшный хирургический инструмент; в другой на меня через плечо злобно посмотрела голая девушка, прикладывающая к себе подвенечный наряд; в третьем я застала целующуюся парочку.

И наконец в четвертом – ту, кого искала...

Румяная от непомерного количества выпитого, с нездорово блестящими глазами, с разметавшимися по спине пепельными волосами, Анечка сидела на коленях у какого-то типа с большой красной мордой и, хохоча, отбивалась от его попыток расстегнуть на ней блузку. В руках у Моховой был бокал с шампанским, пенистая жидкость выплескивалась на ее грудь и брюки мордатого.

А рядом сидели еще двое. Один, жлобской наружности, открывал еще одну бутылку с шампанским, чтобы подлить девчонке в бокал, второй – бородатый – то и дело нацеливал на Анечку огромный объектив фотоаппарата. По его одновременно алчному и азартному лицу было видно, что это самый мерзостный тип из всех фотографов: корреспондент какой-то желтой газеты! Завтра же на подлых страницах этого издания появятся фотографии пьяной пятнадцатилетней модели с бесстыдно торчащими из распахнутой блузки прелестями!

– Ой, кто-о это к нам пришел? – нарочито сюсюкая, обернулся в мою сторону тот, кто держал Аню на коленях.

– Еще одна птичка на огонек прилетела! Птичка, поклюешь с нами шампусика? – гостеприимно предложил второй мордатый.

– Это не птичка! – пьяно выкрикнула Аня и икнула, на миг прикрыв напомаженный ротик ладошкой. – Это всего-навсего наша Женька. Ее хозяйка наняла, чтобы нас того... охранять...

– От кого охранять, лапушка?

– От посягательств, – с трудом выговорила Аня и захохотала, взболтнув ногами. Ее почему-то очень насмешило это слово.

– Тихо, тихо, не упади! – попридержал ее мордатый. И обернулся ко мне: – Женя... тебя правда зовут Женя, цыпа? Женечка желает выпить?

– Женечка желает забрать от вас несовершеннолетнюю девицу и уйти, – ответила я.

– Женя будет весьма огорчена, но у нее ничего не получится. Анечка сейчас поедет с нами. Мы договорились, что эту ночь она проведет в чудном особняке с мраморными колоннами, с баней и сауной.

– ...и с бассейном, – напомнила Аня.

Я решила больше не тратить время на препирательства.

– Вставай! – сказала я непутевому ребенку и потянула, взяв за руку. – Немедленно поднимайся, и идем!

– Женя, но ведь я, кажется, ясно выразился...

Перед тем как заговорить, мордатый одной рукой прижал к себе Аню, а другой недвусмысленно сжал горлышко бутылки с шампанским. Фотограф оживленно сделал несколько шагов в направлении двери и защелкал аппаратом, стараясь не пропустить ни одной подробности предстоящего скандала.

Я отступила на шаг и прикинула: помещение, огороженное легкими пластиковыми стенками, было не больше десяти метров, настоящий бой здесь не устроишь, и это мне только на руку. Мордатый смотрел на меня насмешливо и руку с бутылки убрал – он, очевидно, не хотел видеть во мне настоящего противника.

– Борюсик, ты поосторожнее, – предостерегла его Аня, которая явно забавлялась ситуацией. – Женька может так отметелить – мало не покажется! Она специально драться училась!

– Аня! Я жду. Скажи дядям «спасибо», и пойдем домой.

– Иди на... – счастливо перебила меня Аня. – Я остаюсь здесь, с Борюсиком. Он не просто так, он обещал мне контракт с заграничным агентством устроить, понятно? У него в особняке под Парижем сам Ив Сен-Лоран бывает! Он мне рассказывал! Понятно?

– Ну, еще бы. Не только понятно, но и не удивительно. Если, конечно, его особняк – это лечебница для душевнобольных!

Я нарочно пошла на конфликт, будучи уверена, что для борьбы в узком пространстве у меня гораздо больше преимуществ, чем у неповоротливого противника. И потом – исподволь готовясь к драке, я специально «заводила» неприятеля. Ярость слепит глаза, что тоже не сыграет ему на руку, да и выпитый алкоголь снизит реакцию.