Увеличение численности амазонок в первую очередь должно было повысить качество управления княжеством. Увеличивать боевые отряды Паук не планировал — его вполне устраивали семь прайдов в 28 тысяч клинков. А повысить их боеспособность и агрессивность он был совсем не прочь. Фактически Игорь Шестой просто отменял реформу своего отца.
Но за время правления Строителя и в начале княжения Паука амазонки худо-бедно приспособились к ситуации. И вновь приходящие девушки уже не являлись абсолютно необходимыми. Как следствие, их оказалось возможным использовать для решения иных задач. Так спустя 130 лет возродилась тяжелая пехота амазонок (в первый раз проявившая себя на Куликовском поле). Формирование и слаживание легионов началось в 1509 году (еще до появления молодого княжича), но именно с ним связана активизация этого процесса в 1511 году. Тогда же легионы стали целенаправленно готовиться к штурмам укреплений (которые подозрительно походили на укрепления Смоленска, Чернигова, Киева, Новгорода-Северского, Брянска, Гомеля, Путивля и Курска).
Основной удачей Сестрорецкого князя в рамках подготовки к войне с Литвой стало то, что он смог скрыть обучение крупной армии амазонок, причем не только от Сигизмунда, но и от Василия Московского. Все знали, что с 1494 года в Фермоскире находится очень много детей и то что её покидало незначительное количество выпускниц осталось незамеченным. Просто такова была специфика закрытого города, в котором каждый мужчина моментально оказывался в центре внимания и выявлялся.
Иные способы разведки тоже не сработали. Поток вооружения в неё резко увеличился в 1506 году, а потом оставался на неизменном уровне. В самом Сестрорецке о формировании войск знало не более 5 человек.
В целом, армия Сестрорецкого княжества во второй раз в своей истории выходила на максимум своей силы (первый раз это случилось в правление Игоря Третьего). При этом она во многом стала сильнее, но и сила соседей тоже выросла.
Так, московские вооруженные силы повысили свою боеспособность в намного большей степени. Их опорой ("становым хребтом") была поместная конница уже выросшая до пятнадцати тысяч бойцов с примерно таким же числом холопов. На самом деле численность этого войска не менялась в течение всей истории Руси — происходили только внутренние подвижки (ранее дворяне выделялись из числа дружинников, позже в процессе уменьшения поместий снижалось число холопов, но росло число собственно помещиков). Все те же 30–40 тысяч воинов оставались главной силой русского войска. Поместную конницу дополняли многочисленные отряды союзных кочевников, а при необходимости (во время войны или при подготовке к ней) нанимались казаки (которыми в тот момент называли всех людей не несущих "тягла", т. е. не отнесенных ни к какому сословию). Удельные армии постепенно утрачивали свое значение, их состав все больше сливался с дворянами. В целом, московское войско в начале 15го века было высокопрофессионально и явно доминировало в Восточной Европе. При этом в нескольких предыдущих войнах оно, в силу достаточно специфической тактики, несло крайне малые потери. Вся конница старательно избегала упорных рубок "грудь в грудь", предпочитая долгие перестрелки из лука (при заведомо малых потерях с обеих сторон). В результате москвичи как правило побеждали, т. к. татары просто предпочитали отступить, а литовцы не выдерживали и бросались в атаку, которую москвичи успешно встречали (поскольку ни в вооружении, ни в подготовке они в ближнем бою не уступали). Единственным минусом этой армии была нехватка пехоты.
В то же время языческая армия, основой которой были прайды амазонок, была лишена возможности действовать подобным образом. Основной причиной этого стал давний отказ от луков, а арбалеты в долгих перестрелках были малоэффективны. Конечно, амазонки пытались компенсировать этот минус за счет лучшей организации, но в долгих боях (излюбленных московитами) они были обречены. Поэтому все столкновения с их участием были крайне стремительными. Даже в длительных боях, случавшихся на юге, основную часть времени сражались (перестреливались) южные ополчения (рязанские, верховские и татарские), а амазонки использовались только для неожиданных таранных ударов. В этом они не знали себе равных — стремительно перестраиваясь, внезапно уходя в сторону в последний момент, рассыпаясь на вроде бы хаотичных отдельных всадниц или мгновенно сбивая предельно плотный клин.
Противник почти никогда не мог угадать — последует ли арбалетный залп в упор или удар копьями (рано или поздно удар наносился, но какой из отрядов на него пойдет лидеры амазонок решали в последний момент, зачастую уже в бою).
Некоторой компенсацией слабости в дистанционном бою служило наличие пехоты, причем многочисленной и разнообразной. Наиболее многочисленной её частью традиционно являлись наемники, приходившие со своим вооружением. В принципе они были аналогом московских казаков, но представляли собой более крупную и монолитную корпорацию (на тот момент). Общая их численность уже значительно превысила десять тысяч, но для войны князь нанимал не более пяти из них (остальные сидели на долгосрочных контрактах у купцов или были вне закона). Им платили, и платили хорошо, но именно поэтому — особо не берегли.
Опорой сестрорецкой пехоты в этот период стали вновь появившиеся ополчения амазонок. Это произошло непреднамеренно и незаметно для многих. Фактически только второй сын Паука осознал этот процесс и принял в нем самое активное участие. Конечно, вооружение легионов для 16го века было уже архаичным (щиты, шлемы с гребнями, короткие мечи), но их подготовка… Снова сказывалось их длительное групповое обучение.
Вернувшиеся под контроль светских властей храмовые дружины были намного более опасны. Опасны для всех. Эти отряды, состоявшие из прекрасно подготовленных фанатиков, могли в любой момент выйти из под контроля… Устроить совершенно ненужную резню, покинуть действующую армию, изменить направление движения… То что верховные жрецы оказались вынуждены подчинить своих боевиков князю не означало, что сами боевики будут всегда ему подчиняться. Как минимум — мнение религиозных лидеров могло повлиять на них (как минимум). Но все эти минусы окупались их яростью и бесстрашием. Как шутили воеводы — не бывает плохих войск, бывают неумелые полководцы.
В это же время в составе храмовых дружин выделяется категория индивидуальных бойцов — ведьмаков или охотников. Осознав, что Сестрорецкий князь всегда будет стремиться поставить боевые отряды под свой контроль, верховные жрецы многих храмов начали подготовку бойцов из числа жрецов. Обладавшие, как считалось в народе, магической и мистической силами и сверхчеловеческими способностями, ведьмаки должны были бороться против чудовищ и темных сил (врагов тех богов, которым они поклонялись). В действительности же мастерски владевшие оружием бойцы постепенно стали проводниками воли Верховных жрецов. Во время боя они, впадая в транс, вызываемый самогипнозом или одурманивающими веществами, слепо бились, будучи совершенно невосприимчивыми к боли и даже серьезным телесным повреждениям, что укрепляло веру в их сверхъестественные способности. Что характерно, эти бойцы практически никогда не использовались в войнах с внешним врагом, действуя исключительно на территории Сестрорецкого княжества (причем только на языческих территориях). Ведьмаки стали героями многочисленных сказаний и легенд.
Как можно заметить, московская и сестрорецкая армия прекрасно дополняли друг друга. При грамотном командовании, естественно. В войне с Литвой это сказалось.
Особенно на первом её этапе.
Завершающими штрихами подготовки к этой войне стали несколько шагов Василия Третьего и Игоря Паука, имевших неожиданные последствия. Московский государь по совету и при помощи Михаила Глинского в 1511–1512 годах заключил союзы направленные против Польши с Австрией и Тевтонским орденом, а Сестрорецкий князь провел серию кадровых перестановок (иногда крайне жестоких). В частности, князь Иван Рязанский в 1511 году отправился в Сибирь. Не в ссылку, а наместником на огромные территории в бассейне Енисея, но под плотный пригляд чиновников и амазонок. Так что от политической жизни бывший рязанский князь оказался устранен.