- Ой–й–й–й!!!..

 - Находка, Сер…ргий!!! Смотрите! Я ей в самое ухо залепил! Знать будет, как против нас выступать!

 - Шаромыжник недожаренный!!!..

 - Что?

 - Что там происходит?

 - Саёк, что ты там делаешь?

 - Оказывается, я все это время сидел на куче картошки! — радостно выкрикнул оруженосец. — Крупная!

 - Целься лучше, — единственно, что смогла посоветовать царевна.

 Попадет он снова или не попадет, разозлит он еще больше убыр или не разозлит [89] — разницы никакой не было. Конец был один, печальный и предсказуемый.

 Если бы среди деревьев мелькнула хотя б речушка, хоть ручей, хоть ручеек какой–нибудь крошечный — можно было бы рассчитывать на помощь Октября.

 Наверное.

 Сейчас же, над лесом, выбор у них был небогатый: или убыр настигнет их, или они попадут в лапы гондыру–мизантропу, или рано или поздно, пока они пробираются по чащобе, их найдут и разорвут злопамятные древогубцы. А в свою, да и в чью бы то ни было защиту, Серафима была абсолютно уверена, она еще несколько дней будет не в состоянии не то что меч поднять, а и просто руку.

 Восторженные кличи Сайка и проклятия Макмыр раздавались все реже и реже, пока, почти одновременно, он и царевна не объявили:

 - У меня картошка кончилась…

 - Я этим пестом махать больше не могу…

 - Что мне делать, ваше… Сергий?.. — растеряно завертелась октябришна вперед и назад. — Саёк, поищи еще — это ее задерживало!.. Сер…гий, может, мне погрести?

 - Мы не сможем поменяться местами… — сквозь стиснутые зубы процедила Серафима и, из последних сил удерживая их воздушное судно на лету, стала выбирать место для посадки с последующим бегством.

 И тут между деревьями блеснуло манящей голубизной.

 - Вода!!! — радостно завопила Серафима. — ВОДА!!! Находка!!! Мы садимся туда!!!

 И, не дожидаясь реакции свиты, она медленно и рывками начала снижаться, ломая днищем корыта ветки не успевших отскочить деревьев. Еще несколько секунд — и этот процесс перешел бы в неконтролируемую стадию, графически изображаемую обычно простым перпендикуляром к горизонтальной линии.

 Корыто грузно шмякнулось о влажную землю и перевернулось, вытряхнув экипаж на влажную от утреннего тумана траву.

 Непослушными руками пытаясь приподнять свое тело над землей, царевна кричала октябришне, чтобы та бежала искать воду — ручей был где–то совсем рядом, она видела, и поскорей попросила о защите батюшку–Октября.

 Но та почему–то не торопилась.

 Подняв на ноги Серафиму, Находка обвела трясущейся рукой землю вокруг них.

 - Смотрите, ваше царственное величество, — тихо проговорила она. — Это не вода.

 - А что это? — задала ненужный вопрос Серафима, хотя теперь и сама все видела.

 - Это синюха… голубая… — чужим, помертвевшим голосом произнесла октябришна.

 - Может… еще не поздно убежать?.. В какую–нибудь сторону?.. — слабо пискнул севшим вдруг голоском оруженосец, держа, тем не менее, меч наготове.

 - Мы посредине блудного места… Того же самого… Они нас запомнили, и второй раз не выпустят…

 Лицо октябришны могло посоперничать белизной с туманом, и Серафима не стала спрашивать, откуда та это узнала.

 Какая теперь разница, откуда…

 Как будто в подтверждение ее слов туман вокруг потерпевших корытокрушение стал клубиться, сгущаться, достигая плотности уже настоящего деревенского молока.

 И в снежно–белой густой мути, одна за другой стали вырисовываться и приближаться к ним угрюмые сутулые полупрозрачные фигуры, от которых веяло холодом, погибелью и тленом.

 - Прочь! Прочь! Идите прочь! — со свистом рассекая черным клинком белую мглу, Саёк отважно кинулся на сжимающих круг призраков, но был отброшен под ноги царевны неведомой, но злобной силой.

 - Постойте! Мы оказались тут нечаянно! Мы не хотели вас тревожить! Дайте нам пару часов времени, или меньше, и мы отсюда уйдем! — стала выкрикивать Серафима, но слова ее терялись и гасли в надвигающейся белой пелене без ответа.

 Под мощью волн промозглого зла и ненависти, излучаемых собирающимися вокруг них, как падальщики вокруг мертвой лошади, блуднями, они невольно отступили, прижались к старой грустной березе спинами и стали ждать конца.

 И тут, загораживая руками друзей, как наседка закрывает крыльями беспомощных цыплят, вперед выступила белая от ужаса Находка.

 - Блудни, блудни, земля горит, вас спалит, и я горю, вас спалю… Блудни, блудни, вода горит, вас спалит, и я горю, вас спалю… Блудни, блудни, трава горит, вас спалит, и я горю, вас спалю…

 Она повела перед собой трясущимися руками, и голубая синюха под ногами призраков вспыхнула ослепительным в сгущающейся туманной мгле лазурно–алым пламенем, заставив их отшатнуться.

 - Блудни, блудни, песок горит, вас спалит, и я горю, вас спалю… Блудни, блудни, земля горит, вас спалит, и я горю, вас спалю… — сделала она неуверенный шаг в направлении врага, и те попятились еще дальше.

 Руки октябришны вдруг засветились слабым голубоватым светом, а из кончиков дрожащих пальцев стали вырываться, как когти, гибкие крошечные язычки такого же сине–красного огня.

 Ни Серафима, ни Саёк, ни блудни не ожидали этого.

 Но меньше всех ожидала такой реакции на свой заговор сама Находка.

 На бескровном, почти прозрачном лице ее отразилось изумление, страх, радость, торжество, и она сделала еще один шаг, угрожающе протягивая руки к мявшимся в нерешительности призракам, и еще, и огонь на земле, чувствуя поддержку своей хозяйки, пополз вперед, опережая ее и с легким треском пожирая влажную траву на своем пути.

 - Блудни, блудни, земля горит, вас спалит, и я горю, вас спалю… Блудни, блудни, вода горит, вас спалит, и я горю, вас спалю…

 - За ней, не спеша, — шепотом приказала царевна Сайку, но не успели они сделать и нескольких шагов по направлению к надежде, как навстречу им хлестко, наотмашь, дунул ледяной ветер, мгновенно загасил все пламя, как его и не было, и рыжеволосая девушка, тихо ахнув, остановилась.

 По толпе блудней пронесся вздох, больше напоминающий насмешку, и кольцо призраков вновь стало сжиматься, но на этот раз быстрее и агрессивнее.

 Люди снова отступили.

 - А вот это — конец, — криво усмехнулась Серафима, ощутив спиной знакомую березу. — Простите меня, ребята, что я вас сюда затащила…

 - Простите меня, что не смогла вывести … — крепко взяла за руки друзей Находка.

 - Простите, что не защитил… — сжал в ответ руки ее и царевны Саёк.

 Ледяная стена, кишащая неясными отвратительными очертаниями, сжалась до предела, липкие щупальца тумана нежно коснулись их лиц, обняли за плечи, запутались в волосах…

 Из толпы кинувшихся в разные стороны при ее приближении блудней выступила высокая худая фигура в белом клубящемся туманом плаще и откинула капюшон, открывая узкое безносое и безгубое лицо с провалившимися щеками. Белые неподвижные глаза в костяных глазницах пригвоздили их к месту, лишая жертв своим завораживающим немигающим взглядом воли, желания жить и надежды.

 Призрачные лица с разверзнутыми дырами нетерпеливых ртов приблизились к их телам…

 И тут налетел новый порыв ветра — но уже другого, сухого и горячего, как песчаный самум Перечной пустыни.

 Он стальным тараном ударил в сжимающуюся стену блудней, и та, вспыхнув черным светом, испарилась прямо на глазах путников, как по волшебству унося с собой туман и сырость и обнажая вздрогнувший от внезапного смущения блудный лес.

 А сверху, едва не задев их по затылкам, в крутом вираже на выгоревшие проплешины свалилась ступа убыр.

 Невнятное бормотание, сопровождаемое взмахами метлы, то и дело заглушались новыми порывами обжигающего солнечного ветра, сметающего замешкавшихся призраков — уже не столько зловещих, сколько растерянных и напуганных — со своего пути.

 - Кыш, кыш, проклятые! Гниль — к гнили, кость — к кости, мертвец — к мертвецу! — резким, скрипучим голосом выкрикивала при каждом взмахе помела Макмыр, но не верящим еще до конца в свое спасение друзьям сейчас этот визг был милее любого сладкоголосого пения в мире.