- Не добрался бы он без нас–то, без нас бы ему никогда не добраться! — отчаянно выкрикнула октябришна. — Ее ночью летучие мыши охраняют… охраняли… а днем… днем… днем…

 Одна и та же мысль, казалось, пришла одновременно во все три головы.

 Устав от разговоров, на которые он и в более спокойные времена был не мастак, гондыр решил, что ждать больше нечего, что скоро утро, что надо будет идти и ловить древогубцев, пока они далеко не расползлись, и что злая убыр на Белом Свете явно зажилась.

 - Убыр злая. Гондыр скушает убыр — люди гондыру спасибо скажут, — проговорил он, медленно пережевывая слова и, выпустив из когтистой лапы тонкую сухонькую ручку Макмыр, потянулся к ее голове…

 И тут сзади звонко хрустнуло разбитое окно, и в комнату влетел массивный увесистый снаряд, который тут же грохнулся на пол.

 Откуда–то из него выпала большая картофелина.

 - Это что тако… — медленно нахмурившись, стал переводить непонимающий взгляд с Макмыр на Неопознанный Влетающий Объект гондыр, но не успел.

 Из дырки в дальней части снаряда, злобно гудя, как сотня разгневанных истребителей, вылетел взъерошенный полосатый рой и, мгновенно сориентировавшись, набросился на чужака.

 

 

 Хоть искатели дороги в Лукоморье и отлетели почти на полсотни метров, пронзительный жалобный рев гондыра, атакуемого шерстнями, оглушил их, заложил уши и заставил зажмуриться и сморщиться, как от боли.

 - Если кто–нибудь сейчас предложит мне спасать такого всего из себя замечательного гондыра… — ухмыляясь, обернулась Серафима на сидящую позади нее Находку.

 - Если он сам сейчас из дома не выбежит… — не приняв юмора, озабоченно не сводила глаз с избы Макмыр та.

 - Мы возвращаемся, берем сковородку и идем воевать шерстней, убыр а, заодно, и гондыра, — со слишком серьезной серьезностью договорила за нее царевна.

 - Ага, — радостно закивала октябришна.

 Что из прошлых событий внушили ей уверенность, что ее переодетому величеству это под силу, она раскрыть не успела, ибо окно дома взорвалось остатками рамы, стекол и не замолкающим ни на мгновение человеком–медведем.

 Тяжело хлопнувшись на землю, он вскочил, замахал лапами–руками и, не разбирая дороги, наткнувшись несколько раз на поленницу вокруг частокола и развалив ее до основания, гондыр нашел распахнутые ворота и кинулся в лес.

 Шерстни за ним не последовали — было еще слишком темно для них. Они на ощупь расселись по всему, на что наткнулись, и сердито, но удовлетворенно жужжа, стали ждать рассвета, самодовольно обмениваясь впечатлениями от недавней битвы.

 

 

 

 Перегруженное неуклюжее корыто шло тяжело, страдая бортовой и килевой качкой одновременно.

 Едва Серафима отвлекалась на секунду, чтобы осмотреться по сторонам или перекинуться парой слов с кем–нибудь из свиты, чтобы убедиться, что они все еще на борту, а не пошли искать легкого и приятного пути, как оно начинало лениво замедляться и скачками терять высоту, заставляя холодный пот выступать на лбу, а небогатое содержимое желудка заполошно подступать к горлу.

 Чтобы держать его на одном курсе — вот бы еще знать, каком! — и не давать ему заваливаться и рыскать, приходилось постоянно делать тяжеленным пестом движения, похожие на гребки, и пальцы Серафимы, однажды намертво сомкнувшись вокруг деревяшки, уже часа два как больше ничего не чувствовали. Само их существование скептически настроенный ум давно уже поставил бы под сомнение, но измотанной царевне было не до таких изысков, и поэтому она просто гребла, гребла, гребла…

 Край горизонта над лесом, наконец–то, засветился.

 Значит, можно было определить, в какую сторону они летят.

 - Находка, куда нам теперь? — обернулась царевна, сжимая сведенными судорогой руками тяжелый пест и тыча им вниз, чтобы не терять высоту. Перегнувшись через край корыта и так можно было сорвать пригоршню голубоватой, склизкой на вид, холодно светящейся в темноте листвы с верхних веток очередного таинственного дерева, верхушка которого выступала из жиденького предутреннего тумана консистенции общепитовского молока как какой–то психиделический айсберг.

 Октябришна повернула голову направо, налево, попыталась посмотреть назад без того, чтобы вывихнуть себе затекшую шею, и усталым сонным голосом объявила:

 - Это смотря куда мы хотим попасть, ваше царственное величество. Серафима. Сергий. Если назад в Черемшур, то нам направо. Если в царство Костей — то налево. А если в Лукоморье…

 Царевна заинтересованно повернулась к ней левым ухом и на мгновение перестала грести.

 - …тогда не знаю. Дороги–то мы так и не спросили… — извиняясь, развела руками Находка.

 - Сер… ргий!!! — встревожено окликнул Серафиму Саёк, не дав ей высказать свои комментарии ко всему вышеизложенному. — Я тут, пока мы летели, когда светать начало, назад все оглядывался.

 - И что?

 - И вот я сначала думал, что это мне показалось.

 - И что?

 - А сейчас я вот оборачиваюсь, смотрю — нет, вроде, кажется, не показалось.

 - И ЧТО?!

 - За нами, кажись, какая–то птица летит.

 - Птица?! — переспросила изумленно Серафима, ожидавшая погоню кого угодно, только не птицы. — Находка, что за птица за нами лететь может?

 - Птица?.. — недоуменно пожала затекшими плечами октябришна. — Какая птица? Зачем ей за нами лететь?

 - Так это мы тебя спрашиваем. Как аборигена и краеведа, — перекинула ей обратно вопрос царевна. — Мы же должны знать, беспокоиться нам, или паниковать.

 - Паниковать? Беспокоиться? — по голосу Находки было понятно, что она с места и в карьер начала делать сразу обе эти вещи одновременно.

 - Да ты посмотри сама, Находка! — жалобно попросил Саёк. — Сер–ргий… Ты можешь повернуть корыто так, чтобы Находке было видно?

 - Без набора высоты — нет, — решительно отсекла попытки маневрировать Серафима.

 - Находка, а, Находка, — снова жалобно проговорил Саёк сзади. — Ты же должна знать. Скажи, если мы у убыр корыто увели, то ведь ей летать больше не на чем?..

 - ЧТО–О?! — махнула пестом царевна так, что корыто заложило вираж, едва не вывалив всю команду на землю, а сама она получила ни с чем несравнимую возможность разглядеть довольно шустро приближающуюся к ним ступу и ее пассажира–пилота, маневрирующего и на глазах ускоряющегося энергичными взмахами метлы.

 И вряд ли это был гондыр.

 - САЁК!!! Чего же ты раньше–то молчал!!! — страшным голосом произнесла Серафима и замахала пестом с удвоенной энергией, тем мне менее, обреченно понимая азбучные истины не открытой еще науки самолетостроение, что чем мощнее форсаж, тем больше тратится топлива и тем меньше время полета.

 - Она приближается!!! Приближается!!!..

 Вопли оруженосца помощи тоже не оказывали, как и ставшее уже почти привычным дрожание Находки.

 Почти.

 «Наверное, в прошлой жизни она была осиной. Или плакучей ивой," — отстраненно подумала Серафима, чувствуя, что всему на свете есть предел, и первой строчкой этого печального многостраничного списка сейчас идет ее выносливость.

 - Стойте!!! Стойте, охламоны, кому говорят!!!..

 После этого выкрика Серафимина выносливость скачком переместилась на вторую строчку, но она тоскливо ощущала, что ненадолго.

 - Ох, батюшка–Октябрь, помоги нам, спаси нас от погибели лютой, сохрани нас от злой старухи убыр… — забормотала дрожащим срывающимся голосом октябришна.

 Царевна хотела было напомнить, чьему заступничеству они сейчас обязаны своим катастрофическим положением, но решила, что в этом есть и ее вина, и не стала.

 Ни одно доброе дело не должно остаться безнаказанным.

 - Остановитесь!!!.. — прозвучал визгливый одышливый голос совсем рядом. — Я вас все равно догоню!..

 И тут Саёк шумно выдохнул, корыто дернулось, и яростный крик убыр и торжествующий — оруженосца всполошили только что сладко позевывавший после тихого ночного отдыха лес одновременно.

 - Ага, получи!!!..