познать ужас Известности, когда нет больше На­

дежды. Миг этот — смерть. Ольшанский рухнул на колени.

— Умоляю тебя, Иона, не называй мне часа мо­ей смерти и не говори, что со мной будет. Скажи лишь одно — какие страсти подстерегают мою ду­шу, чем утешится она и чем успокоится.

Иона некоторое время оставался в прежней по­зе, потом медленно поднялся, подошел к Ольшан­скому и мягко опустил руки на его голову.

То ли от этого прикосновения, то ли от стран­ного запаха, повисшего в комнате, голова кня­зя вдруг закружилась и все поплыло перед его гла­зами.

Не дрожащие старческие пальцы едва косну­лись его волос, а тысячи стальных молоточков ударили в колокола… Все вокруг загудело, зазвене­ло, послышалось волшебное пение нежных дет­ских голосов, как в церкви, тонкий веер солнеч­ных лучей на потолке вдруг раскрылся ослепи­тельным сиянием радуги, и откуда-то из бесконечного далека князь услышал едва доносив­шийся голос Ионы:

— Господи, спаси и помилуй душу грешного раба твоего Ивана, помоги ему обрести силу и на­дежду, ибо душа его терзается смертными муками,а в муках этих слышится мне шепот тайных сго­воров, топот коней и звон оружия… Я вижу в них тблески красного огня факелов и голубое мерца­ние льда… Я чувствую жар горячих сердец и смер­тельный холод опасности… И наконец — о ра­дость! — мне открывается победа, венчающая ус­покоение страждущей души — радостная, светлая,великая победа! Радуйся, Иване! Ты достигнешь амого главного, о чем мечтаешь всю жизнь! Ты —победишь! Грядущее за тем — скрыто во мгле…

Князь Иван Ольшанский, обессиленный и опья­ненный, пошатываясь, вошел в свою комнату и оста­новился, ухватившись за дверной косяк.

Прямо в окно слепило яркое весеннее солнце.

— Господи! — едва слышно прошептал князь. —

Благодарю тебя за победу, которую ты начертал в конце моего пути! Теперь я пойду по нему смело!

Он упал на лавку и уснул. Ему снились ангелы…

Эпилог

В этот день князья завтракали в обеденное время.

Ольшанский видел, как после полудня Федор взял под руку мрачного, опухшего, свирепо-раз­драженного Олельковича и увел его в лес. Когда спустя полтора часа они вернулись, Михаил пре­образился. Тихий и покорный, он плелся за Федо­ром, опустив голову. За завтраком он вел себя смирно и только один раз попытался неловко по­шутить, заискивающе глядя Федору в глаза, "но Вельский так холодно-вежливо улыбнулся в ответ, что Михайлушка замолчал и не проронил больше ни слова.

Потом они перешли в маленький зал, стены ко­торого украшали многочисленные остатки охот­ничьих трофеев князя Можайского, и Федор, по­дозвав Юрка, сказал ему что-то на ухо.

Юрок плотно затворил окна и вышел.

— Братья, — негромко сказал Федор, — Миха­ил, наш милый брат и государь, оказал мне вели­кую честь и полностью доверил руководство все­ми шагами, необходимыми для достижения на­шей высокой цели. Теперь нам надо обсудить дальнейшие действия. Прежде всего, необходимо найти место, где мы могли бы спокойно ветречаться для обсуждения наших дел, не опасаясь любопытных глаз. Этот деревянный терем, с его тонкими стенами, щелями между бревен и проху­дившимися потолками, совершенно не пригоден для этой цели. Я не могу каждый раз поручать Бо-гуну изгонять всех слуг на другой конец здания, а иначе мы рискуем быть услышанными. Кроме то­го, терем может в любую минуту понадобиться са­мому владельцу — Мржайскому. Однако у меня есть замысел, касающийся одного старого родо­вого замка моего отца, и если с Божьей помощью этот замысел удастся осуществить, у нас появится безопасное место для встреч. Сейчас же нельзя безоговорочно исключить возможность измены Глинского. Конечно, я доверяю его слову, но кто знает, что может крыться на уме у потомка ковар­ных татарских ханов! Поэтому нам надо как мож­но скорее разъехаться и не поддерживать между собой никакой связи. Если каждый из нас, нахо­дясь в разных концах княжества, будет схвачен по наговору Глинского, и все мы, не сговариваясь, будем все отрицать, доказав, что после охоты ни разу не встречались, Глинскому ничего не удастся доказать. Я, впрочем, не верю в его измену и не советую вам тревожиться по этому поводу. Тем не менее завтра утром мы расстанемся. Каждый из вас вернется домой и, никуда не уезжая, будет ожидать моего гонца. Как только появится безо­пасная возможность' собраться вместе, я немедля сообщу вам. Вот все, что я хотел сказать. Советую хорошенько отдохнуть перед завтрашней доро­гой и пораньше лечь спать.

Когда они выходили из зала, Ольшанский по­

дошел к Федору, но Олелькович бесцеремонно от­теснил его: .

-Извини, брат, мне надо сказать Федору не­сколько слов наедине.

Убедившись, что Ольшанский отстал, Михай-лушка тревожно зашептал Федору на ухо:

— Послушай, братец, ты это всерьез насчет то­го, что нам здесь опасно задерживаться?

— Я всегда говорю всерьез, Михайлушка. Это очень опасно.

— Черт возьми! Тогда зачем откладывать отъезд на завтрашнее утро? К чему рисковать головой,тем более моей, раз мы думаем о короне? Я пред­почитаю смотаться немедля!

— Излишняя торопливость вредит порой боль­ше, чем промедление, — улыбнулся Федор. — Не тревожься, я все продумал.

Он оставил нерешительно приостановившего­ся Олельковича в темном коридоре и быстро вы­шел во двор. Но тут его настиг Ольшанский.

— Федор, — сказал он, оглядываясь, — нам дей­ствительно грозит опасность?

- Весьма незначительная, брат, не следует ее преувеличивать.

— Тогда я не еду .завтра утром.

- Почему? — изумился Федор.

— Если есть хоть малейшая опасность — я не оставлю тебя наедине с ней.

— Но я сам уеду послезавтра.

— Я до конца останусь вместе с тобой! — реши­тельно заявил Ольшанский.

Федор чертыхнулся в душе и сказал:

— Ладно, посмотрим.

Ранним утром следующего дня князь Федор, как обычно, занимался делами.

 — Гонец, которого я посяал вместе с Яковом, вернулся, —' докладывал Юрок, — Яков принят на службу в замок Горваль.> Никифор Любич нашел в Горвале человека, которого Семен не должен ни в чем заподозрить. Этот человек порекомендовал князю Якова, назвав его своим братом, только что приехавшим из Польши. Связь с нами Яков будет поддерживать через Никифора, с которым в опре­деленное время будет встречаться. .

— Превосходно.

— Только что вернулся один из людей Крепы­ша. Он сообщает, что Глинский спокойно провел ночь в Гомеле, Ни с кем не встречался, никому не отправлял писем и в полдень вместе с Гансом и сыном выехал в Речицу. У хозяина постоялого двора он подробно расспрашивал о состоянии дорог на Туров, Пинск, Берестье. По-видимому, он направляется в Польшу.

— Речица — королевский замок, — задумчиво проговорил Федор.

— Остальные двое следуют за ним по пятам и следят за каждым шагом. После того как он мину­ет Речицу, один вернется к нам с донесением, вто­рой проводит его до Турова. Дальше, я полагаю,нет смысла наблюдать.

— Ты прав. Если… Одним словом, все выяснится в Речице. Важно, заедет ли он в королевский за­ мок?

— Завтра утром мы узнаем об этом.

— Дальше. Есть короткая весточка от Леваша Копыто. У него все в порядке, ждет дальнейших указаний. Да, еще пишет о каких-то неважных

пустяках.

— Неважных пустяков не бывает — запомни это на всю жизнь, Юрок! Каждая мелочь — скры­тое отражение больших событий, и мыслящий ра­зум всегда сумеет разглядеть в пустяке его тайный смысл. О чем речь?

Юрок покраснел, достал из своей сумки пись­мо Леваша и, пробежав глазами несколько строк,изложил:

 — Человек князя Семена, некий Ян Кожух Кроткий, бежал, бросив свою семью, но прихва­тив молоденькую девушку, похищенную им неза­долго до этого с московской стороны. Ее жених, некто Филипп Бартенев, со своими людьми по­гнался за ними и вот уже четыре дня, как пишет Леваш, не вернулся обратно.