Ен опустил голову и пробормотал:

— Я знаю. Простите.

Марат сел рядом с ним на корточки и, пытаясь поймать его бегающий взгляд, сказал:

— Это еще не известно из-за кого мы теперь бездомные. Это ведь не ты донёс на нас, и не ты выгнал нас из дома.

— Но он был причиной, — снова пробормотал Илья. — Если бы мы не стали ему помогать, то спали бы сейчас спокойно и не о чем не волновались.

Марат злобно зыркнул на сидящего, отвернувшегося от всех, брата и сказал:

— Что мы козлы какие-нибудь, чтобы не помочь человеку? К тому же никто не думал, что Тэм может так нас подставить.

— Еще не известно, какое отношение к этому имеет Тэм, — проворчал Илья. — Только благодаря ему мы смогли спокойно прожить здесь два года. Не верю, что он мог так поступить.

Марат набрал в легкие побольше воздуха и приготовился высказать всё, что он думал об упертости брата, однако тот повернул к нему голову и быстро произнес:

— Но пообщаться с Тэмом мне теперь хочется и самому, хотя в его словах, — кивком головы Илья указал на Ена, избегая называть его по имени, — я всё равно сомневаюсь.

Марат со свистом выпустил воздух:

— Ну и сомневайся. Сам ведь понимаешь, что Лука просто так не стал бы на нас доносить. Стукачей здесь не прощают, а за такую подставу его даже свои повесят.

— Угу, — промычал Илья.

Ен, посматривающий на братьев во время их небольшой перепалки, решил, что настало время напомнить о себе, и сказал:

— Есть еще одна вещь, что заставляет меня грешить именно на Тэма.

— Что же это? — немного резко спросил Илья.

— Интуиция. Только она помогла мне продержаться на войне четыре года.

— Так если ты так доверяешь своей интуиции, — ядовито произнес Илья, — почему же мы так влипли?

Чувствовалось, что он не скоро сможет простить Ена и будет всячески пытаться задеть его при любой возможности. Тому, впрочем, было всё равно. Он понимал, что Илья имел полное право злиться, ругать и даже бить его — не ему приходилось заботиться о мальчишке.

— Ну почему влипли? — как можно более дружелюбней произнес Ен, и шуткой попытался разрядить обстановку: — Благодаря ей я уложил группу захвата и теперь мы на свободе.

Илья криво покосился на Ена и ехидным тоном спросил:

— Нам что, нужно в этом месте смеяться?

— Можете и посмеяться, — пробормотал Ен, сильно смущенный своим корявым чувством юмора, не подходящим для реалий мирной жизни.

Марат тоже решил не отставать от брата и с кривой усмешкой на губах не менее язвительно произнёс:

— Это, типа, его армейский юмор. Понятен только ему самому.

— А еще пошутить можешь? — попросил Ена Илья, подхватив задумку брата.

Вместо него ответил Марат:

— Может, но лучше его о таком не просить.

— Что, совсем плохо?

— Хуже некуда, — хихикнул мальчик. — Обделаться можно.

— От смеха?

— От страха.

— Суровые у него должно быть шутки, — протянул Илья.

— Да и сам он суровый чувак. Вон, гляди как злобно смотрит и весь трясется!

— Да, лучше его не злить, — фыркая от едва сдерживаемого смеха, сказал Илья.

— Да, лучше не злить, — поддакнул брату Марат и почти прокричал следующую фразу: — А то опять свои шуточки рассказывать начнёт!

Глава 6

Илья оказался незлопамятной, но довольно циничной личностью. Выслушав в свою сторону множество колкостей, смешных и не очень, Ен понял, что вина с него была полностью снята, и мгновенно почувствовал себя намного лучше. Он затруднялся ответить, почему для него, отнявшего столько жизней, было важным хорошее отношение этих двоих, но для самого себя поклялся больше никогда не быть причиной их злоключений. Он знал, что, скорее всего, для этого ему придется исчезнуть из их жизни навсегда, и был к этому готов. Холодная сталь пистолета, соприкасавшаяся с его бедром при каждом шаге правой ногой, напоминала, что его война окончится еще не скоро — таких людей как он просто так не отпускают. Стоило хоть кому-то узнать, кем он являлся на самом деле, то опасности подвергнутся все окружающие…

Луч фонарика окончательно ослаб, когда они уже должны были подходить к зданию, где состоялась утренняя встреча с Тэмом. Илья выругался, потряс фонариком, пытаясь оживить его, но ничего этим не добившись, снова выругался и продолжил шагать вперед. Глаза Ена давно привыкли к темноте и, разглядев впереди нужный им дом, он поймал Илью за руку, заставив того остановиться.

— Дальше я пойду один, — прошептал Ен в ответ на вопросительный взгляд своего спутника. — Выключи фонарь и жди здесь.

— Вот еще, — попробовал возмутиться Илья. — Я тоже должен пойти.

— Это может быть опасно. — Ен кивком головы указал на Марата, чем подавил дальнейшие попытки Ильи настоять на своём.

— Ладно, ждем здесь, — согласился он. Схватил Марата за плечо и потащил к стене расположенного рядом дома.

Когда Ен, шагая абсолютно беззвучно, продолжил свой путь по улице, за спиной у него раздался громкий шепот Ильи:

— Фонарь-то возьми!

— Обойдусь, — ответил Ен, и единственный источник света, кроме совсем слабых лучей от немногочисленных включенных ламп купола, пробивавшихся между зданий, исчез, оставив его в кромешной темноте. Они втроём произвели достаточно много шума, чтобы скрывавшиеся в здании люди могли расслышать их, а выдавать своё местоположение и светом было бы слишком шикарным подарком для возможной засады. К тому же такое поведение шло вразрез не только со всем, чему его обучали в академии, но и с обычным здравым смыслом.

По той же самой причине Ен не стал пользоваться уже известным ему входом через дыру в стене, а свернул на углу здания и начал обходить его по периметру в поисках черного входа, замеченного им при первом визите. Не надеясь на одно только зрение, он весь превратился в слух, справедливо полагая, что при практически полном отсутствии видимости это был наиболее надежный источник предупреждения об опасности. К производимым шнырявшими по улице грызунами шорохам Ен привык почти сразу, и они быстро перестали отвлекать его от основной задачи — различить слабый шепот, слишком громкий шаг или возбужденное дыхание притаившегося человека.

Он еще раз свернул за угол и прошел так примерно до середины дома, когда метрах в пяти впереди возникло черное пятно дверного проёма, бывшее намного темнее остальной стены. Переступив через сваленную на пороге кучу строительного мусора, Ен зашел внутрь и замер. Пяти минут было достаточно, чтобы заставить занервничать кого угодно, и, не услышав ни единого звука, молодой человек начал осторожно двигаться вперед по короткому коридору, одной рукой держась за стену, а в другой крепко сжимая дубинку, за ненадобностью отобранную у Ильи. Шагов через десять коридор привел его к лестнице, которой Ен уже пользовался с утра, и протянувшемуся по центру всего здания проходу.

Ен повернул налево и двинулся к тому помещению, где его с Ильёй дожидались трое подручных Тэма. Он почти дошел до этой комнаты, когда послышался первый по-настоящему подозрительный шорох, заставивший его замереть затаив дыхание. Звук повторился, и больше всего он напоминал шелест ткани. В той комнате его действительно ждали.

Молодой человек сделал два шага вперед, быстро заглянул внутрь, мгновенно оценив обстановку, и вытащил из кармана пистолет. Внутри он сумел различить силуэт одного человека, сидящего на полу, прислонившись спиной к стене, как раз за тем местом, где скрывался он сам. Вел себя он довольно беспечно и менее всего походил на участника засады.

Задержав дыхание, пластаясь по стене, он вошел в комнату и, когда незнакомец наконец обратил внимание на какое-то шевеление справа от себя, упер ему в висок дуло пистолета. Тот вздрогнул, судорожно дернулся, но, после того как Ен посильнее надавил на пистолет, замер и высоким, дрожащим голосом пропищал:

— Только не убивайте меня, пожалуйста.

Ен наклонился к его уху и прошептал:

— Это зависит от тебя. Я спрашиваю, ты киваешь. Ясно?