— Миша, ты случайно не еврей? — строго спросил его Андрей.

— Еврей. Еврей я.

— Да нет, Миша, ты просто матерый еврей. — Андрей восхищенно оглядел его. — Просто евреище.

— Да, я здоров, — скромно ответил Миша.

— А есть ли у тебя деньги?

— Есть. Какой же я еврей без денег. — Миша гордо похлопал себя по карману.

— Тысяч десять. Ну, хотя бы пять.

— Ты знаешь, — Миша расстроился. — Я думаю, что не совсем еврей. Я даже думаю, что таких евреев как я, нужно вешать, потому что мой капитал составляет четырнадцать рублей. Это трагически неприличная сумма.

Андрей, смеясь, развернул его, толкая, повел к лифту.

— Иди, иди. Мне таких евреев задаром не надо. Ты, брат, не еврей, ты якут. Именно такими я их и представлял…

За окном уже начинает светать, в комнате Андрея и Вити горит свет. Каждый сидит за своим столом и пишет. Комнаты прокурены, на полу смятые листы бумаги.

— Пятьдесят третий пошел, — кричит Андрей.

— Есть сорок восьмой, — отзывается Витя.

Пошли первые трамваи…

Дверь Андрею открыла Алла. Высокая, крепкая, черные вьющиеся волосы:

— Я спросила папу, — шепнула она, поцеловав в щеку, — он обещал поговорить с тобой.

Заглянула в коридор и тут же пропала полная женщина, крикнула где-то в комнатах:

— Илья, молодой человек будет с нами ужинать?

Появился Аллин отец, сухой седоватый мужчина, они поздоровались, и он провел Андрея в кабинет с книжными шкафами, большим столом, африканскими масками, статуэтками и китовым усом, висевшим у потолка. Предложив Андрею кресло, он сам сел за стол, спросил прямо:

— Позвольте узнать, зачем вам эти деньги?

Андрей достал папиросу, огляделся.

— Курите, курите, я проветрю потом, — он глядел внимательно, с некоторой иронией.

— Отец хочет купить машину… Илья Александрович, я скоро получу гонорары и сразу отдам. Я, конечно же, напишу расписку…

— Дело не в этом… Я вас, мягко говоря, не очень знаю.

— Вы мне не верите?

— Нет, верю. Я вижу, вы честный и порядочный человек. Что вы будете делать после института?

— Не знаю еще… Писать, наверное.

— Это понятно, — он усмехнулся. — Насколько я могу Судить, вы ухаживаете за моей дочерью?

— В общем-то мы друзья, — Андрей не отвел взгляда.

— Видите ли, — он встал, прошелся, — Я, конечно, могу дать вам эту сумму… и вы искренно будете желать мне ее вернуть. Но… вы принадлежите к людям, которые не гарантируют своего будущего… В вас есть какая-то неопределенность. С такими, как вы, часто случаются всякие ситуации…

— Что со мной может случиться?

— Я не знаю. Я вас очень плохо еще знаю. Вы приходите и к Алле, и просто в гости, буду рад. Если у вас какие-то сложности, у меня, кстати, есть друзья на киностудии… В институте вашем есть друзья, может, я чем-то помогу вам. А вы приходите, приходите почаще… — он остановился напротив Андрея.

Андрей встал.

Он делал вид, что звонит по телефону. Холл ресторана был полупустой. Наконец из зала вышел мужчина, прошел в туалет. Андрей повесил трубку, но в этот момент из гардероба появились два милиционера и тоже зашли в туалет. Вскоре они вернулись. Мужчина с ними. Они проверяли его паспорт.

Андрей вышел на улицу. У входа стояла патрульная машина. Он быстро пошел прочь, переступая через лужи.

Ресторан был кооперативный. Андрей прошел маленький коридор, заглянул в зал. За столиками сидели молодые крепкие парни. Мужчины.

— Вы к кому?

Он обернулся. Здоровый парень стоял за ним.

— Я поужинать.

— Все занято, — и не дожидаясь, легко подтолкнул Андрея к выходу. — Давай, давай.

Из гардероба вышел еще парень. Андрей вышел.

Он сидел на диване и пересчитывал деньги. Денег было полторы тысячи. И две золотые цепочки в целлофановом пакете. Пересчитав, лег ничком.

В дверь постучали. Он не шелохнулся. Еще раз, настойчиво. Он встал, подошел к двери. За дверью стоял парень с длинными волосами:

— Андрюх! У тебя есть деньги? — спросил он.

— Сколько?

— Рублей четыреста.

— Зачем?

— Я горю, мне фильм надо доснять.

Андрей отрицательно покачал головой.

— А не знаешь, кто может дать в долг?

— Никто не может. Никто. — Он закрыл дверь, постоял немного, снова вышел в коридор. — Подожди!

Вынес деньги, протянул:

— Здесь четыреста рублей. Хватит?

— Конечно, а ты сам?

— Мне они, вроде бы, ни к чему.

День был совсем теплый, весенний. Рваные облака двигались по небу. Андрей и Витя шли не спеша через павильон животноводства на ВДНХ. За решеткой, на бетоне, толпились грустные бараны и козлы всех пород.

— Скажу я тебе, чего по телевизору не скажут и в газетах не напишут, — тихо говорил Андрей. — Вот что, государству моему я не нужен и государство за меня не заступится, от болезни, тюрьмы и смерти не защитит. И помощи мне от него не предвидится. А коли так, сам объявляю себя государством, маленьким, вредным и независимым. Где буду сам царь и солдат. И всякое к себе презрение и унижение буду воспринимать как начало против меня военных действий.

— Ну тебя же и шлепнут.

— Не-ет, зачем же, я кричать на Москву не стану, а надо если, так я всем государством своим в гору уйду.

Ну, а жениться, жену примешь или как?

— Смотря какую, а то придется интернировать.

Они остановились у клеток с быками. Ленивые быки позванивали цепями.

— Помнишь, ты про сто тысяч спросил? — Витя глядел на быков.

— Ну, — мельком глянул на него Андрей.

— Так вот, я долго думал и теоретически это вычислил.

— Что же это за теория?

— Теория проста. Как Павлик Морозов. Сто тысяч тебе не даст никто.

— Хорошая теория…

— Значит, ты эти деньги должен отобрать у какого-нибудь индивидуума, то есть согласно твоей философии объявить войну. — Витя засмеялся.

— Верно.

— Теперь главное — найти такого индивидуума.

— Поразительно верно. — Андрей похлопал Витю по плечу. — Найти!

— И вот, что я тебе скажу, — улыбнулся Витя. — Я нашел.

Андрей смотрел на него. Быки тихо, лениво жевали сено…

— Так вот… — они шли по одной из шумных улиц в центре, Витя с удовольствием щурился от теплого весеннего солнца. — Глупо идти на людей искусства. Они капризны и бедны. Вообще, оглядись, — он остановился, обвел рукой, показывая на людей вокруг. — Посмотри, все нищета кругом. Скажем, вон тот товарищ, неизвестной национальности, ты думаешь, у него есть деньги! Все нищета! Боже мой, куда я попал, я попал в страну нищих!

На них оборачивались.

— Далее, — продолжал Витя, — вычеркиваются все, кто ездит на «Вольвах», «Мерседесах», все кооператоры, главари мафий, члены профсоюзов и рэкет. Это мутно, шумно, непостоянно. Это надо месяц носиться по городу и всяким разным товарищам засовывать в задницу паяльник. Хлопотно это.

— Хочешь мороженое? — спросил заботливо Андрей.

— Можно, — важно согласился Витя.

Они стояли перед современным зданием с темными тонированными окнами.

— Итак, — Витя жевал мороженое. — Наш индивидуум сейчас на работе. Заметь, не в хорошем ресторане, не на конкурсе красоты, а на работе. Нет, он не посол, не торговый представитель. Он из второго эшелона. И сейчас мы найдем его машину.

— И как же? — Андрей с недоверием огляделся.

Множество машин на стоянке, самых разных марок, некоторые с иностранными номерами.

— Требуется найти самое простое, самое даже, просоветское «Жигули». Иди отсюда, а я оттуда, последние модели не смотри…

Они пошли по стоянке, оглядывая машины.

Наконец, Андрей выбрал одну из машин, огляделся с сомнением.

— Ну, похвастай, — подошел Витя.

Андрей кивнул на машину.

— Ну, брат, — Витя близоруко оглядел «Жигули». — Да, ты не индеец. На заднем сиденье кукла, а на переднем подстилка искусственного меха. Нет, брат, тебе не нужны сто тысяч.