Дом стоял среди таких же одноэтажных домов, за домом — огород, за огородом — обрыв к реке, уже открывшейся с черной полной водой, из которой на той стороне торчали затопленные осины, а дальше лежала бурая сожженная степь.

Мать ее, он не помнил, как ее зовут, пришла недавно со смены, еще не ложилась. Она узнала его или сделала вид, что узнала, очень обрадовалась, когда он спросил яро Tamo, провела в ее комнату, села напротив, утирая выступившие тотчас слезы.

— А как же, пишет, — отвечала она и, встав, принесла письмо. — Все нормально, пишет, работает швеей, рукавицы шьет, я, значит, тку, а она шьет, пишет, женщину попались хорошие, жить можно, даже кино показывают… — Она снова утерла глаза Видно было, что она уже привыкла к тому, что слезы текут сами собой. — Пишет, чтобы не волновалась я, а как не волноваться, хожу вот, и плачу целыми днями, — она засмеялась. — Видно, у нее счастья не было, и у вас не будет.

Андрей, успевший оглядеть прибранную комнату, учебники на аккуратных полках, цветы на окне, платья в приоткрытом шкафу, с волнением взял у нее письмо.

Это был простой тетрадный листок, на котором, среди прямых, детским почерком написанных строчек, аккуратно и неправильно, той же шариковой ручкой нарисованы были роза и улыбающееся лицо.

— Из школьной тетради лист, — сказал он тихо.

— Наверное, гам дают такие… — отозвалась она. — Ну а вы где?

— Я? Я так… учусь в одном институте… в Москве…

— Правильно, сынок, учись. А если, дай бог, встретится хорошая девушка, женись и оставайся там. Может, повезет тебе…

— А Коля, — Андрей вернул письмо, — он заходит к вам?

— Заходил раз, после суда, пьяный… Она последнее время дома жила. Иногда у него оставалась, но больше дома. Я ему говорила, что же вы так-то живете. Женились бы, как люди… Вот оно и вышло все.

— Скажите, может быть, вам деньги нужны?

— Да на что они теперь? Посылку только через год можно послать, да и то одну. И навестить через год, один раз только… Господи, и за что так-то, девочка ведь еще совсем. И никаких таких особых тряпок у нее не нашли, и денег, ничего. Уже, правда, лучше бы ограбила или убила, чем так. Глядишь, минутку пожила бы… — закончила она с неожиданной вдруг ненавистью..

— Марат, мне ствол нужен…

— Когда? — Марат, невысокого роста, худощавый татарин, курил, трогал черный ус, глядел в землю.

— Сейчас…

— Ну, пойдем, поищем.

Они прошли переулками, зашли в какой-то двор, мимо них шмыгнула за сарай кошка, с поленницы за ними следил худой, серый петух.

На крыльце старого, с облупившейся известью на стенах, дома, в свитере и рваном трико сидел лохматый парень, курил, сплевывая под ноги. Марат подошел, поздоровался с ним, спросил про какую-то Лариску, Андрей отошел, оглядывая сырой замусоренный двор, сел на замшелую дубовую колоду.

Марат, присев на корточки, поговорил с парнем о чем-то негромко, потом встал:

— А где сейчас Леха живет?

— Да бог его знает, я уж месяца три его не видел. А это кто?

— Да это Андрей, с новостроек, он в двадцатой учился…

— А-а. Он, по-моему, где-то на Рейде. Ты у ребят спроси…

Они пошли дальше, Марат впереди, Андрей чуть сзади, придерживая бутылки в карманах.

— Ты-то как там, в Москве?

— Да ничего, учусь… Ничего. Сам-то чего?

— Да ничего… Сын вот болеет…

Они долго ходили по городу, садились, ехали куда-то в микрорайоны, поднимались в новые дома, Марат снова подолгу расспрашивал о резном, в одной квартире они сели, выпили с хозяином, крепким приземистым мужиком в майке, в другой — дверь им открыл высокий костлявый парень:

— Чего надо? Не знаю никого, — ответил он хмуро Марату, даже не поглядев на Андрея.

— Да это Андрей с новостроек, мой друг. Дарась его еще знал.

Парень нагнулся к ногам, из-за ног его выглянул малый в застиранней рубахе, парень вытер ему сопли:

— у Олега он, а Шанхае, знаешь, из 2-го таксопарка… А может, нет, и Не у него, не знаю…

Уже темнело, они вошли в Шанхай, большую яму с путанными переулками, с беспорядочными заборами из камня, жести и старых ржавых радиаторов.

— А ну стой, кто такие? — окликнули их тут же, в первом переулке.

В стороне, под горкой, на корточках сидело несколько парней. Вдруг ниже, по тропе, молча пронеслись пять, шесть собак, свернули за угол, пропали.

Марат и Андрей подошли к ним, по очереди поздоровались с каждым за руку. Те так и остались сидеть.

— Леху не видели? — спросил Марат.

Один из них встал:

— Значит с приездом, Андрюха.

Только теперь Андрей узнал Ваню Горюнова, передававшего ему посылку в Москве.

— Пойдем, — Ваня пошел молча выше, по узкой тропе, между двумя заборами, Марат и Андрей за ним.

— Вон, — Ваня показал дом и так же молча ушел назад.

Они вошли во двор. В летней кухне, на пороге сидел парень, возился при свете с разобранным мотоциклом. Они сели на корточки рядом, закурили.

— Ты чего, уже с практики? — спросил парень Марата.

— Давно уже. Леха, это Андрей, с новостроек, друг мой, помнишь его?

— Может, и помню.

— Мы с тобой в трансформаторном цеху работали, — сказал Андрей.

— Может, и работали.

— А ты где сейчас? — спросил Марат.

— На фабрике кондитерской… Торты шоколадные делаю.

Марат сходил на кухню, вынес стаканы, тарелку с капустой. Они выпили.

— Леха, — сказал наконец Марат. — У тебя ствол есть?

— Откуда? — спокойно ответил Леха.

— Нужно очень, — вставил Андрей.

— Откуда? — Леха взял отвертку. — Вот разве, если подойдет, — он засмеялся добродушно.

Выпили еще.

— Ну, помоги, — снова сказал Андрей.

— Да что я, делаю их, что ли? Я могу, конечно, по фотографии, голову твою вылепить из шоколада, на заказ, а оружием я не занимаюсь. Спросите у татарина, может, он подскажет…

— А где он сейчас?

— Да вон через огород выйди, поднимись на гору, первый барак… — и он снова склонился над мотоциклом.

Они пошли и вышли на свору собак, напавших на них молча. Они еле отбились палками, отступая наверх. Было уже темно, из-за заборов на них молча глядели люди. Они прошли мимо одного человека, он стоял в полумраке, облокотившись на штакетник, смотрел прямо на них.

В бараке, в одной из комнат, за столом сидел Татарин и еще один парень, назвавшийся Олегом. Они пили пиво, доливая в кружки из канистры, в прикуску с хлебом и кильками. Андрей поставил водку. Марат вынес из кухни стаканы, они же все говорили, не спеша, о своем:

— В субботу в смену не выйду.

— Ты карбюратор поменял?

— Да. Теперь тормоза сделаю, так, иногда ничего, а иногда жму, как в масло…

— Слушай, дело есть, — сказал Марат.

Парень кивнул головой.

— Ствол достать можешь?

— Да вы что, ребята? Я и не баловался никогда, лейте пиво лучше.

Марат вышел куда-то, Андрей налил всем водки, но они все разговаривали между собой, не обращая на него внимания. Он оглядел картинки, коврик на стенке, старую радиолу под тряпочкой, выпил, нервничая, сам. Вдруг пришел Леха, уже с чистыми руками, переодетый. Сев у стола, напил себе сам пива, выпил не слеша, закурил.

— А ты где живешь? — спросил он Андрея, не глядя на него.

— Я учусь, в Москве. А живу в Новостройке, за мебельным.

— Дарась в твоем доме живет? — спросил Олег, жуя кильку.

— Нет. Дарась напротив школы, а я через дом, прямо за мебельным.

— Давно его видел? — снова спросил Олег.

— Он же сидит с лета. Я с Володькой заходил к нему в январе, отец его сказал, пишет, в библиотеке устроился.

— А откуда ты Володьку знаешь?

— Так он же со мной на литобъединение ходил. У него вот стихи должны выйти скоро.

Снова выпили, помолчали.

— А зачем тебе ствол? Да ты пей, пей, а то выдохнется.

— Нужен… Вы что, не верите… Леха, ты же знаешь меня.