метаний.

Не с кем и поговорить. Наш дачный поселок состоит

из такой, скажу тебе, обывательщины — как на подбор!

Наверно, он составлялся по принципу «рыбак рыбака

видит издалека». На кого ни посмотри — самодоволь-

ные рожи, собственники, циники. И дети их такие же.

Хозяин роскошной дачи справа — заведующий ка-

кой-то закусочной «точкой». Еще более роскошная, ди-

кая и безвкусная дача слева принадлежит заведующе-

му отделом снабжения какого-то треста. А на краю

поселка — смех!— новенькая дачка, построенная —

кем бы, ты думал? Нищим, что ходил по электричкам

со слепой женой: «Граждане, перед вами два инвалида.

Во время войны я… и т. д. Подайте на пропитание».

12

Это не с тобой мы ехали как-то и подали ему «на про-

питание» ?

Толик, приезжай ко мне. Поговорим, подумаем, бу-

дем готовиться к экзаменам. Расскажешь мне, как по-

живает Юнка. Приезжай!

Крепко жму твою лапу. Жду!

ДАЛЬНЯЯ ДОРОГА И КАЗЕННЫЙ ДОМ

Но Сибири почему-то нет. Все те же пейзажи за ок-

нами: поля, леса, перелески, речки и снова поля. Мы

перевалили Урал и не заметили, что был Урал. Ника-

ких гор, никаких грозных скал, просто холмистая

местность. Недалеко от реки Чусовой, у одной из стан-

ций, мелькнул простой полосатый столб — и это была

граница между Европой и Азией.

Азия!..

На остановках весь поезд высыпает поразмяться на

перрон. Покупают на базарах варенец, жареных кур,

горячую картошку в газетных кульках. А если поезд

останавливается на глухом разъезде, можно нарвать

цветов, в двух шагах от полотна найти гриб или зем-

лянику и покидать мяч.

На одной станции поезд осадили бродячие цыгане.

Грязные, жилистые, живописные, с кучами голопузых

ребятишек и ленивыми собаками, они куда-то ехали,

какие-то у них есть свои цели…

Я никогда их не понимал. Что за сила заключена в

этих черных крепких мужчинах, в их смуглых и кост-

лявых женах? Что заставляет их двигаться, двигаться?

Сегодня они не знают, что будут есть завтра, мерз-

нут, мокнут, унижаются, попрошайничают, а попробуй

предложи им пойти в артель детских игрушек! Сколько

надо беззаботности и еще чего-то, чего я не понимаю,

чтобы жить вот так просто, «подобно птицам небес-

13

ным», между небом и землей, и не пропасть, не угомо-

ниться! Тут ты один раз боишься поехать и думаешь-

гадаешь, оставляешь лазейку, чтобы в случае чего

удрать. А они кочуют и кочуют. Не работают, не сеют,

не жнут, а живут, родятся и умирают в пути.

— Молодой-красивый, давай погадаю! Положи на

ручку рубль, всю правду скажу!

Свистел милиционер. Цыганки бегали, ныряли под

вагоны — и опять лезли с каким-то отчаянным нахаль-

ством. Может, потому, что стоянка была всего пять ми-

нут.

Одна страшная старуха пристала ко мне. У нее бы-

ли черные, потрескавшиеся босые ноги. Она шлепала

ими по бетонной платформе и, тряся своими бесчислен-

ными юбками, шла за мной вдоль всего поезда, забега-

ла и с одной стороны и с другой:

— Положи на ручку рубль! Ай, какой жадный!

Дай бедной цыганке на хлеб! Всю правду скажу!

Мне было неловко и больно. Она почти умоляла:

— Ну, хочешь, скажу, где у тебя деньги? Вот в

этом кармане. Вот тут они, тут?

Это поразило меня не на шутку: деньги точно ле-

жали у меня в правом кармане. Уже потом я сообра-

зил, что, наверно, непроизвольно придерживал рукой

этот карман.

Ее нужно было прогнать, но у меня не хватило ха-

рактера. Я дал ей три рубля и таким образом узнал,

что мне предстоят дальняя дорога, интересы в казен-

ном доме, возле меня бубновая дама, но на сердце у

нее червонный король. После этого старуха выдернула

у меня волос, положила его на зеркальце и потребова-

ла еще три рубля. К моему счастью, поезд тронулся.

Проехали, наверно, остановок пять, пока я не ре-

шил глубокомысленно, что жить на свете паразитом —

это мерзость. И что, если бы не было в мире вот таких

14

нищих, продавцов открыток, гадалок, мир стал бы чи-

ще, лучше…

Эх, старуха, старуха! Ведь не так уж трудно уга-

дать, что все мы в дальней дороге, и каждому пред-

стоят дела в казенном доме, и у каждого, пожалуй, на

сердце лежит бубновая дама. Все мы одинаковые, хотя

и все мы очень разные!

В НАШЕМ КУПЕ

Третий день стучат колеса. Счет километрам уже

ведется на тысячи, сыграна сотня партий, выпиты де-

сятки стаканов чая, мы пригляделись друг к другу,

привыкли.

Васек — озорной, разбитной мальчишка, он мой

сосед по демократической третьей полке. Стройнень-

кий, легкий, голосистый, любит стихи, обожает залезть

под потолок и петь длинные песни. Васек ничего не

боится в жизни, кроме милиционеров. Дома осталась

только глухая бабка, которой он «мешал жить»; он

поехал в Сибирь не за деньгами, не за теплым местом,

не за славой, а просто из одного желания увидеть раз-

ные земли.

У него и вещей с собой нет никаких: пиджак да

торбочка с сухарями. Как воробышек вышел на стан-

ции, купил стакан голубики или орехов, поклевал — и

сыт. Васек — великий фантазер. Услышал от соседа-

солдата, что в Могилеве, где служил тот, «жизнь — чи-

стый рай: два рубля метр колбасы», это ему понрави-

лось, и он выдумал целую сказочную страну:

— Толь, а Толь! И там, в этой стране, стоит дерево,

и на нем растут пирожные. Сверху свежие, бисквитные,

аж теплые… а внизу уже сухие, наполеоны. Скажи,

здорово?

— Спи, чертенок!

15

— А в дерево воткнута палка, на ней сидит попу-

гай и читает стихи Долматовского. А мы лопаем пи-

рожные и говорим ему: «Попка дурак!»

Васек не имеет секретов; жизнь его на виду, и весь

вагон знает, что у него всех капиталов семьдесят руб-

лей, а бабка не злая, но только день и ночь ругается и

задумала выходить замуж. Все к нему относятся ласко-

во, учат уму-разуму и подкармливают. Васек одинаково

приветливо принимает и поучения и кусок булки с

маслом. На третьей полке он блаженствует; тут его

царство: он может крутить вентиляторы и вообще са-

мостоятельно жить.

Иван Бугай.В общих комбинированных ваго-

нах, как известно, нижние полки «сидячие», а средние

плацкартные. За одну плацкарту доплатил из своих

денег Бугай.

У него болят зубы. Ехал из колхоза на машине, на-

дуло флюс, и разнесло правую щеку так, что жутко

смотреть. Иван Бугай — под стать фамилии — громад-

ный, медлительный и тугодум. Полка под ним потрес-

кивает, и тогда сидеть под ней становится неуютно.

Как запасливый путешественник, Бугай взял с со-

бой в дорогу просторный лохматый кожух. На этом

универсальном кожухе, зарывшись в шерсть, он спит,

им же укрывается, рукав подстилает под голову, а дру-

гим, предварительно вывернув его, закутывает флюс.

Иван Бугай — спокойный, идейный и обстоятель-

ный человек. Он закончил в сельской школе девять

классов, прочитал о стройках в Сибири, махнул рукой

на причитания и уговоры матери с тетками, завербо-

вался и со скандалом покинул дом. Он работал в кол-