– Гэбисты тоже особый народ, – бурчал Грачёв. – И тоже обсели со всех сторон. И тоже… вроде особого государства были. А мы все на ушах стояли…

Он подумал, и спросил:

– А ты мне лучше вот что скажи, Иван… Что ты думаешь про Шилина?

– Думаю, впустую едем. Не будет его там. В лучшем случае, самолёт захватим. И тогда пусть физики разбираются, что там этот Шилин изобрёл, – и Седов махнул головой назад, где в конце колонны ехали в армейском джипе профессор Мартьянов и кандидат наук Сурин. – Вот говорят, у нас наука в загоне, а между прочим, учёные, оказывается, занятой народ. Еле уговорили их ехать с нами.

– Нет, что ты думаешь о Шилине, как о человеке?

– Вражина он, этот Шилин, – ответил Седов. – Хочет слинять на Запад и жить, как «белые люди». Наплевав на Родину.

– О Родине у него плохое мнение, – подтвердил Грачёв. – Мы вчера ночью, пока прокурор записывал на плёнку свою бодягу о борьбе с мировым терроризмом, перетёрли с Бейлиным… А, ты же не знаешь нашего Лёню. Он драматург-самоучка. Инженер человеческих душ, так сказать. Нарисовал он мне психологический портрет Бориса Шилина: непонятый гений, оскорблённое самолюбие… Но не вражина, нет. Просто запутался человек.

– Тщеславие, Юра. Страшная вещь. Грех гордыни, если по-церковному. Вот скажи, куда делись настоящие люди, которые не о себе, любимом, а о проблемах других думают?.. Федя-мореход после разговора с Шилиным радировал нам со своей яхты дословную фразу этого «гения»: «Меня раздражает, что мои изобретения никому не нужны». Он только о себе страдает. Признания жаждет.

– Всё равно не понимаю. Он мне позвонил с телефона одного деда, академика. Такой, знаешь, старый хрыч, ещё Ленина видел. Его сегодня наши трясти будут… Да… И я сказал Шилину, что мы ему поможем! Но Шилин не отозвался адекватно, нет. Просто повесил трубку.

– А может, он, того не лучше, жаждет власти над миром, – продолжал развивать свою мысль Седов. – Видел кино про инженера Гарина? Старый фильм, с Олегом Борисовым. Этот инженер изобрёл такие лучи, стал добывать золотишко, взрывать заводы и всех запугивать. А Шилин снюхался с северными кореяками, и теперь тоже начнёт всех запугивать, а для начала убил гаишника, того капитана! Хе-хе! Колоритный был капитан. Как его звали-то? Степанов?

– Негоже, Ваня, кидаться словами, – поморщился Грачёв. – Говорю тебе, как сотрудник прокуратуры. Почему сразу «убил»? Я понял так, что там имел место несчастный случай. И мы разберёмся с этим делом. Никогда такого не было, чтобы мы, да не разобрались.

– На том стоим! – с пафосом произнёс майор Седов свою любимую присказку. – И поверь мне, Степанова ещё наградят посмертно, как героя. Это уж так заведено. Кто сплоховал и погиб, тот герой. А кто вопреки всему выжил, так одни лишь товарищи знают, что герой – именно он. А то и никто не знает…

2.

Владимир Степанович Черняк, прихватив с собою Лёню Бейлина, лично приехал к знаменитому некогда учёному, Лавру Фёдоровичу Гроховецкому. Старик сам открыл ему дверь, но беседовать откровенно никак не хотел. Черняк и так, и эдак пытался втолковать ему, что никто не желает Борису Шилину зла.

– Если у вас есть связь с Борисом Дмитриевичем, дайте мне поговорить с ним, – убеждал он старика. – Мы хотим помочь ему!

– Понимаю! – отвечал старик, глядя в одну точку. – Из ума-то ещё не выжил… Если прокуратура ищет человека, то, само собой, чтобы ему помочь.

Лёня Бейлин, слушая их беседу, веселился, не скрываясь.

– Как излагает, а? – восхищённо сказал он Черняку. – Наверняка в прошлом был диссидентом.

– Удивляют меня эти новомодные словечки, – проскрипел Гроховецкий. – Во все века некоторых людей называли инакомыслящими. Мысли у них были таковы, что все прочие понять не могли.

После чего развёл руками и повторил:

– Не могли. Возьмём, как пример, Николая Кибальчича. Первым в истории изобрёл сей муж реактивный двигатель, задумал летательный аппарат для полётов людей. А его не токмо в тюрьму определили, но даже и повесили…

– Дорогой мой Лавр Фёдорович! – проникновенно сказал ему на это Черняк. – У нас нет времени на ваши воспоминания.

– Нет времени, – согласился старик, подумал и грустно добавил: – Времени – нет.

– Ну, вот. А вы нам…

– Если вы юрист, – не слушая его, продолжал Гроховецкий, – ведь вы юрист? По каким статьям вы могли бы осудить Шилина?

– Я? Осудить? У меня даже в мыслях нет, – уверенно сказал Черняк, прикидывая в уме своём, что незаконное предпринимательство, производство ядовитого алкоголя, контрабанду и, само собой, уклонение от уплаты налогов он бы Шилину впаять мог. А если постараться, то и шпионаж, и пособничество террористам.

Хлопнула входная дверь.

– Жена ваша, наверное, пришла, – сказал Черняк.

– Жена? – переспросил хозяин, и слеза вытекла из его глаза. – Нет, голубчик… Я одинокий. Умерла моя ангелица два года назад. Молодайка приходит, убирается тут, стирает. Нанял за какие-то деньги, а за какие, не помню.

– Да что вы несёте? Я же всё про вас знаю. Есть у вас жена, есть.

Лёня Бейлин встал, выглянул в коридор. Это была никакая не молодайка, а именно старуха Гроховецкая.

– Что за шутки, Лавр Фёдорович! – попенял он старику. – Вот же она, ваша ангелица.

Старик обрадовался:

– Эгей, княгиня! Это ты, что ли, шуршишь? Я думал, померла. А ты жива?

– Куда я от тебя денусь…

– А где ж ты была?

– Пошла по соседкам, пока ты уснул.

Старик резво вскочил и убежал за ней на кухню. Радостно чего-то забубнил, потом послышался старушечий взвизг.

– Зуб даю, он её за задницу щиплет, – прошептал Бейлин.

Черняк нахмурился.

Дед вернулся вроде даже помолодевший, сел за свой рабочий стол – и сел не расплывшимся комком, а прямо, как гвоздь.

Черняк постучал по своим наручным часам:

– Время, профессор, время.

– Так вы о времени пришли спросить, голубчик? – и Гроховецкий пустил старое своё лицо морщинами. – Об этом я могу вам дать подробную консультацию. Время есть порождение сознания человека, живущего в трёхмерном пространстве. А вне этих условий никакого времени нет, вот какая странность.

Бейлин радостно закричал:

– Он издевается над нами, товарищ полковник! Но до чего талантливо издевается!

– Мы с вами час уже тут сидим, – отмахнувшись от Бейлина, сказал Черняк. – Давайте, наконец, говорить о Шилине и его изобретении!

– Так я о нём и говорю! Вы просто понять не можете.

– Так вы мне объясните!

– Как же я вам объясню, если вы обитаете в мире стереотипных представлений о пространстве и времени? А аппарат Шилина открывает дверь в абсолютно иной мир, где пространство и время – а кстати, и дух – едины. И ничего похожего на то, что вы себе в состоянии представить, там нету. Нету!

Черняк посуровел.

– Подобные изобретения, профессор, допустимо делать только под компетентным контролем. Уж кто-кто, а вы это, конечно, знаете. Ваша обязанность, как гражданина, помочь нам остановить Бориса Шилина, пока он не наломал дров.

Гроховецкий не был с этим согласен.

– Мне более важным кажется остановить вас, пока вы не наломали дров, – возразил он. – Ведь вы, как я понимаю, собираетесь задерживать его силой. А между прочим, некорректно обращаясь с его аппаратом, вы неожиданно для себя можете выкинуть человечество из материального мира вон…