– «Мировому», добавь, терроризму.
– А на даче Шилина пост поставили? – спросил Черняка Шарфинский.
– Непосредственно на даче нет.
– Почему «нет»?
– Там гаишник Степанов с прикомандированными за дорогой смотрит, – объяснил Черняк. – Если ставить людей прямо на даче, местные жители сообщат фигуранту.
– Если сообщат, всех задержать, – распорядился генеральный. – А где мой визажист?
– Вы прямо сейчас будете речь записывать? – спросил помощник.
– А чего тянуть! С утра в эфир. Президент на нас надеется!
4.
Великий руководитель и полководец Ким Чен Ир сквозь широченное окно правительственного здания любовался расцвеченным всеми цветами радуги вечерним Пхеньяном. Заканчивался последний праздничный день. Трудовая партия Кореи отмечала годовщину своего создания, но этот партийный праздник, как всегда, вылился во всенародное гуляние! На улицах – группы людей. Разговоры, улыбки, смех! На огромном экране, установленном прямо на площади, лицо любимого вождя Ким Чен Ира.
«Империалисты называют демократией общество, где мирных людей бьют дубинками, где похищают детей, где нищета и голод! – вещает Великий вождь. – У нас же, где человек осознаёт свое человеческое достоинство, живёт в безопасности и уверен в завтрашнем дне, – говорят они, – демократии нет. И по этой причине со странами социализма можно делать, что угодно, даже бомбить их. А ведь КНДР – самая демократическая страна в мире! Люди живут свободно, достойно, в безопасности и стабильности. Они уверены в завтрашнем дне. Каждый занят любимым трудом, обеспечена старость, гарантирован труд, люди бесплатно получают квартиры, медицинское обслуживание, образование…»
Какой-то явно пьяный мужчина кричит на всю улицу:
– Да здравствуют наши успехи!
Тут же появляется народный патруль: два юноши и девушка-милиционер. Девушка строго выговаривает гуляке:
– Товарищ! В таком виде нельзя появляться на улицах. Пройдёмте с нами.
И пьяный покорно идёт вслед за ними…
С другого угла площади звучит песня о Полководце Ким Ир Сене: «Весь народ сплотился, цель у нас одна: Над Северной Кореей – вечная весна!»
В кабинете Ким Чен Ира тоже работает телевизор.
Великий вождь и полководец прислушался к собственной речи:
«Ведь это же смеху подобно: сами создали экономическую систему, нацеленную на обогащение немногих, и сами же устраивают в ООН обсуждение, как бороться с обнищанием в мире! Я дал нашим дипломатам указание дать достойный ответ этому фарисейскому собранию. Пусть скажут им так: „вы позволяете себе оскорблять корейский народ? Вы смеётесь, что уровень жизни у нас не такой высокий, как в США?.. Но зато у нас нет людей, брошенных государством умирать от голода и холода. Нет нищих, бездомных, наркоманов, проституции, хулиганства, воровства и прочей грязи. А в Америке всё это есть. Это потому, что социализм никому не позволяет жиреть за счёт труда других“…»
Ким Чен Ир усмехнулся, вспомнив анекдот, который во время их длительной железнодорожной поездки в Москву рассказал ему представитель президента России Пуликовский. Анекдот был о том, как маленький мальчик застал своих родителей во время занятия сексом, и воскликнул: «И эти люди запрещают мне ковырять в носу!»
Он прислушался: из разных районов города, заглушённые расстоянием, доносились звуки оркестров. Неожиданно во всё небо полыхнул фейерверк, и дружный вопль восхищённых корейцев вместе с ним взлетел над городом.
А затем грянул Главный государственный оркестр, и тысячи юношей и девушек, заполнявших огромную площадь имени Ким Ир Сена, закружились в танце.
Глава двадцать третья
1.
За ночь, прошедшую после его бегства из квартиры любимой, но ветреной Лиды, Боб обернулся в Щербинку, там пересел в «Москвич» и трижды слетал на базу, где стоял его самолёт. Он отвёз туда скафандр и приборы. Наконец, выбрал время и поговорить с полковником. Тот очень гордился свежеокрашенным самолётом, он теперь был весь белый в серебро, с красиво прорисованными красными обводами, со звёздами и номером Бобова «Москвича»: ММК 14—44. Но полковник жаждал ещё как-нибудь улучшить интерьер машины. В целях вящей маскировки, понятно.
– Как ты думаешь, Борис, какие иероглифы нарисовать на борту? – спросил он.
– Господь с вами, товарищ полковник, – поразился Боб. – Откуда же мне знать про иероглифы?
– Ты мне газету оставлял китайскую, – напомнил ему полковник, вытаскивая упомянутую газету из кармана. – Вот, смотри. Вот здесь самолёты стоят, и иероглифы, и вот на этом фото тоже. Видать, название авиакомпании. Что из этого срисовывать?
– Что короче, – ответил Боб, зевая. – А лучше пусть будет просто как есть. Не люблю я, товарищ полковник, все эти штуки-дрюки, буквы, символы. Вот смотрите: я не ношу цепей, крестов и колец, на моей одежде никаких значков, на теле никаких татуировок… Каким родился, таким и помру. И самолёт бы тоже… Попроще ба…
Боб опять зевнул. Спать хотелось смертельно. Он хотел, выспавшись, отвезти на остров очередную партию грузов, а потом ещё разок смотаться на дачу, чтобы забрать ноутбук и старые расчёты.
И пока он спал, старый полковник нарисовал-таки иероглифы на борту!
– Когда ты летишь совсем высоко, – объяснил он, – их всё равно не видно. А когда совсем низко, они сбивают возможного стрелка с толку. Я знаю, я воевал.
Он помог Бобу надеть и опробовать скафандр. Свои шарики, чтобы превратить скафандр в подобие эквикуртки, Боб закрепил сам.
2.
Первый выход за пределы атмосферы был не выше 100—150 км. Затем Боб плавно снизился, прикидывая, как идти к острову, к точке приземления. И вдруг подумал: «Да какого чёрта! Чего и кого мне бояться?»
И решил подняться повыше.
На подъём почти от земли и до высоты 400 км, с достижением орбитальной скорости при ускорении 1,5g, ему понадобилось около 25 минут.
Земля была фантастически красива! Никакие рассказы или киносъёмка не могли бы передать этого. Где кончается атмосфера? Где начинается «безвоздушное пространство»?.. Бесконечное количество цветовых оттенков при переходе одного в другое давали ясное ощущение: Земля вовсе не затерянная песчинка во враждебном ей пустом пространстве. Она в космосе вроде дома, экоса, в который можно попасть, осилив долгую дорогу… Нет вражды между домом и дорогой, они дополняют друг друга.
Бобу припомнилось ощущение восторга, когда он впитывал в себя многоцветье воды и воздуха на острове Бомонза – но то был разгул эмоций, а теперь его трезвый разум, преодолев и проанализировав эмоции тоже, увидел единство Вселенной: всё живое и неживое представляет собою единый организм; все твари, составляющие его, подчиняются в жизни своей одним и тем же законам, и даже чувства и духовные искания человека вибрируют в общем контексте мира в унисон с ним…
Он смотрел на открывшуюся перед ним картину во все глаза, и вдруг заметил, что со стороны солнца появился неопознанный летающий объект. Он заметно приближался к самолёту, а когда стали видны детали, Борис понял, что это МКС, Международная космическая станция.
Она пронеслась мимо очень быстро. Борис развернул свой самолёт, догнал её; решив рассмотреть – редкий ведь случай! – заложил лихой вираж вокруг станции. Увидел, что на одном из блоков, не спеша, копошатся два космонавта, один с флагом США на скафандре, другой – с флагом России. Борис плавно, бочком приблизился к ним. Космонавты его заметили: они замерли в нелепых позах, один – вверх ногами по относительно МиГа. Как выглядели их лица за светофильтрами шлемов, в которых отражался его самолёт, рассмотреть было нельзя, но Шилин живо себе это представил и радостно захихикал.
Он бы ещё больше веселился, если бы мог слышать переговоры «борта» с Землёй. А разговоры были весьма примечательные. Голос русского космонавта сообщил с гробовыми интонациями: «Ребята, у нас глюки». Голос оператора с Земли попросил повторить: «Не понял, не понял, повторите».