Изменить стиль страницы

Ну, точно!

В отделение ввалился старлей Николаев. За собою он вёл второго азера, чьё лицо выражало изумление. Впервой попался, наверное.

– Оформляй за мной, – сказал Мумрикову старлей довольным тоном. – А я пойду в «Космос».

– Чего там?

– Этот придурок показал, что у него там дружок – похоже, болгарин. А сам тупой совсем, по-русски ни бэ, ни мэ. Пойду, найду этого болгарина.

– Что, выкуп с него возьмёшь?

– Хе! С болгарина? Легко, и валютой!

– Погоди, не уходи. Давай его сначала выпотрошим.

– А, да! Вот его мобильный телефон. Приобщи.

Они обшмонали задержанного, выгребли всё из его карманов и впихнули обалдевшее тело в клетку к тем четверым. Николаев ушёл, а два азера немедленно начали болтать. «Ну, щас начнут права качать», – с тоской подумал Мымриков.

– Началнык, он иностранец, – сказал первый азер.

– Вы тут все иностранцы, на хрен, – ответил Мымриков. – Молчи сиди.

– Как, все иностранцы?! – завопил пьяный москвич. – Р-р-русского человека за говно считаете, фашисты?!

– Щас придёт лейтенант, скажу ему, как ты обзываешься, – пригрозил Мымриков. – Он те язык-то вырвет.

Сам он никогда не опускался до того, чтобы мараться об этих подонков.

– Да я с тобой после этого говорить не стану! – вскричал москвич и демонстративно повернулся ко вновь приведённому азербайджанцу, который что-то растерянно объяснял тому, что попал сюда первым.

– А вот скажи мне, друг мой, – вопросил москвич, – ибо ты мне друг, а эти мерзавцы в погонах мне не друзья. А вот скажи мне, какого лешего ты забыл в нашем городе?

– Он нэ пханимаит пха-русску, – сказал первый азер.

– Так переведи.

– Я тъоже нэ пханимаит. Что такой «лэший»?

– Который в лесу живёт.

Два азера стали активно переговариваться, после чего первый сказал москвичу:

– Он говорит, ничто в Москва нэ забывал. Он тут в пэрвый раз. Он говорит, что в Москва забыли Аллаха.

– Аллах, это у вас там. У нас тут Иисус.

– Нэт. Аллах адын и везде. Аллах послал Иисуса.

– Ничего себе, заявочки!

Первый азер опять заговорил со вторым на своём языке, а потом начал переводить. Но дело шло медленно, потому что – как можно перевести божественный текст на язык, которого почти не знаешь? «Пусть люди Евангелий судят согласно тому, что Аллах ниспослал в нём. Те же, которые не живут в соответствии с тем, что ниспослал им Аллах в Евангелиях – те нечестивцы». «Он разделил вас, чтобы испытать вас тем, что Он даровал вам. Состязайтесь же в добрых делах…».[10]

– Каждому Аллах установил закон и путь, и вам, и нам, – коряво переводил первый азер. – И вы, и мы со смертью вернёмся к Аллаху, и Он поведает, в чём мы ошибались.

– Эй, там! – крикнул Мымриков. – А ну, пррекратить пропаганду национальной розни! А то, щас кээк впаяю статью, п…асы!

Они замолчали. Москвич спьяну придремал. Стала слышна тихая беседа молдаван. Говорили они по-русски, потому что один из молдаван оказался русским приднестровцем.

– …Я самогону днём сварил, выпили с братом. И спать лёг. Вдруг ночью стучат. Я думал, брат вернулся, до дому не дошёл. Кричу ему: ложись в сарае. Опять стучат. Открываю, военный. Собирайтесь на сборы, говорит. Я взял бутыль самогона, и поехали. С нашей деревни я один. А всего с района собрали семь человек, и всё специалисты. Я, например, артиллерист. Ничего не делаем. Потом пришёл полковник с бородкой. Сказал: вы знаете, зачем вы здесь? Завтра отправят на фронт с Приднестровьем. А мы утром пошли в штаб, сказали: мы не пойдём воевать против братьев. Мы с ними в одной армии служили, одну присягу давали. И разошлись по домам…

– А я в газете работал, – бубнил в ответ русский приднестровец. – Ездил на места боёв. Вообще, никто не хотел воевать. Когда начальников не было, парни на обеих берегах устраивали пикники, ходили друг к другу в гости. Не было зла между нами …

– У нас один охоткой пошёл на войну. Василь Дудоглу. А чего, говорит? Раз платят. Через неделю привезли покойника…

– А у нас фотокорреспондент погиб… Так, дуриком.

– Е о вяцэ гря[11], – вздохнул молдаванин.

– Верно, брат, – ответил русский.

Заверещал телефон азера, который Мымрикову отдал старлей Николаев. Мымриков взял трубку, сказал лениво:

– Аллё… Это дежурный по отделению. Какой ещё Богумил Славков? Нет у нас такого…

– Эй, началнык! – вскричал первый азер. – Вот он, Богумил Славков. Вот он сидит, – и показал на Богумила.

– Чего?

– Да, да. Он из Турция прыехал. У него в гостиница паспорт!

– Вы слушаете? – спросил Мымриков в трубку. – Оказывается, у нас он. А вы кто такая?.. Родственница? Приезжайте с документами… Ну, мне всё равно, кто приедет. Запишите адрес…

Он отключил телефон и сказал Богумилу:

– Так ты болгарин, что ли? А чего тогда про Аллаха прёшь?

Богумил ничего не понял, вместо него ответил азер:

– Какой болгарин, слюшай? Он курд!

– Да? А как же ты его понимаешь?

– Он пха-турецку гаварыт. Азербайджанский и турецкий адын язык.

– Старлей придёт обратно, разберётся, что это за болгарский курд из Турции…

Притащили двух молдавских девчонок с малярными кистями. Потом пришли азеры и выкупили своего. Богумил остался без переводчика… Молдаванин затеял с девчонками поиск свояков. Оказалось, таковые были, но их поймали без регистрации и выслали на родину, а бригада, с которой работают девчонки, осталась без плиточника и сантехника. А их-то, девчонок, не вышлют, у них уже есть московские мужья!

И девчонки захихикали.

Пьяный москвич то дремал, то слушал. Вдруг брякнул:

– Абсурдная страна. Кто работает, тот преступник. Кто рабочего обирает, – и он кивнул в сторону Мымрикова, – тот власть!

– Поговори мне, – буркнул Мымриков.

Резко хлопнула дверь. Богумил посмотрел туда, и наконец-то лицо его посетила улыбка: в дверях стоял сеньор Айвен.

Он вошедшего веяло такой уверенностью в себе, что дежурный по отделению невольно поёжился. Подумал: «спецназ, не иначе».

– Ну что, ментура, дурью маемся? – спросил сеньор, подходя к столу и нависая над Мымриковым. – Открывай ворота, я забираю своего…

5.

– …Но почему ты согласилась, дорогая? – спрашивал Иван у Камиллы поздним вечером, когда они, оставив Богумила Славкова в его номере в гостинице «Космос» и строго-настрого запретив из оного номера выходить, возвращались в свою секретную конуру.

– Ну, если наш болгаро-курдский друг так рвётся кого-нибудь убить, зачем ему мешать.

– Мы же договорились, что ты больше не будешь никого убивать.

– Я и не буду. Он будет.

– Но он собирается убить русского!

– И что? Ты огорчён, потому что сам русский? Однако, насколько я знаю историю, русские никогда не стеснялись убивать друг друга.

– Любовь моя, меня огорчает, что я не могу понять твою логику. После того, как тебя саму взорвали в тех горах, ты сказала, что следует избегать убийств. А теперь готова вооружить этого мальчишку, чтобы он в угоду племенным предрассудкам убил моего соотечественника, ни в чём не повинного человека.

– Ну, во-первых, этот человек – бутлегер, отравивший ни в чём не повинных людей ядовитым алкоголем. Во-вторых, чем бы ни руководствовался компаньеро Богумил, а интересы дела прежде всего. Повязать его кровью будет полезно.

– А, вот каковы твои планы! А меня ты не хочешь повязать?

– Да ты и так повязан, – засмеялась она.

Этой их перепалке предшествовал серьёзный разговор с Богумилом Славковым.

Сначала они повели Богумила в магазин ГУМ и приодели по-европейски. Ведь и дураку понятно, что у шикарно одетого человека ни один русский милиционер не станет проверять документы, будь тот хоть азербайджанцем, хоть негром преклонных годов, так и не выучившим русского языка. Иван, правда, кипятился, говорил, что одеваться в ГУМе – просто грех, да и Богумил смущался, что его ведут в самый дорогой магазин не то что Москвы, а всего мира. Но Камилла настояла на своём.

вернуться

10

Сура 5:47—48.

вернуться

11

Жизнь тяжёлая штука (молд.).