Первое дело генерала - улица Заменгофа, основная артерия гетто. Струп ввел в бой артиллерию и, потеряв несколько человек от гранат боевиков, заставил все же повстанцев отступить.
В полдень он приступил ко второму штурму перекрестка Налевок и Гусиной. Никаких маршировок и песен, фронт как фронт: “Батарея, к бою! Огонь!”, наступать цепью под стенами домов, противника - в клещи, охват с запада по Гусиной и с севера, от Мурановской площади, а с третьей стороны, на Налевках, ставить баррикаду из тюфяков - бить оттуда по перекрестку, артиллерии прикрыть стройку огнем, “Что, эти болваны с “коктейлями” против пушек еще живы?! Танки - вперед, автоматчики - за танками!”, евреи последними гранатами разносят баррикаду и переходят чердаками на новые позиции, “Вызвать авиацию!” - командует Струп, вой пикирования, взрывы, дым, пыль...
Израсходовав боеприпасы, группы БОЕ отступили. Отходя, подожгли большой склад - немцам ничего не должно достаться. Бой длился шесть часов. Погибло несколько евреев. Маловато Струпу для победной реляции - что ж, итоги можно улучшить больницей на Гусиной 6, откуда медсестры носили воду раненым повстанцам. От бомбы больница загорелась. Солдаты Струпа ворвались внутрь. Здесь они воевали умело: медиков и больных в пламя, новорожденных - головками о стену, роженицам - вспороть животы...
Развивая успех, отряды Струпа прошли по Налевкам до упора улицы в Мурановскую площадь, и здесь их встретила Месть. (Она, как часто бывает, могла спутать адрес, вершась, например, на том солдате вермахта, который дал возможность спрятаться еврею Гольдману, но таких среди покорителей гетто было ничтожно мало, поэтому тут вряд ли следует опасаться несправедливости).
Первая группа фашистов, приблизясь к площади и хоронясь от пуль, не нашла себе укрытия лучше подворотни, занятой боевиками: немцев немедленно перебили, сняли с трупов одежду и оружие.
А в 16 часов, завершив ратные труды на Налевках и Гусиной, на угол Мурановской площади, где развевались флаги восстания, явилась большая колонна немцев под охраной танкеток: СС, жандармы, батальон полиции-площадь потемнела от мундиров.
Бой был злым. Евреи подожгли танк и захватили два пулемета. Санитарные машины немцев не останавливались – было кого возить. “Евреи и бандиты, - рапортовал потом Струп, - оборонялись, переходя с одного пункта на другой, и в конце концов ушли через чердаки или подземные проходы”.
“Бандиты” - бойцы БОЕ и двух групп ЕВС под командованием Павла Френкеля и Леона Родала. Это они заняли блок домов и атаковали, меняя позиции. Их главный опорный пункт, бетонный дом номер 7, имел вдоволь боеприпасов, а сверх того, получал оружие от союзных поляков через добротный туннель, который вел к противоположному дому на “арийской” стороне (стена гетто делила площадь).
Немцы наседали много раз. Дом 7 отвечал гранатами, из-под его крыши исправно строчил пулемет, соседние дома тоже не поддавались, и к восьми вечера Струп устал воевать на Мурановской площади, где всех убитых евреев за многочасовой бой на-
бралось только девять, - и немцы
ушли
из гетто.
...Бойцы подняли головы. Мгла разбитых домов. Кровь на мостовых. Пустые улицы. Ребенок выползает из подвала, старик выглядывает из развалин. Они живы, они не в поезде смертников, они дома и - нет немцев, нет украинцев, нет полиции... Евреи победили.
Они победили, выжив на Налевках и выстояв на Мурановской площади. Они победили в схватках на Смочьей улице и на улице Счастливой, на Низкой и на Ставках, где теперь грузчики щеголяют оружием, снятым с убитых врагов, и на Францишканской, где немецкий танк запнулся возле еврейской баррикады. Победили раненые, которые стреляли до последнего вздоха, победили дети, метавшие бутылки с горючей смесью. Победили 4800 работников фабрики Брауэра, которые безоружными так сопротивлялись в своих подземных бункерах выселению, что после штурма и уничтожения укрытий немцы захватили меньше 380 человек. Победили два парня с винтовками и девушка со знаменем, они с балкона дома, уже захваченного фашистами, стреляли вниз, в эсэсовский отряд, пока не полегли. Победила неизвестная шестнадцатилетняя девочка, когда обвязалась бутылками с “коктейлем”, облилась бензином, подожглась и с балкона бросилась на проезжающий внизу танк, уничтожив его собой.
Победили мертвые и живые: тот, кто поднял оружие, и тот, кто захлебнулся в канализации, когда Струп, отрезая пути, велел заполнить каналы водой, и тот, кто не поддался провокации гестаповского агента Ганцвайха - его фальшиво-тайная “Польская Боевая Организация” тщетно звала евреев к уличным боям, выманивая их из укрытий под немецкие автоматы.
Поляк, случайно уцелевший в гетто вопреки немецкому старанию уничтожать свидетелей, напишет позднее: “В течение двух войн я побывал во многих сражениях, но ни одно не производило такого потрясающего впечатления... В пламени беснующихся пожаров, в грохоте противотанковых и полевых орудий, минометов и пулеметов пробирались немецкие саперы под еврейские гнезда сопротивления, чтобы заложить взрывчатку. Использовались и огнеметы. После всей этой подготовки немецкая пехота приступала к штурму и раз за разом отбрасывалась евреями. Только на одном участке я насчитал 15 убитых и 38 раненых немцев. Евреи... обороняются яростно и решительно”.
Мы наконец увидели страх непобедимых “сверхлюдей”, мы наблюдали, как эсэсовцы боятся войти в уже умерщвленный дом, мы слышали музыку вражеской агонии - мы упивались правдой борьбы и в жажде продлить упоение ночью развешивали плакаты “Воюем до конца!” и швыряли из-за стены гетто гранаты в полицейский патруль на “арийской” стороне.
Это мы, мы заставили генерал-губернатора Франка 20 апреля сообщить в канцелярию Гитлера: “Со вчерашнего дня имеем в Варшаве хорошо организованное восстание в гетто, которое уже необходимо подавлять с помощью артиллерии”. А Мордехай Анелевич написал на “арийскую” сторону: “Мы атаковали немцев, которые бежали. Наши потери невелики.<...> Мечта моей жизни сбылась. Самозащита евреев в гетто стала фактом, и месть евреев обрела реальные формы. Я свидетель прекрасной героической борьбы еврейских повстанцев”.
Мы победили. Впереди у нас - смерть. А сегодня - праздник. Праздник свободы. Пасха!
Пасха - евреи вырвались из рабства. Пасха - воскрес Христос. Пасха - праздник Жизни.
В этот, 1943-й, год еврейская и католическая пасха совпали на одну и ту же неделю. Подоспело и фашистам: 20 апреля - день рождения фюрера. Всякому своя радость. И свой обряд.
В гетто пасхальную молитву возносило оружие.
Струп взял заложниками членов Юденрата и, грозя стереть гетто с лица земли, предложил евреям сдаться. Мы предпочли бой.
Пробитые пулями знамена групп ЕВС на Мурановской площади долго портили праздник немцам: неустанные их атаки захлебывались, повстанцы сидели прочно в домах, пуповина туннеля питала их оружием дружественных поляков, евреи и сами в дерзких вылазках добывали у врагов автоматы и патроны - они держались больше суток, день рождения фюрера обернулся смертями его солдат и даже одного офицера, Струп в отместку велел расстрелять на месте несколько сот евреев, но торжество все-таки было омрачено, поскольку боевики с Мурановской в конце концов ускользнули. Большинство с помощью отряда капитана АК Иванского вышло через туннель на “арийскую” сторону. Праздник бы им, пусть израненным и обессиленным, да свой праздник у других поляков: двадцать повстанцев уже за городом, в лесу, настигла и после перестрелки захватила полиция, семеро остальных укрылись в доме на “арийской” стороне, но их выдал немцам польский фашист - отстреливаясь, почти все погибли...
Комбинация торжеств одарила радостью и наши пять групп на цветочной фабрике. Нам двадцатого апреля выпал главный бой.
Накануне ночью командир Марк Эдельман преподнес бойцам пасхальный подарок: по 1-2 патрона каждому - их купили вечером, пополнив оснащение, которое позволяло предвкушать толковую схватку: у нас были револьверы, карабины, гранаты, бутылки-бомбы, даже мину мы заложили перед воротами фабрики. Люсик Блонес, самый младший из почти сотни бойцов, сиял: в четырнадцать лет – собственный немецкий револьвер! А сорокалетний Абрам Диамант, ветеран войны, бывший сержант, имел и пистолет, и винтовку... Мы гордились своей готовностью и восторженно кричали со стены