Первая фаза: уличные бои.

Баррикады против танков и авиации бессмысленны. Поэтому - обстрел из укрытий: с крыш, верхних этажей, чердаков. Боевые силы делятся по четырем участкам гетто: центр, щеточные мастерские, Мурановская фабрики. Основные узлы сопротивления - входы в гетто и перекрестки улиц.

Вторая фаза: базы для нападения переносятся под землю, в бункеры и подвалы. При обороне бункеров - “партизанская тактика”: одна группа прикрывает вход, другая запасным выходом выбирается наружу и атакует осаждающих с тыла.

В о о р у ж е н и е

Автоматы, пулеметы ручные и станковые, две артиллерийские батареи, огнеметы, 6 танков, самолеты, газы.

Несколько винтовок, автоматов, пулеметов, около 70 пистолетов (половина неисправна), гранаты, самодельные мины и бомбы, зажигательные бутылки, топоры, ломы, ножи, кипяток, кислота.

Ж и в а я с и л а

Войска СС, армейские части (артиллерия, саперы); полиция СС, гестапо, полиция польская, пожарные части, группа технического обеспечения, вспомогательные отряды украинцев и латышей - всего 2038 человек (в том числе 29 офицеров), многие с фронтовым опытом и специальной подготовкой к действиям в гетто.

Члены БОЕ, отряды ЕВС, профессиональные, домовые и подвальные группы, группа религиозных евреев, одиночки - всего организованных бойцов менее 1000, обученных офицеров - ни одного. Возраст большинства бойцов 18-25 лет.

К о м а н д и р ы

Юрген Струп, 48 лет, член СС и нацистской партии с 1932 г., генерал СС, опытный военачальник и каратель: участвовал в двух мировых войнах, подавлял немецких, чешских и польских антифашистов, советских партизан, уничтожал евреев во Львове.

Образцовый фашист, отличался в СС исполнительностью и жестокостью. В Варшаве мог дополнительно консультироваться с военным комендантом генералом Россумом и губернатором Фишером.

Мордехай Анелевич, 22 года, член левосионистской организации “Молодая гвардия”, с 17 лет активный антифашист, руководитель молодежных отрядов по борьбе с погромщиками. В варшавском гетто - один из создателей боевого подполья. Выделялся организаторскими и военными способностями, личной отвагой, скромностью и обаянием.

Таблица жаждет продлиться: выразительно сопоставились бы, например, санитарные машины и полевые кухни немцев с еврейскими бумажными бинтами и травянистой похлебкой в чаду подземелья... Но некогда мне, и тема гонит: уже 18 апреля, воскресенье...

А какое воскресенье на войне? Начальство СС и полиции совещается о последних деталях, в 18 часов польская полиция окружает гетто, в 19 часов на пунктах БОЕ узнают об окружении, на квартире Анелевича сходятся командиры. Последние приготовления, оружие давно роздано, осталось распределить продукты и цианистый калий - лекарство от крайней беды. Всем группам передано: пароль “Ян - Варшава” - боевая готовность.

Мы заняли позиции в укрытиях, ворота домов забаррикадировали мебелью и телегами, окна-бойницы заложили мешками и подушками, работали споро, пошучивали - тягостная длительность ожидания сменилась, наконец, делом.

В два часа ночи снаружи стены гетто к польским полицейским присоединились немецкие жандармы и украинско-латвийские части с крупнокалиберными пулеметами: посты через каждые двадцать пять метров - обложили... Внутри, по улицам гетто, прошлись разведывательные патрули латышей и полиции.

У БОЕ на улицах свои заботы: предупредить жителей, расклеить листовки: “К оружию! Женщины с детьми - в укрытия!”, поднять бело-красные, красные и бело-голубые флаги, вывесить на стену, наружу, призыв к полякам о солидарности, - мы все успели к рассвету девятнадцатого апреля, когда на пустые улицы гетто полковник фон Саммерн ввел свои силы.

Силы недурно выглядели, силы пели песни. Спереди они прикрылись от пуль евреями из Службы Порядка (их собрали ночью по тревоге и погнали головной колонной, отказавшихся тут же расстреляли). За Службой Порядка - увешанные оружием немцы, латыши и украинцы: мотоциклисты, следом танки и бронеавтомобиль, грузовики с пехотой и станковыми пулеметами, в замыкании - санитарная машина, полевая кухня, автомобиль связи и другие вспомогательные средства, среди них громкоговоритель, зовущий евреев добровольно явиться на отправку. Однако евреи не выходили из убежищ, и в немецкой колонне томились без дела специалисты по приемке живого груза, такие, как комендант концлагеря в Травниках обершарфюрер СС Бартошек, он же Бартечко, славный участием в киевской резне евреев.

Но время - иное, Варшава - не Киев и улица Налевки – не Бабий Яр. “При первом вторжении в гетто евреям и польским бандитам удалось... отбросить наши атакующие силы вместе с танками и бронеавтомобилями”, - так отчитывался потом начальству генерал Струп, сгоряча обнаружив “польских бандитов” там, где их не было. Били немцев расово неполноценные евреи, но признать это арийской душе стеснительно...

Итак, они идут по улице Налевки к центру гетто, где их бронированная мощь сметет основные силы повстанцев, после чего разрозненным шайкам останется поднять руки или лечь под пули, они идут по улице Налевки и бодрая солдатская песня трясет вонючие стены вонючих домов, и вонючие наклейки с дурацким воплем “Погибнем с честью!” смешат непобедимых солдат, они идут, веселясь, до угла Гусиной улицы, здесь дом номер 33 плюет в них гранатой, соседние окна и балконы изрыгают огненосные бутылки, свист пуль, пистолеты и прочерк автомата, пламя... кровь... бежать!.. крики... пальба... Курт убит...Ганс в корчах... плевать на Ганса... “Назад!” - вопит офицер... “Вперед!” - вопит офицер... в задницу!.. спрятаться!.. за столб... в ворота... из ворот - бомба... проклятые жиды!.. взрывы... хрип... смерть... - о. Mein Gott, как испортилась песня!..

Они бежали, в спину им восторженно трещали пистолеты и голосила девчонка в исступлении счастья: “Смотрите все! Настала расплата!”.

Они вскоре пришли в себя, подкрепились свежим отрядом вермахта, уже опасливо, издали, полили огнеметами дома Налевок, а потом атаковали – за два часа боя они не убили ни одного еврея и отступили, оставив трупы, а на них мундиры, каски и оружие - трофеи, дозарезу необходимые нищим победителям.

Впрочем, день только начинался, и в запасе у немцев был полководческий гений Струпа. Генерал уже в восемь утра сменил Саммерна - тот успел за это время после Налевок доконать свою боевую карьеру на улице Заменгофа, где вторая его колонна, тоже с евреями-полицейскими впереди, угодила в котел, устроенный повстанцами: пропустив шеренги Службы Порядка, они с трех сторон ударили по немцам гранатами, бутылками и имевшимся здесь пулеметом, один танк сгорел с экипажем, два другие отступили вместе с пехотой, украинцы и латыши бросились в укрытия, немцы прикладами гнали их в бой, иные эсэсовцы при этом сами прятались, и было от чего: полосуют пули, полыхают бутылки, прибыл новый танк – и его подожгли, кто-то в горящем шлеме мечется, другой, обеспамятев, орет “Юден... Ваффен! Юден... Ваффен!”, - полчаса это длилось, немцев погибло двенадцать, евреев - один, и в семь тридцать утра, держа в уме еще и проигранный первый бой на Налевках, Саммерн явился в гостиницу к Струпу, чтобы доложить: “Все погибло, нас больше нет в гетто”. “Дорогой Саммерн, ты еще не дорос до таких задач”, - сказал Струп, и оберфюрер СС фон Саммерн-Франкенегг выпал из дела, из Варшавы, а вскоре, подстреленный партизанами в Хорватии, из жизни вообще. Еврейские козни...

Генерал же Струп отправился в гетто - лично торить себе тропу в бессмертие. Правда, вскоре преданные подчиненные упросили его перенести свою ставку на “арийскую” сторону, поскольку в гетто генерала дважды обстреляли, приходилось передвигаться под заслоном автоматчиков, да на улицах располагалась охрана, да на крышах - и все равно боязно было от евреев.