Помнится, в августе 1932 года в одно из воскресений все командиры с семьями выехали на берег реки. Были организованы игры, танцы, многие сдавали нормы ГТО по плаванию и бегу. Работники столовой готовили вкусный обед.

Внезапно к реке прискакал всадник на взмыленном коне и вручил мне пакет. Меня вызывали в штаб РККА. Туда же был вызван командир дивизии Р. П. Хмельницкий. Мы узнали, что оба назначены в состав военной миссии, направляющейся в Италию на большие военные маневры.

Итальянские маневры

Москва-Берлин-Рим. Таков был наш маршрут. Я жадно вглядывался из окна вагона в непривычный пейзаж.

На улицах Рима всюду висели фашистские флаги и портреты короля Эммануила VII и Муссолини. То и дело встречались жандармы в черных мундирах и наполеоновских треуголках. Ходили они почему-то обязательно парами. За каждым из нас, как тень, следовал прилично одетый господин... Он не отставал ни на шаг. Утром, выходя на улицу, я, прежде всего, видел своего непременного спутника. Он приветливо раскланивался.

Наша военная миссия выехала в очень красивый городок Перуджиа. Офицеры итальянского генерального штаба снабжали нас материалами о маневрах, топографическими картами, предоставили нам возможность много ездить и наблюдать за действиями обороняющихся и наступающих войск. Во время маневров миссия была Представлена "дуче" Муссолини и королю Эммануилу.

В те времена между СССР и Италией были нормальные дипломатические и торговые отношения. Это всюду подчеркивалось, особенно перед англичанами, французами и американцами. Наши легковые автомашины всегда следовали в голове колонны. Когда колонна останавливалась для показа какого-либо "боевого эпизода", все выходили из автомашин, чтобы послушать информацию генерала, представителя руководства маневрами. Итальянец обычно начинал свой рассказ, как только подходили к нему советские представители, и заканчивал его именно в тот момент, когда появлялись представители Англии, Франции и США. Итальянские офицеры наперебой твердили нам о том, что они ничего не скрывают от нас и показывают все, что только может нас интересовать. Они уверяли, что две дружественные армии никогда не будут воевать друг с другом.

Нам показали боевые стрельбы пехоты из всех видов пехотного оружия по деревянным мишеням, а также бомбежку станции железной дороги девяткой бомбардировщиков. Учебные бомбы летели с пронзительным свистом. В метрах 100 -120 от земли они рассыпались в порошок, не причиняя никакого вреда. Бомбы нам понравились, у нас появилось даже желание закупить их образцы, но нам заявили, что это невозможно: их производством ведает военное министерство, которое торговлей не занимается. Другое дело - торговые фирмы. Они наперебой предлагали закупить у них самые современные виды вооружения и боевой техники.

Маневры проводились с большим размахом, с явной целью устрашения будущих противников. Меня поразило обилие в итальянских войсках полевых радиостанций. Понравилась четкость штабной работы, которая значительно сокращала время подготовки боевых документов. Получив боевой приказ из армейского корпуса, старший адъютант (по-нашему, начальник штаба) и адъютанты штаба дивизии быстро его изучают и одновременно наносят все необходимое на карту в присутствии командира дивизии, который в это время оценивает обстановку и принимает решение. Далее командир берет большой блокнот и карандашом пишет под копирку боевой приказа нескольких экземплярах, пользуясь справками адъютантов, стоящих около него. Под подписью обязательно ставится фамильная печать командира - без нее документ не действителен. Копии - приказа тут же рассылаются в части, которым предстоит действовать в первую очередь. Оставшийся экземпляр документа размножается, чтобы его могли получить в других частях. Не дожидаясь, адъютанты штаба начинают передавать в войска краткие предварительные распоряжения.

На составление боевого приказа командир дивизии затрачивал 50 минут, командиры полков - 35-40 минут. Такой оперативности стоило поучиться.

По моей просьбе мне показали боевую позицию артиллерийской батареи. Больше всего меня интересовали подготовка исходных данных, время приготовления к стрельбе и точность огня. Итальянские офицеры хотели блеснуть быстротой и четкостью своей работы, но как ни спешили, исходные данные для стрельбы готовили довольно медленно. От меня не ускользнуло, что один из них допустил грубую ошибку на планшете, которая при стрельбе привела бы к большому отклонению снаряда от цели. Мое замечание об этом огорошило итальянцев.

Орудия батареи были старомодного типа, времен первой мировой войны, никакого интереса не представлявшие. У нашей военной миссии составилось весьма невысокое мнение о боевых качествах итальянских войск, особенно артиллерии. Красная Армия далеко обогнала их и по качеству вооружения, и по боевой выучке личного состава.

Возвратившись из командировки, я получил приказание приступить к подготовке артиллерийского учения с боевой стрельбой, на котором будут присутствовать итальянские генералы и офицеры. Вскоре учение состоялось. Оно произвело сильное впечатление на гостей. Итальянцы воочию убедились в высоком искусстве наших артиллеристов. На завтраке в честь гостей, который состоялся в сосновом бору, итальянский генерал Росси сказал, что ему не хотелось бы попасть под такой меткий и губительный огонь русских орудий, который он наблюдал на учении.

В 1933 году была создана комиссия по разработке 2-й части боевого устава артиллерии. Проект устава рассматривался постатейно. Тщательно обсуждалась каждая статья. Председателем комиссии был начальник штаба РККА А. И. Егоров, а комиссия состояла из командиров, имевших на петлицах изрядное количество ромбов. Я чувствовал себя среди них поначалу не совсем удобно - в моих петлицах было всего три прямоугольника. Впрочем, это не мешало мне вступать в споры, вносить предложения. Участие в комиссии принесло много пользы. Более ясными стали для меня наши оперативно-тактические взгляды. Работа комиссии не пропала даром: в 1934 году устав издали, и он стал одним из основных законов советской артиллерии.

Артиллеристы Пролетарской дивизии упорно совершенствовали свое мастерство. Меня назначили начальником артиллерии дивизии. Мы неутомимо отрабатывали вопросы взаимодействия с пехотой, методы стрельбы по танкам.

В апреле 1934 года я был назначен в Ленинград начальником и военкомом 1-й артиллерийской школы, возникшей на базе тех самых курсов, где я учился в 1918 году.

С волнением обходил классы, вспоминал свою юность: вот тут я изучал орудия, здесь занимался теорией, тут писал контрольную работу. Все было знакомо до мелочей... Работы было много - новой для меня и уже потому трудной и увлекательной. Командование и преподавательский коллектив стремились поднять качество обучения и воспитания курсантов, приблизить учебу к боевым условиям.

Нам удалось хорошо организовать совершенствование знаний и методического мастерства преподавательского состава. Мы часто выезжали на полевые занятия, стараясь сами сначала глубоко и всесторонне усвоить темы, которые предстояло проходить с курсантами. Большинство таких занятий на местности проводил я, используя знания, приобретенные в академии.

В школе сложился крепкий и работоспособный преподавательский коллектив. Здесь трудились замечательные знатоки артиллерии П. И. Знамеровский начальник штаба школы, П. П. Филатов - начальник учебного отдела, командиры курсантских дивизионов В. А. Лисицкии, Н. Г. Лебедовский, командиры батарей Г. К. Дьячан, Е. А. Ляшко, В. А. Шомполов, преподаватели А. Д. Блинов, Н. П. Петров, В. А. Трофимов, Г. П. Кудрявцев и другие.

Хочется добрым словом вспомнить заместителя начальника школы по политической части Г. Д. Голубева, боевого политработника, умевшего вдохновить людей, развить у них чувство ответственности перед Родиной. Партийная и комсомольская организации школы вели большую воспитательную работу среди курсантов.

Наши выпускники впоследствии геройски сражались на фронтах Великой Отечественной войны. Отлично воевали офицеры-артиллеристы, бывшие курсанты школы Г. С. Лебедев, А. Т. Яров, И. И. Донец и многие другие.