— Вероятно, с этой башни открывается чудесный вид, — предположила Надя.
— Вы совершенно правы, и пока несравненная хозяйка замка знакомит нашего гостя со своим подземным адом, я покажу своей гостье наши надземные дали. Остальным же вашим спутникам я решусь дать совет беседовать друг с другом только на наших языках, дабы их не приняли за чужеземцев, когда они взойдут в монашеских рясах на кафедры в университетах или соборах, овладевая мыслями людей.
Бережной пожал плечами и незаметно подмигнул Крылову.
А Горный рыцарь продолжал:
— У нас говорят, что легче родиться без рук и без ног, чем без родственников. К счастью, у меня есть влиятельный близкий родственник, который смог бы предложить, скажем, вам, Джорданий Бруний, профессорскую кафедру в Карбонском университете в нашей прекрасной столице Куртиже. В восточной же державе другого командора ждет профессорство у восточных народов.
Рыцарь рассказал, что в Святикане очень любят угадывать людские судьбы по расположению звезд, и кому-то из пришельцев полезно стать там звездоведом.
— Но это же невежество, суеверие! — запротестовал Галлей.
— Я и стремлюсь к победе наших гостей над суеверием, которое, как я говорил, хуже религии. Хочу добавить, что моя супруга в таком восторге от посланницы неба, — он посмотрел на Надю, — что с моей стороны было бы деспотизмом лишать ее такого общества. Но пока я готов заменить прекрасную Лореллею и подняться с нашей гостьей по винтовой лестнице в башню, дабы насладиться там заоблачным миром.
Надя переглянулась с отцом и согласно кивнула.
Хозяин замка с рыцарской вежливостью предложил ей идти первой.
— На короткое, но блаженное для меня время вы подниметесь ближе к небу, откуда пришли.
— Увы, лифтов у вас нет, — с улыбкой обернулась Надя.
В забытой нише подземного коридора Горений жадно прижался к трещине.
— Признаюсь вам, пришелец, — с очаровательной откровенностью говорила белокурая ученая заоблачного замка, — с горечью признаюсь вам в неудачах моих главных опытов.
— Чем же вы заняты здесь, прекрасная госпожа?
— Получением одного вещества из другого. Многое удалось. Но мне надоело делать хлопушки и увеселительные огни.
— Хлопушки? — удивился Никита.
— Да. Вот из этой безобидной массы я делаю наконечники для стрел. При ударе о панцирь при хлопке пробивается броня. Владельцы Горного замка очень ценили эти «хлопушки», делавшие их войско непобедимым.
— Сударыня! Вы изобрели, как у нас говорят, «кумулятивный заряд», направленный взрыв. Преклоняюсь перед вами, но хотел бы предостеречь…
— Ах, не надо меня ни от чего предостерегать! Мне нужно золото. Понимаете? Богатство! Огромное богатство. И я вас умоляю помочь мне. Скажите откровенно, у вас, на вашей родине, умеют превращать одни вещества в другие?
— Превращают, сударыня, — с присущей ему прямотой ответил Никита Вязов, не желая начинать свою пропагандистскую деятельность на чужой планете со лжи.
— Тогда скажите, звездный мужчина, почему у меня не получается? Вот мои тигли, вот мои колбы, вот материалы, которые я хочу сделать драгоценными. Хочу, но не могу! А вы должны, непременно должны помочь.
— То, чем вы занимаетесь, сударыня, на нашей Земле называется алхимией.
— Как вы сказали? — рассмеялась Лореллея. Глаза ее блестели, белокурые волосы распустились.
— На френдляндском языке, — продолжала она, — надо выговаривать «Адхимия», что очень подходит к тому, что вы здесь видите.
«Адхимия», — почти вслух повторил Горений, комком сжавшись в своей нише. — «Адское камлание»! — И он осенил себя добриянским знаком, отгоняя нечистую силу.
— Если я занимаюсь адхимией, то мне, как вы понимаете, ничего не страшно. Поэтому говорите, говорите. Мне так надо понять вас. Если вы дьявол, возьмите мою душу, если мужчина, то… — она не договорила, заглядывая пришельцу в глаза.
Горений видел, как задумчиво свесил голову Долговязый рыцарь. Однако он не мог проникнуть в его мысли, да едва ли и понял бы ход его размышлений о том, что он, прилетевший на чужую планету, дабы предотвратить там любые ядерные исследования, может натолкнуть сейчас очаровательную и талантливую исследовательницу на путь, который впоследствии приведет ее планету к ядерной катастрофе при развязывании атомных войн. Ведь явление радиоактивности на родной Земле было открыто тоже женщиной, Марией Кюри!
И Никита, закусив губу, молчал. Он не хотел лгать, но не мог и говорить.
Лореллея совсем по-иному расценила смущенное молчание гостя. Она поправила волосы, загадочно улыбнулась и впилась в него своими зеленоватыми, чуть прищуренными глазами.
— А если… — кокетливо начала она, — если за свои сведения вы получили бы высшую награду, какую только может дать женщина… Впрочем, может быть, не столь прекрасная, как вам хотелось бы?..
— Мне хотелось бы, сударыня, не отвечать на ваш вопрос.
— Но почему? Почему? У вас умеют делать искусственное золото или алмазы?..
— Да, искусственные алмазы, — ухватился Никита, — у нас широко применяют, правда, не в драгоценных украшениях, а в машинах.
— Фи, как это грязно! — поморщилась Лореллея. — Драгоценные камни нужны для служения Красоте, торжеству Прекрасного, Празднику всего лучшего, что есть в Женщине. Или вы не находите этого в своей собеседнице?
— Нет, почему же, — смутился Никита. — Я плохой поэт и только потому уступаю право воспеть вас более талантливому.
— Не говорите мне о талантах! Научите лучше, как получать золото и алмазы, и я буду счастливой. А счастливые умеют делать счастливыми и других, — многозначительно добавила она, полузакрыв глаза. Потом словно встряхнулась и воскликнула: — Нет, вы, очевидно, слишком долго пробыли под водой и уподобились, не обижайтесь, пожалуйста, рыбам. Прошу, поскучайте среди этих тиглей и колб самое короткое время, а я вернусь к вам в более подходящем одеянии, — и она скрылась за маленькой затейливой дверцей в соседнее помещение.
Горений зажмурился, а губы растянул в скабрезную улыбочку. Он-то знал, что находится за этой дверцей. Ему даже один раз удалось заглянуть туда. Он назвал ее тогда «комнатой счастья». Это был подземный будуар несравненной Лореллеи. Дорогие шелка, драпирующие стены, манящая постель под полупрозрачным балдахином, зеркала перед грациозными столиками с гнутыми ножками. Флакончики, вазочки, пуховки заменяли кисть художника, воспевающего Красоту, которая и отражалась во всех зеркалах в виде пленительной Лореллеи, украшающей собой «приют счастья».
Дверца открылась, и появилась преображенная Лореллея в полураспахнутом легком капотике, напоминающем древнегреческую тунику.
— Пойдем, я там все пойму, — требовательно позвала она, взяв одной рукой Никиту за руку, а другой ласково наклоняя его голову, чтобы он прошел через низенькую резную дверцу.
В лицо ему пахнуло дурманящим ароматом.
— Ничего, ничего, — шептала она. — Мы будем там откровенными, совсем откровенными… оба.
Горений неистовствовал. «Вот чего удостоился долговязый нечестивец! Впрочем, колдунья задумала выудить из него способ получения золота! И алмазов! Клянусь И Скалием, не одной ей должны достаться эти тайные знания!».
Долговязому придется пройти подземным коридором мимо ниши в былую комнату пыток. Идя сзади с палицей, достаточно будет оглушить его ударом по голове и оттащить потом неуклюжее тело в заветную камеру, где они с Борением сумеют вытрясти из него все его звездные тайны не хуже слуг СС увещевания. Отцы и маги святого ордена братьев-добреитов будут довольны и не обидят золотом тех, кто преподнесет им способ его получения, секрет чужезвездной адхимии.
Когда Никита и его грациозная хозяйка появились вновь в лаборатории, нетерпеливый Горений уже ждал их там.
При виде его Лореллея нахмурилась.
— Кто позволил тебе войти сюда? — строго спросила она.
— Ваш супруг, достойный Горный рыцарь, сударыня! Он послал меня за долговязым господином, вышедшим из воды. Все уже собрались в рыцарском зале. Не угодно ли почтеннейшему Серебряному рыцарю пройти вперед, а я, из учтивости, пойду следом. Боевой свой шлем, идя к обеденному столу, надеюсь, вы снимете?