Изменить стиль страницы

- Не о тракторах я веду речь.- Ефим на минуту задумался.- Тракторы и комбайны - это, сказать, в нашем деле тяжелая артиллерия, и надежда на нее большая… А загляни в полеводческую бригаду. Какая там техника? Для наглядности возьмем меня и моего соседа Андрея Селезнева,- ты его знаешь. Земли у нас одинаковые, лежат они рядышком, сеем поровну, людей, тягла, бричек, разного инвентаря тоже поровну, дажеть бригадиры - бывшие фронтовики - ни дать ни взять одинаковые бригады.

Ефим привстал на колени, выпрямился, взмахнул сильными руками, как бы собираясь взлететь, и начал рассказывать и о себе и о Селезневе с таким жаром, с каким только поэты читают свои стихи. Лицо его, бледное при слабом свете костра, вдруг почернело, глаза с широкими, нависшими бровями то хмурились, то загорались блеском.

- И вот прошло лето. Посмотрим на меня и на моего соседа… Я приспособил к долу моторчик, и получилась у меня совсем другая песня. Всякий мотор, как известно, трудодней не просит, а работает за десятерых. Веялку к нему приставишь - тянет, триер подвезешь - берет и триер. Транспортировку зерна пристроил - и тут дело пошло! Да что там говорить! Нужно мне поспешить с уборкой подсолнуха, а дня мало - ставлю «Германа» на загоне, включаю динамку, и на поле уже светло как днем. Кукурузу нужно ночью срезать - освещаю и кукурузу. Да я этим моторчиком и подсолнух молотил. Все можно делать. Дожди пошли, а у меня уже все убрано. А что получилось у Селезнева - ты, Андрей Федорович, это хорошо знаешь: и людей уморил, и зерно потерял… А к осени такая картина: Селезнев трудодней наколотил много, а дела сделал мало… Вот оно при чем тут трудодень и техника!

- Да, ты, Ефим, прав,- задумчиво проговорил Кривцов.- Честь тебе и хвала!

- Хвала? - с усмешкой переспросил Ефим.- Хвала невелика… Этот моторчик меня только раздразнил… Вот если бы электричество!.. В Усть-Невинской какое начали дело - завидки берут. Опередить бы нам устьневинцев…

- Э, Ефим, ты, однако, смелый! - сказал Кривцов.

- Зато ты, Андрей Федорович, дюже робковатый.- Ефим усмехнулся, склонил голову и потрогал усы.- Ты смотришь на колхозы так: план сева выполнили - хорошо, хлебопоставки завершили - молодцы! А как мы живем, чем болеем, как бы людям труд облегчить,- сказать правду, ты этого побаиваешься.

- Критику я, конечно, уважаю,- сказал Кривцов,- но при чем тут хлебопоставки?

- А при том они,- Ефим подсел к огню,- при том, что без техники в самой бригаде трудно своевременно управиться с большими планами.

- И чего ты, Ефим, разошелся! - вмешался в разговор Мефодий.- Может, людям пора спать, а ты про технику…

- Техника в самой бригаде - дело нужное,- сказал Кривцов, вставая.- К ней мы идем, но, к сожалению, не все делается быстро… Обидно, конечно, что соседи нас обгоняют… Ну, Мефодий, веди меня в чабанскую опочивальню… Сергей Тимофеевич, ты как насчет сна?

- Еще посижу.

Мефодий и Кривцов ушли в соседнюю комнату. Ефим долго сидел молча. Крупное его тело сгорбилось. Он подсел поближе к костру и начал не спеша подкладывать кизяки. Костер разгорался неохотно. В кунацкой стало холодно. За стенами бушевала метель, в трубу падал снег. Сергей, кутаясь в бурку, прилег на бок и долго смотрел в отверстие трубы, точно прислушиваясь к завыванию ветра.

- Не знаю, какой мне будет из Москвы ответ,- негромко заговорил Ефим.- Ты думаешь, я писал только о себе? Нет, обо всей станице. Две тетрадки исписал, может быть, и не все правильно, но я сужу так: техника нужна всюду, и того, кто ей противится, нужно силой заставить. А таких еще много! За примером далеко не ходи - мой брат. Человек малограмотный, всю жизнь вручную стриг овец, зимой сидел вот у этого костра, а жизнью, как я вижу, доволен. А почему? Не знаком с машиной и не знает, что такое для человека техника… А если бы, скажем, все трудоемкие работы да механизировать, то сколько бы освободилось людских рук! Тогда бы и трудодень возрос в цене, и вся наша жизнь стала бы культурная. Я читал, как на больших заводах - там умная, машина все сама делает. А разве в полеводческой бригаде этого нельзя достичь?.. И еще я писал насчет нашего домашнего житья. Сказать, живем еще по старинке. Тут нам тоже следует пример брать у рабочих, чтобы в хате у нас было чисто, ночью - электрический свет; захотел чаю - вскипятил чайник, пожелал искупаться - искупался в своей ванне. Да чтобы и в станице были и хорошая читальня, и клуб, и такое дело, как канализация, водопровод… Может, я тут и лишнее написал, а только с техникой все это достичь можно…

За стенами гуляла пурга, свистел над крышей ветер, и в дымовое отверстие все чаще и чаще сыпался снег. Костер постепенно чернел, сжимался и потухал, а Ефим все не умолкал.

Слушая Ефима и соглашаясь с ним, Сергей почему-то невольно вспомнил своих земляков - и тех, кого встречал на фронте, и тех, с кем познакомился после войны, и тех, кто давно покинул свой край и стал известен всей стране…

«Кубань, Кубань,- думал он,- как же ты богата хорошими людьми! Везде, в какой уголок ни заглянешь, встретишь либо какого-нибудь добродушного дядьку, либо сурового усача с надвинутой на брови кубанкой, либо дородную молодайку с насмешливыми глазами, либо молодцеватого парня. С виду обычные люди, нет в них ничего такого, что отличало бы их, а поговоришь по душам - и сразу перед тобой открывается такой самобытный характер, в котором, кажется, сама природа не поскупилась и соединила решительно все: тут и государственный деятель, и пытливый ум, и глядящий в будущее мечтатель, и рачительный хозяин…»

А Ефим Меркушев к тому же был еще и ярым поборником машин, страстно верующим в созидательную силу техники, а это особенно нравилось Сергею.

«Побольше бы нам таких бригадиров,- думал он, когда Ефим умолк и стал сворачивать цигарку.- Надо бы ему помочь осуществить мечту… Но как?»

- Сергей Тимофеевич,- заговорил Ефим,- скоро мы изберем тебя своим депутатом, по людям вижу - проголосуем дружно… Поедешь в Москву на сессию… разузнай там - будет ли мне какой ответ?

- Хорошо, я это сделаю,- сказал Сергей.

На пороге появился Мефодий в белых подштанниках и в накинутом на плечи тулупе.

- Ефим! Да кончай ты свою балачку! - сказал он.- Идите уж спать… Скоро и рассветать начнет.

- Да, пожалуй, будем спать,- сказал Сергей, вставая.- Ефим Петрович, мне хочется, чтобы ты приехал к нам в район.

- А что я там буду делать!

- Погостишь, я тебя познакомлю с нашими бригадирами и с Стефаном Петровичем Рагулиным - есть у нас такой председатель колхоза.

- Рагулина я немного знаю, в газетах о нем читал - завидный старик. Вот к нему бы я и поехал - на выучку по урожаю.

Утром Сергей и Кривцов позавтракали, поблагодарили чабанов за ночлег и сели в машину. Поехали они не в Низки,- туда не было дороги,- а в станицу Степную, лежавшую на шляху.

На восходе солнца ветер стих, день разгорался погожий, но морозный. По обочинам шоссе возвышались снежные заносы с зубчатыми, наподобие пилы, верхушками.

- Сергей Тимофеевич,- заговорил Кривцов, когда машина мчалась по ровной, слегка заснеженной дороге,- видал, какие у нас имеются бригадиры? Он и в международной жизни разбирается, и чутье у него насчет наших текущих дел верное.

- Толковый человек. Мы еще долго беседовали.

- А я ушел, и ты знаешь, почему?

- Спать захотел.

- Нет. Я еще долго не спал и все думал… Ты для него гость, можешь слушать и молчать. А мое положение? Я молчать не могу. Ефим меня критикует, и он, конечно, прав, но что я могу ему ответить? Я и сам хорошо понимаю, что время у нас такое, что одних тракторов да комбайнов мало. Нужно механизировать ручной труд, и этот паршивый немецкий моторчик ничего не поможет. Тут требуется не десять лошадиных сил… Все я отлично понимаю, но помочь бессилен.

- Нужно строить гидростанцию,- сказал Сергей,- по примеру устьневинцев.

- Думал я и об этом. И знаешь, какая мысль пришла мне в голову? Надо бы нашим районам породниться. Подключил бы ты нас к устьневинцам! А? Вместе бы строили…