- Тимофеевич,- сказал старик с белой бородой,- батька твоего я знаю - служить довелось в одном полку… Только хотел я спросить тебя еще насчет такой биографии: як там у вас в районе с урожаем?

- Игнат Савельич, такой вопрос к биографии не относится,- возразил Кривцов.- Вы говорите по существу.

- А я тебе говорю, что относится,- стоял на своем старик.

- С урожаем у нас, дедушка, плохо,- чистосердечно признался Сергей.

- А отчего же так? Или засуха? Или, может, перевелись добрые хлеборобы?

- И добрые хлеборобы не перевелись, и не в засухе дело, а мне думается, что во всем мы виноваты сами. Есть же у нас - да и у вас,- Сергей посмотрел на Голубеву,- есть же такие бригады и даже колхозы, где каждый год урожай выходит вышесредний, а то и рекордный. Но таких передовиков - единицы, вот в чем беда! А почему их не тысячи? Мы в этом виноваты… Вот я скажу, как было на фронте: там героизм был явлением массовым. А почему же у нас каждый колхоз не может стать высокоурожайным?

Послышались одобрительные возгласы:

- Правильно!

- И мы про то же говорили!

- Почему нам не дают сортовую пшеницу?

Кривцов встал и постучал карандашом:

- Порядок, порядок, товарищи! Игнат Савельич, будете говорить?

- Скажу,- вставая, проговорил Игнат Савельич.- Тимофеевич, вот ты говорил, что есть у нас рекорды. А я так понимаю: рекорды - штуковина хорошая, а только на одних рекордах далеко не ускачешь и однолично урожай не подымешь. Мы ж не навыпередки играем? То там, в игре, знай подшпаривай, поглядывай на соседа, да и радуйся, ежели он отстает. А в колхозном деле так не годится, тут следует друг дружке подсоблять, чтобы земля сплошь давала рекорды… Правильно я понимаю? А то что ж такое у нас получается? С одним цацкаемся, как с малым дитем, а другой глядит на него и тоскует. У одного урожай, а у десяти - солома… Старик разгневался, подошел к столу.- Неправильно район действует! Одного человека заприметят и уж от него не отходят, все для него, а про остальных прочих забывают.- Старик обратился к Голубевой: - Прасковья, ты у нас в почете, все мы тебя уважаем за старание, а только ты на меня не прогневайся, ежели я и тебя коснусь ради такого случая…- Он снова обратился к собранию: - Почему у нас завелся такой порядок, что у всех на виду одна Прасковья? Слов нет, женщина она старательная, а нельзя же и про других забывать. Все начальство только и видит нашу Прасковью. Первый секретарь райкома приедет - к Прасковье, ее он одну знает, об ней печалится. Второй секретарь прибудет - тоже сперва пожалует к Прасковье. Ты, Андрей Федорович, прискачешь - опять же норовишь к Прасковье, а к другим и дороги не знаешь. Председатель колхоза появится на тачанке - и сразу: «А как тут идут дела у Прасковьи Николаевны?» Чуть какая у нее неуправка - бригадир скликает людей, давай и авралувать и буксировать! Ты, Андриан, не косись, не косись на меня, бо ты дюже великий мастер до буксиров… Вчера всей бригадой снег задерживали. А кому? Опять голубевскому звену. Знать, выходит так: влага нужна только полям Голубевой, а соседние участки пусть себе живут как знают. Не годится, граждане, такое дело… Или взять этот дом,- старик развел руками, показывая на стены, увешанные плодами,- мы его строили всем колхозом, сколько тут людского труда вложено! А кому достался? Одной Прасковье. Она тут разные свои достижения показывает, научность проводит: вот и тыквы и колосья, а в той комнатушке и зеленя прорастают. Другие женщины тоже смогли б и семена прорастить, и свою достижению показать, а негде. А по-моему, как я понимаю дело, ты, Прасковья, взяла б всю бригаду да потащила бы к высокому урожаю. Правильно я говорю? Привела бы людей в этот дом - и давай учить, как надо хлеб выращивать… Нет же, наша Прасковья Николаевна сторонится людей, гордость возымела, а бабы через это и злятся…

- Мы в ее помощи не нуждаемся! - крикнула Шура Богданова.- Пусть она даст нам «гибрид-кубанку», а мы и без помощи обойдемся.

- Вот видите, какая крикуха! Гебрид, гебрид - ишь как бунтует! - Игнат Савельич обратился к Сергею: - Это Александра, моя внучка. Бедовая девчушка, тут ее все знают… Приехала она в Грушку на волах и завернула до меня во двор. «Зачем явилась с худобой?» - спрашиваю. «За пшеницей». А что ж это за пшеница? Какойся гебрид, я его и в жизни не видал. Почему ж ей не дать тот гебрид,- пусть она посоперничает с Прасковьей.

Слушая Игната Савельича, Сергей написал записку Кривцову: «Андрей Федорович, мне думается, что придется поделить «кубанку». И об этом надо сказать тут же, на собрании». Кривцов отрицательно покачал головой и написал на той же записке: «Не могу. Все мои расчеты ломаются…» Сергей прочитал и подумал:

«Упрямится, а совершенно напрасно… Ну, если ты не можешь, так я сам об этом скажу…»

Когда кончил говорить Игнат Савельич, протискиваясь между людьми, к столу подошла Шура Богданова. Ей было жарко. Теплая шаль сползла на плечи, волосы растрепались, она подбирала их рукой, чтобы не лезли в глаза.

- Дедусь,- сказала она звонким голосом и легонько взмахнула кнутом,- вы за меня не заступайтесь, я и сама за себя заступлюсь… Мы с Маней так порешили: не уедем из Грушки, пока не получим «гибрид-кубанку».- Она подошла к Сергею: - Я хочу к вам обратиться. Скоро мы за вас будем голосовать, а скажите: правильно поступают в нашем колхозе, когда не дают семенную пшеницу?

- Нет, не правильно,- ответил Сергей.

В зале наступила тишина.

- Так почему ж нам не дают «гибрид-кубанку»? - спросила Шура.- Разве мы хуже Прасковьи?

- Дадут… Мы с Андреем Федоровичем слушали Игната Савельича и перекинулись словами.- Сергей посмотрел на злое лицо Кривцова.- Перебросились словами; и Андрей Федорович согласился дать вам «гибрид-кубанку»… Но только смотри, Шура: опередить Голубеву не так-то просто…

Кривцов, багровея, молчал.

- Вы, девки, только на языке широкие,- разгневанно сказала Голубева,- трудно вам будет за мной угнаться…

- Не очень гордитесь, Прасковья Николаевна,- возразила Шура.- Мы тоже люди гордые и в обиду себя не дадим.

По залу прокатился одобрительный шум.

- Андрей Федорович,- обратилась Шура к Кривцову,- нам хоть немного, гектаров на десять…

- Ладно, ладно,- сказал Кривцов, не подымая голову.- Куда ж от вас денешься.

Шура ушла к своей подруге.

Собрание, приняв чисто производственный характер, затянулось допоздна. Было уже далеко за полночь, когда люди расходились по домам. Шура и Маруся, довольные и счастливые, благодарили Кривцова и Сергея, просили весной приехать к ним в поле.

- Благодарите одного Сергея Тимофеевича,- сухо проговорил Кривцов.- Ваше счастье, что такой случай, а то не видать бы вам «гибрид-кубанки».

Кривцов и Сергей ночевали у Голубевой. Кривцов был мрачен. Он не обмолвился с Сергеем ни одним словом, сказал только, что у него болит голова, и лег спать… Утром, когда они позавтракали и выехали со двора, Кривцов увидел рослых быков, тянувших воз, груженный мешками. На возу чинно сидели Шура и Маруся. Кривцов тяжело вздохнул:

- Сергей Тимофеевич, неправильно ты поступил вчера на собрании. Обидел ты меня, и нашу царицу полей…

- А знаешь, что я думаю о Голубевой? - сказал Сергей.- Женщина она трудолюбивая, простая, и зря вы ее так балуете… Ведь это же губит в ней все хорошее… Да и нельзя усилиями всего района выращивать рекордисток. Слышал, что говорил старик? И он прав.

- Ты разговариваешь так, точно мы едем с тобой по Рощенскому району,- с нескрываемой обидой в голосе сказал Кривцов.

- А я не вижу разницы.

- Но все-таки председатель здесь я, а не ты. У тебя порядки одни, а у меня другие… Мы на Голубеву возлагаем…

- Порядки у нас везде должны быть одинаковые. И я уже знаю, что ты возлагаешь на Голубеву… Хочешь иметь надежный козырь? А ты сделай так, чтобы осенью у тебя был бы не один козырь в руках, а сотни!

Кривцов насупил брови и ничего не сказал. Сергей протянул ему коробку папирос. Они курили и ехали молча. Машина минула последнюю хату и выскочила в поле.