Тимофей Ильич прочитал всю книжку, а Ниловна все так же, склонивши голову, слушала, вздыхала…
Надо было Тимофею Ильичу что-то записать в тетрадку, а вот что - не мог придумать. Молчаливый и грустный, он с вечера лег в постель и лежал с закрытыми глазами.
«Ежели, к примеру, взять мою жизнь отдельно,- думал Тимофей Ильич,- то она хоть и простая и будто такого ничего не значит, а все ж таки и в ней есть памятные годочки, и по ней рассеяно много горестей и радостей… Хлебнул и я горя через край, рано породнился с нуждой, чтоб ее черти взяли…»
И воспоминания снова чередой прошли перед ним… После революции маломощному казаку по-настоящему полегчало. У Тимофея Ильича к тому времени подросли дети и земли стало вдосталь. Живи и трудись!.. В памяти воскресли годы коллективизации, строительство колхозов на Кубани, а затем война. Пять братьев Тутариновых пошли на фронт, а старик и старуха с дочерью работали в колхозе…
«С этого я и начну завтра речь,- подумал Тимофей Ильич.- Безо всяких тезисов. Самое главное у человека есть его жизнь. Не зря же в народе говорится: жизнь прожить - не поле перейти…»
Глава XXI
После того как во всех станицах Рощенского округа прошли собрания и Сергей Тутаринов был выдвинут кандидатом в депутаты Верховного Совета РСФСР, он во вторник 7 января выехал в Марьяновскую. Никто не мог понять, почему для первой своей встречи с избирателями он отправился в соседнюю районную станицу. Кондратьеву Сергей сказал, что лучше всего сперва поехать в Марьяновскую, где его еще и в глаза не видели. К тому же дорога в Марьяновскую лежала через Усть-Невинскую, и Сергей решил заехать на канал - посмотреть монтажные работы и заодно узнать у Виктора, как идет учение на курсах колхозных электриков. Однако о самой главной причине Сергей умолчал: ему хотелось перед такой длительной поездкой навестить по пути Ирину…
Сергей спешил к Ирине, хотел побыть с ней хоть немного. Но почему-то к радостным мыслям примешивалась горечь, и Сергей то видел серую ложбину и убегающую к обозу Ирину, слышал ее тихий голос: «А еще я хочу ехать учиться»; то вспоминал слова Виктора: «На перевозке турбины мы познакомились». Сергей закрыл глаза, хотел ни о чем не думать, а перед ним вставало смеющееся лицо Виктора.
«Забавно! - думал он, чувствуя, как его щеки хлещет встречный морозный ветер.- Нет, нет, надо кончать слишком затянувшееся ухаживание. Вот приеду и скажу, что мы поженимся».
Сергей размечтался и не заметил, как подъехал к птичнику. Сойдя с машины, он посмотрел в знакомое окно и отшатнулся. Он не мог понять: или ему только показалось, или в самом деле у стола сидели Ирина и Виктор. Ему вдруг стало жарко. Еще не веря своим глазам и ничего не соображая, Сергей подбежал к машине и сказал:
- А ну, Ванюша, пришпорь!
Сергей побывал на канале, полюбовался цинковой крышей гидростанции, а потом разговаривал с монтажниками,- Виктора там не было, и Сергей о нем не спрашивал. У Саввы узнал о том, что занятия на курсах электриков начались.
- Ты бы посмотрел, сколько теперь курсантов! - говорил Савва.- Или потому, что преподаватель такой молодой, или еще по какой причине - все девушки в станице захотели стать электриками. Соня, Варя Мальцева, девушка из «Светлого пути», та, что ты прислал,- все учатся. Твоя Ирина тоже посещает занятия - такая активность, что я уже боюсь, как бы и моя Анюта не записалась в курсанты!
- Это отрадно,- грустно проговорил Сергей, садясь в машину.
Выехав из Усть-Невинской, Сергей как ни старался думать о том, как бы хорошо было, если бы Рубцов-Емницкий поскорее отгрузил электрооборудование, чтобы уже зимой начать сооружать линию; как ни приятно было сознавать, что и крыша гидростанции блестит на солнце, и установка машин идет успешно, и учение электриков налажено, и канал, как заверил Семен, будет готов в феврале,- а мысли об Ирине не покидали его, и на сердце было тяжко…
Станица Марьяновская - районный центр - растянулась по берегу Кубани. Были видны сады, ряды тополей и кущи ясеня на площади. Затем показались белые крыши, амбары, стоявшие особняком за станицей.
После встречи в Марьяновской в тот же день на закате солнца Сергей, в сопровождении председателя исполкома Кривцова, моложавого и краснощекого мужчины, выехал по станицам.
За Марьяновской в ложбине показался хуторок. На заснеженную степь ложился холодный туман.
- Хуторок Грушка,- пояснил Кривцов.- Надо нам сюда заехать. Это полеводческая бригада колхоза «Луч». Я никогда их не миную. Почему? Это такое место, что его нельзя проехать. Здесь живет наша «царица полей».
- А кто она такая?
- Да разве ты не знаешь нашу рекордистку высоких урожаев? - удивился Кривцов.- Ну, как же так? Это же знаменитость! Звеньевая Прасковья Николаевна Голубева! А мы в шутку ее зовем «царица полей».
- Ну, что ж,- сказал Сергей,- поедем и к «царице полей», это даже интересно.
Машина свернула на проселочную дорогу и направилась в хутор Грушка.
В ложбине, недалеко от шоссе, стояли десятка два домов, под камышовыми и соломенными крышами, с невысокими, из хвороста, плетнями. В центре - общественная конюшня, навесы для бричек и плугов, кузня, амбары. По обе стороны широкой улицы стояли тополя, густо, один в один, иные толщиной в два обхвата, а за тополями, как за высокой стеной, прятались палисадники, постройки, сады.
Проезжая по улице, Кривцов обратил внимание гостя на новое здание, под черепичной крышей, с высокими окнами. Передняя стена была расписана аршинными буквами - красочные слова призывали голосовать за Сергея Тутаринова. Крыльцо было увито красным полотном и украшено флажками и плакатами.
- Бригадный агитпункт,- пояснил Кривцов.- Оборудован на время выборов, а вообще это - Дом агротехники Прасковьи Голубевой. Специально для нее построили… А у вас есть такие дома? - Не дожидаясь ответа, Кривцов продолжал:- Золотые руки у этой женщины! И если бы ты только знал, как она нас выручает… В районе с урожаем неважно: как мы ни бьемся, а похвалиться нечем. Осенью приедешь с отчетом в крайисполком, веришь, стыдно. Вот тут и приходит на выручку наша «царица полей». Это такой, я тебе скажу, козырь в руках! В этом году звено Голубевой дало по сто восемьдесят шесть пудов пшеницы с гектара. Это же рекорд! Назовешь такую цифру - и уже тебя не ругают и смотрят на тебя совсем другими глазами… Вот оно какую силу имеет эта женщина!
- А много у вас таких «цариц»? - спросил Сергей.
- Как «много»? - удивился Кривцов.- Она же рекордистка!
- Ну, а какой у вас урожай в тех бригадах, где нет «цариц»?
- Так себе… До Голубевой далеко.
Машина остановилась возле тесовых ворот, выкрашенных в зеленый цвет, и Ванюша подал сигнал. В калитке показался Петр Голубев - муж Прасковьи Николаевны. Увидев Кривцова, он торопливо распахнул ворота, показывая, как удобнее подъехать к крыльцу.
- Как поживает хозяйка дома? - спросил Кривцов, выходя из машины и здороваясь с Петром.- Как идут ее дела?
- Спасибо, Андрей Федорович, на жизнь жалоб нету,- ответил Петр, мужчина коренастый, широкоплечий, с серой и давно небритой щетиной на лице.- И дела у нас идут исправно, а только девки из первой бригады не дают жене покою.- Петр посмотрел на окна, откуда доносились женские голоса.- Слыхал? Полдня воюют! С утра пришли и не уходят… Я уже Андриана на подсобление позвал.
- Что там еще за девки? - сердито спросил Кривцов.
Дверь распахнулась, и на крыльцо вышел бригадир Андриан, смеясь и вытирая рукавом красное, побитое оспой лицо.
- Ох, и что за канальские девчата! - сказал он, здороваясь с Кривцовым.- Комсомолки! Ну, прямо одно горе с ними!..
- А что случилось?
- Две девчушки из первой бригады пожаловали к нам и хотят тут хозяйничать. Беда! Я им и по-хорошему, и по-всякому…
Из дома донеслись выкрики:
- Так не дашь?
- Сказала не дам - и не дам!
- Ишь какая барыня!
- Все тебе да тебе!
- А мы разве не такие?