Изменить стиль страницы
  • Глава XXIII

    Давно наступила ночь, а до Низков - небольшого степного хуторка - езды оставалось еще более часу. В степи гуляла метель, дорога, освещенная фарами, курилась и вздымалась поперечными рубцами. След постепенно терялся, колеса вязли в сугробе, с визгом вращались на месте,- гремели комочки льда о крылья, и зад машины точно кто-то сильными руками заносил то в одну, то в другую сторону. Сергей кутал лицо в бурку и одним глазом посматривал в маленькое отверстие на дымившуюся поземку. Ванюша поддал газу, и машина, прорезав сугроб, выскочила на совершенно голый пригорок. Ветер здесь свирепел еще сильнее, с яростью кружил снежную пыль, унося ее в темную ложбину, как в пропасть.

    - Держи влево,- посоветовал шоферу Кривцов.- Нам бы проскочить этот яр.

    Машина свернула влево, свет метнулся в глубокую низину, заваленную мягкими дымящимися сугробами. Проехали еще немного, и радиатор зарылся в белую стену; стало темно - фары точно кто укрыл шалью.

    - Что-то я дорогу не вижу,- смущенно проговорил Ванюша, приглушив мотор.

    - Погоди, сделаем разведку,- сказал Кривцов, вылезая из машины.

    За ним молча, не снимая бурки, вышел и Сергей. Ванюша вывел машину задним ходом на расчищенную от снега площадку. Внизу, в глубокой ложбине, горой лежали завалы снега.

    - Эге-ге,- негромко проговорил Ванюша,- тут нам не проехать…

    Не подымая полы бурки и погружаясь в снег выше колен, Сергей взобрался на высокий карниз, но от ветра не мог удержаться на ногах и упал. Тут же стоял, сгибаясь, Кривцов. Сергей крикнул Ванюше, чтобы подъехал ближе и осветил низину. Когда свет раздвинул темноту, совсем близко показалась длинная, лежащая на снегу крыша,- вероятно, овечья кошара. В морозном воздухе Сергей уловил свежий запах кизячьего костра и разглядел над низкой трубой срезанную ветром сизую полоску дыма.

    - Чую жилье и людей,- сказал Сергей.- А ну, пойдем к ним, они-то дорогу разыщут.

    - Постой, постой,- заговорил Кривцов.- Теперь я распознал местность: перед нами овцеводческая ферма колхоза имени Калинина… Но как же мы сюда попали?

    Домик чабанов, стоявший вблизи кошары, был завален снегом. Кривцов и Сергей отворили тяжелую, обитую войлоком дверь и вместе с холодным ветром и паром вошли в дом. Чабаны сидели у костра; двое из них вскочили и, схватив за ошейники рычавших собак, оттянули их в темный угол. Третий чабан - рослый, могучего телосложения мужчина с пышной бородой - подошел к Кривцову и посмотрел ему в засыпанное снегом лицо.

    - Андрей Федорович! - воскликнул он.- Какими судьбами?

    - Буран загнал.

    Внутри чабанское жилье напоминало горскую саклю из двух комнат. В первой - прихожей, или кунацкой,- не было потолка, с крыши свисала труба, сплетенная из хвороста наподобие огромной корзины. Как раз под ней горел костер, на треноге стоял казанок. Вторая комната служила чабанам спальней,- там были и окна, и стол, и обычная печка, и нары вдоль стен, устланные сеном и овчинами… Сергей и Кривцов подсели к огню.

    - Скажи, Мефодий,- обратился Кривцов к старшему чабану,- как нам добраться в Низки?

    - Це дило неможное.- Мефодий развел руками.- На Низки отсюда не проедешь. Ложбину еще с утра так засугробило, что там ни пройти, ни проехать. А в объезд, на Суркули, тоже нельзя - там мост разобран.

    - Катайте на Вросколеску,- посоветовал мужчина, сидевший на корточках у костра.- На Вросколеску - самое верное дело…

    - А! Ефим Петрович! - сказал Кривцов.- Ты чего здесь?

    - Пришел к брату, в его «имение»,- ответил Ефим, искоса посмотрев на Мефодия.- Мы с ним редко видимся, а тут выпал важный случай - готовимся к выборам. Наш завагитпунктом вызвал меня и сказал: «Ты, Ефим, как агитатор, сходи к чабанам и почитай им положение о выборах и расскажи о Тутаринове…» Вот я и явился.- Ефим взял из костра горевшую палочку, посмотрел на нее.- А вообще я чабанов недолюбливаю… Избалованный народ!

    - Так ты советуешь ехать на Вросколескую? - спросил Кривцов.- Далеко же!

    - Зато наверняка доедете.

    - И такое ты, братуха, придумал! - обиделся Мефодий.- В такую вьюжную ночь - и ехать на Вросколеску? А дороги? Их же повсюду замело… Мой совет, Андрей Федорович, и вам и вашему товарищу, не знаю, как его звать,- Мефодий посмотрел на Сергея,- совет мой вам - заночевать у чабанов. Спальня у нас теплая, под бока постелем овчину, укроем шубами, а сверху буркой.

    Кривцов взглянул на Сергея:

    - Ну, как? Останемся?

    - Надо сказать Ванюше, пусть подъезжает,- проговорил Сергей, потирая руки у огня.

    - Вася, Коля,- обратился Мефодий к молодым чабанам, державшим в углу собак,- привяжите волкодавов, а сами бегите на бугор. Там стоит машина - скажите шоферу, чтоб подъехал сюда.

    Молодые чабаны, погремев возле собак цепью, вышли из дома, а Мефодий обратился к гостям:

    - Подсаживайтесь ближе к костру. У нас - как у черкесов: в доме огонь горит. Без костра не можем. В казанке доспевает баранина. А какая молодая да жирная! Кажись, ради такого случая у нас и по рюмочке найдется.

    - Чабаны - народ богатый,- сказал Ефим, с любопытством посматривая на Сергея.- Чабаны завсегда при деньгах - как купцы, а только живут некультурно.

    Мефодий, не отвечая брату, посмотрел в угол, где негромко рычали собаки.

    - Ну, ну! - прикрикнул он.- Эх, и славные у нас волкодавы! Не собаки, скажу тебе, Андрей Федорович, а истинное зверье. Позавчера волка в шмотья разнесли… При себе мы держим только двоих, для личной охраны, а остальные там, в кошаре…

    - Брось, братуха,- сказал Ефим.- У тебя иного и разговору нету, как только об этом зверье… Странный народ чабаны! Живут в степи, как кочевники, хвастают своими волкодавами и никакой техникой не интересуются.

    - Ефим Петрович, а как там поживает твой «Герман»? - спросил Кривцов.

    - Действует вовсю!

    - Я вам зараз поясню,- шепотом заговорил Мефодий, подсев к Сергею.- Мой братуха привез из Германии моторчик и дал ему кличку «Герман». И была охота тащиться с таким грузом!

    - Тяжесть невелика, а вещь в колхозе нужная,- ответил Ефим, взглянув на брата, как бы говоря: «Эх, голова! Ничего ты, окромя своих овец, не знаешь…»

    - Ефим Петрович - человек хозяйственный,- одобрительно отозвался Кривцов.- Он знает, что ему нужно…

    - И за границей себя хозяином держал? - спросил Сергей,

    - Да это уже само собой,- с достоинством ответил Ефим, тронув ладонью усы.- Но отчего ж было и не взять нужную вещь? Трофей! А тут еще у меня была и такая думка: кончилась война, хозяйство наше от фашистов пострадало, а восстановить его необходимо в быстрые сроки. Так что тут всякий моторчик надобно к делу пристроить.

    В это время вошли молодые чабаны и Ванюша.

    - Ефим Петрович,- сказал Кривцов,- так ты пришел агитировать чабанов, чтобы они единодушно голосовали за Тутаринова? А в глаза видел этого Тутаринова?

    - Не приходилось.

    - А ты посмотри! - Кривцов кивнул на Сергея.

    - Сергей Тимофеевич? - спросил Ефим.- А я посматриваю - и что-то мне твое обличие будто знакомое… На портрете видел… Доброго здоровья! - И Ефим крепко пожал Сергею руку.- Это получается так: нет худа без добра! Не случись на дворе пурги, ты проехал бы на Низки - так бы и не повидались, и агитировал бы я за тебя заочно.

    - Пожалуй, верно,- согласился Сергей.- Ну, а что ж такое ты тут рассказывал обо мне?

    - Все только хорошее. Хвалил! А как же! У меня есть твоя биография!

    - А еще о чем рассказывал? - поинтересовался Сергей.

    - Еще был кое-какой разговор,- неохотно ответил Ефим.

    - Братуха, и чего ты умалчиваешь? - сказал Мефодий.- Скажи, что была у нас балачка насчет Черчилля. И еще про ту… как ее? Про Улсуриту, что ли…- Мефодий поперхнулся.

    - Эх ты, чабан! - засмеялся Ефим.- Иностранное слово как следует выговорить не можешь!

    - Да его сам дьявол не выговорит!

    - Разговор, конечно, у нас был, но не специально про Черчилля,- сказал Ефим, обращаясь к Сергею.

    - Слов нет, беседа у нас была интересная,- заговорил Мефодий, поправляя костер.- И все ж таки никак я не могу уяснить… Ну, допустим, Черчилль или там еще кто из той шатии-братии - понятно. Мы издавна сидим у них бельмом в глазу, оттого им и мерещится война,- болезня, ничего не поделаешь! - Мефодий погладил бороду.- Но вот я не могу разобрать, что оно такое - Улсурита? Человек это или же черт?