- Эх, дочка, дочка,- говорила Марфа Игнатьевна.- Была и я девушкой, и все это переживала… А все ж таки нечего тебе просиживать за книжками да этого Грачева водить в дом, а пора и за ум взяться. Ты теперь невеста, и одна у тебя дорога - стать женой. Вот ты и готовься к этому, посмотри, все ли у тебя припасено для новой жизни… А как же? Мы так выходили замуж. Перво-наперво - постель. Хоть он у тебя и фронтовик и любит при людях похвастать, что сильно закален на войне, а пуховую постель и ему надо приготовить. Кровать у тебя есть, на сетке, четыре подушки пухом набиты, есть и новое одеяло, а вот пододеяльника нету…

Прорезая ножницами петли, Ирина услышала шум мотора, знакомые шаги, стук щеколды, и по тому, каким голосом говорил Сергей с шофером и с какой решительностью распахнул сенную дверь, она уже знала, что у него плохое настроение.

- Иринушка! - крикнул Сергей, быстрыми шагами подходя к ней.- Ты бы только знала, как я летел к тебе! Так только птицы…

Сергей не договорил, ибо в ту минуту, когда он приблизился к ней, нагнулся и обнял ее, то, что он хотел сказать о птицах, сразу потеряло свой смысл… Он легко, вместе с одеялом, приподнял ее, обрадованную и испуганную, и стал целовать и ее улыбающиеся губы, и ее закрытые, но все видящие глаза, и ее уши, маленькие и мягкие; целовал торопливо и с той ненасытной жадностью, с какой уставший, томимый жаждой путник пьет воду, добравшись до родника.

- Ой, Сережа, одеяло падает!

- Наше?

- Наше…

- Сама мастерила?

- Сама…

- И смогла?

- Так это же не трудно.

- Ты пока оставь свое шитво,- сказал Сергей.- Собирайся, поедем к нашим…

- Ты чем-то встревожен?

- Не ладятся у нас дела с высоковольтной линией… Хочу поговорить с отцом. Поедем вместе.

Наступал сухой и душный вечер. В доме Тутариновых еще не светились огни. Ниловна подоила корову и пришла с дойницей в сенцы - из дверей повеяло запахом молока. Тимофей Ильич сидел на низеньком стульчике возле хаты - он только что вернулся с огородных плантаций и отдыхал. За день находился, устал, все тело ныло, старчески сухие ноги просились на покой, но не ломило в суставах, не было и в коленях той ноющей боли, которая обычно предвещала старику сырую погоду. Усталыми глазами Тимофей Ильич смотрел на небо, до половины залитое жарким красновато-синим светом, и думал: «Что-то моя ревматизма не тревожится, знать, не быть скоро дождю…»

Ниловна процедила молоко, вымыла дойницу и, повесив ее на колышек, присела, тоже на низеньком стульчике, рядом с мужем.

- Тимофей, ну что там ноги, не зудят?

- Уже вылечились,- ответил Тимофей Ильич.- Думаю записаться в танцоры.

- Знать, не быть дождю.

Постепенно стемнело. Густые сумерки полезли в сад, а из сада на улицу. В калитку вошла Анфиса, ведя за ошейник телка.

- Разыскала? - спросила Ниловна.

- В бурьянах возле мальцевского двора спал, окаянный,- сказала Анфиса, проходя мимо родителей, полная и низенькая, с заметно выросшим круглым животом.- Мамо, Семен еще не пришел? Знать, и сегодня будет ночевать на гидростанции.

- Э-хе-хе-хе! - тяжело вздохнул Тимофей Ильич.- Дождик-то пойдет, ему еще придет пора. А меня, Ниловна, другое опечаливает… Весна наступила, вода в Кубани прибыла, а электричества все нету и нету. А Прохор доказывал мне, что все упирается в воду…

- А чего ты печалишься? - сочувственно заговорила Ниловна.- Гляди, сколько столбов по улице стоит, просто как в городе. И шнур в хату проведен, чего ж тебе еще?

Тимофей Ильич поднял голову, хотел посмотреть на провода, идущие в дом, но в темноте их уже не было видно.

- Ничего ты, Ниловна, не смыслишь,- сказал он.- Ну что такое столбы? Что мы, на них богу будем молиться, коли в них тока нету?.. Будем вот так сидеть и на столбы поглядывать… Да и сын наш тоже вояка хороший, в станицу носа не показывает. И Никита Мальцев тоже сидит и чуприну свою поглаживает. Был я у него сегодня. За голову руками схватился, чуб мнет. «Почему,- говорю ему,- не ведете столбы от станции?» - «Нету, говорит, дерехтивы, а без нее не можно…» Видал ты его - без дерехтивы жить не может.

Тимофей Ильич бурчал, ругал Савву, и Сергея, и зятя, а Ниловна слушала и зевала - она привыкла ложиться спать рано, когда куры садятся на насест. Она хотела встать и уйти, но в это время на улице вспыхнуло зарево. Сперва оно осветило плетни, затем перекинулось в сад и, позолотив верхушки белолисток, упало на белую стену и ослепило Тимофея Ильича и Ниловну.

Анфиса легко, точно она и не была беременна, побежала открывать ворота, заслонив рукой от света глаза… Машина подъехала к самому порогу. Сергей и Ирина подошли к родителям.

- Мамо, и вы, батя,- сказал Сергей,- мы приехали к вам в гости.

- Спасибо, дети, спасибо,- басом ответил Тимофей Ильич.- Давно пора навестить стариков.

А Ниловна, обрадованная таким неожиданным приездом сына с будущей невесткой, прижималась то к Сергею, то к Ирине, хотела сказать что-то значительное и не находила слов… Старушка вспомнила свою молодость, увидела и себя и Тимофея Ильича - вот так же когда-то стояли они перед родителями - и ей хотелось побежать в хату, вынести икону и благословить жениха и невесту, только она не знала,- вынести ли сюда икону, или увести молодых в хату… Потом Ниловна вспомнила, что сын ее икону не примет, и от этого ей стало так больно на сердце, что она тихонько всплакнула, прижавшись уже не к Сергею, а к Ирине, и успела тайком, так, что в темноте никто и не заметил, перекрестить их обоих своей маленькой старческой рукой.

- И чего ты к ним липнешь? - сказал Тимофей Ильич.- Эй, бабы! - обратился он и к Анфисе, что-то говорившей на ухо Ирине, и к Ирине, уже как к своей, и к Ниловне.- Идите в хату и там шепчитесь и целуйтесь сколько вашей душе угодно. Да приготовьте стол, а мы тут с Сергеем побеседуем.

Женщины ушли в хату, вскоре в окнах загорелся свет и послышался девически веселый смех Анфисы и Ирины.

- Ну, что ж, сыну,- заговорил Тимофей Ильич.- Нареченную жену ты привез, а русская горькая у тебя имеется? Без этой штуковины и в хату не пущу! - И старик рассмеялся тихим, с хрипотой смехом.

Между тем закат давно угас, и из-за крыши подымалась луна. Тени от дома потянулись к воротам. Тимофей Ильич, прислушиваясь к смеху в хате, сказал:

- А веселая тебе жинка попалась.

Затем усадил Сергея рядом с собой и положил ему на колено свою костлявую и тяжелую руку.

- Не расписывались? - спросил он строго.

- Еще с месяц подождем.

- Чего ж ждать? Какая тому есть причина?

- Так условились… Ирина учится.

- А ты бы ее сам и учил… на то и муж.

- Вы этого, батя, не поймете.

- Так, так,- старик подумал.- И без свадьбы будешь кончать дело?

- Некогда, батя, разгуливать.

- Так… Оно-то и верно, зараз тебе не до гулянья… А как же с прочим?

- Это вы о чем?

- Нужно ж тебе родительское благословение или как?.. Знаю, у попа венчаться не будешь, свадьбу справлять тоже не желаешь, а все ж таки без родительского благословения нельзя.- Тимофей Ильич тяжело вздохнул.- Ты, сыну, не суперечь, ежели мать поднесет тебе икону, не бунтуй, хоть и не смотри на лик божий, и не крестись, а только мать не оскорбляй.

- Нет, нет, батя, только без этого,- поспешно ответил Сергей.- Вы же знаете, что ни вас, ни мать я никогда и ничем не обижал, а этого делать не надо… Ни к чему.

- Так-таки и ни к чему? А чем же мы тебя будем благословлять? Кулаками, что ли? - Тимофей Ильич, сжимая пальцами колено сына, рассмеялся и закашлял.

- Скажите нам доброе слово - вот и все.

- Так, так, доброе слово.- Тимофей Ильич задумался.- Я и сам не дюже охочий до тех икон, а вон мать твоя - женщина старорежимная, что она смыслит в политике?.. Ну, ничего, я как-нибудь сам отговорю. А жилье там у тебя имеется? - спросил отец после короткого молчания.- Где жить-то будете? На квартире?

- Об этом, батя, не беспокойтесь.

- Ну, добре, добре.- Старик расстегнул бешмет, выпрямил ноги.- Ну, что там у вас в районе? Что думает начальство насчет дальнейшего строительства?