- Ну, Коломейцева, как идет практика? - спросил Виктор.

- Хорошо,- глухо ответила Лена,

- А почему косит изолятор? - спросил Сергей.

- Ну, это не беда! - сказал Виктор и подсел к Лене.- Возьми кусочек пакли… Давай, помогу.

- Нет, нет, я сама!

- И в самом деле, Виктор,- сказал Сергей,- не будем мешать. Зайдем на минутку к нашим… Ванюша, ты потом подъедешь.

Ванюше показалось, что он ослышался, и он нарочно переспросил, куда нужно было подъехать. А когда Сергей и Виктор направились в переулок, Ванюша осторожно подошел к Лене и долго смотрел на ее проворные руки.

- А ты чего остался? - не подымая головы, спросила Лена.

- Лена, да ведь это же я, Ванюша… шофер райисполкома.

- Вижу,- сказала Лена, не отрываясь от дела.

- Помнишь, как мы ночевали у вашей мамаши?

- Понравилось? - Лена поправила рукой спадавшие на лоб кудри.- Приезжайте еще!

- Да мы с Сергеем Тимофеевичем были у вашей мамаши, а только никого там не застали.

- Были у матери и никого не застали? Смешно!

Ванюше сделалось жарко. Он снял шапку и пригладил ладонью белую чуприну.

- Лена, а тебя там не было… а мне так хотелось с тобой повстречаться.

- Это зачем же?

- А так, запросто…

Лена удивленно подняла голову, и этот ее строгий взгляд, и ее румяное лицо показались Ванюше такими красивыми, что он уже не мог устоять и присел на столб.

- Лена, в тот вечер…

Ванюша не договорил. Лена вдруг рассмеялась и так радостно, что и ее смех, и белые зубы, и голубые с крапинками глаза были Ванюше до того приятными, что он, и сам не зная отчего, тоже рассмеялся.

- Ванюша,- сказала она ласково,- ты не вспоминай тот вечер… Он давно прошел и уже никогда не вернется, а лучше помоги мне…

- Леночка! - Ванюша вскочил.- Приказывай все, что хочешь,- вмиг сделаю! Да если ты только скажешь…

- А Сергей? Скоро тебе нужно ехать.

- Теперь все обождет! И Сергей Тимофеевич, и все на свете! Раз я решился…

- На что же ты решился? - при этом Лена так улыбнулась, что у Ванюши потемнело в глазах.

- На то я решился, на то…- Ванюша тяжело вздохнул:- На все я решился, потому как люблю тебя, Лена!

- Меня? Так я же замужем была! Разве ты не знаешь?

- Ничего мне не надо знать, ежели ты мне по душе…

- Ва-ню-ша! Ой, какой ты страшный!

- Сам я теперь не свой, вот и страшный!.. Лена, говори, что мне делать?

- Помоги яму вырыть.

- Хоть десять! - Ванюша ударил шапкой о землю, снял пояс, засучил рукава.- Давай лопату! Где рыть?

- Милый Ванюша! Ты не страшный, а очень славний!

Ванюша вонзил острие лопаты в землю, наступил ногой и уже ничего не слышал.

Прошла неделя, и по Усть-Невинской поднялись, как лес, столбы, отсвечивая на солнце белыми серьгами изоляторов. Вид станицы как-то сразу изменился. От непривычки и улицы казались шире, и дома выше, и изгороди исправней. Будто б все оставалось прежним: и деревья, как и во всякую весну, дружно покрывались зеленью, а только вдоль садов возвышались столбы, и на них то там, то здесь карабкались электрики, уже натягивая провода: и яблони, как всегда, зацвели буйным цветом, а только на фоне этой пышной белизны величественно рисовались все те же столбы… На площади они описали размашистый круг, а затем разбежались кто куда: одни по улицам, другие вдоль реки, третьи к амбарам и на колхозные дворы, а самая длинная цепь, обогнув Верблюд-гору, протянулась к саманному домику птицеводческой фермы…

А курам в это время не было решительно никакого дела до того, подошли на птичник столбы или не подошли: они встречали весну таким крикливым кудахтаньем, что оно было слышно в станице. В курник, где ярусами вдоль стены, точно ложи в театре, висели плетенные из соломы гнезда, набилось столько хлопотливых несушек, что там образовался настоящий куриный базар. «Я-я несу яйцо! Я-я несу яйцо! А я уже снесла! А я уже снесла!» - разносилось на все голоса.

Петухи тоже были небезучастны: одни стояли у порога, другие взбирались на крышу и, поднимая головы, кричали изо всей силы:

«А что там за шум! А-а! Мы знаем, что там за шум! А-а! Мы знаем, почему все разом кричите!..»

Молодой, зимней выводки петушок с острым, еще не вполне оформившимся гребешком и куцым хвостом молодцевато взлетел на крышу невысокого сарайчика и, топча солому длинными, еще без крючковатых шпор ногами, кричал что есть мочи: «Ага! Я же вам говорил, что пришла весна!»

- Ой, какой же крикун! - сказала Ирина, глядя на молодого петуха.- Все орут - и он туда же!

Ирина вошла в птичник. Длинное и низкое помещение с широкими на юг окнами было залито солнцем. Свет падал полосами, и куры, сбившись у гнезд, казались не белыми, а с зеленоватым отливом на спинках и на шеях. Над головой у нее с паническим криком пролетела курица. Ирина подошла к гнезду. В нем лежала белая горка яиц,- видимо, в этот день побывала здесь не одна несушка. Ирина подоткнула фартук и осторожно начала брать яйца. В другом конце птичника Марфа Игнатьевна тоже выбирала яйца и складывала их в корзину, надписывая на каждом дату и порядковый номер.

- Иринушка! - крикнула мать.- Не приезжал Сережа?

- Обещал, а почему-то нету.

- Ну, приедет, ежели обещал! Дорога теперь у него одна, да к тому еще и знакомая.

Вот уже прошел месяц, как Ирина считалась невестой Сергея, приближалось и время, когда она станет его женой. Все эти дни, занималась ли она с Виктором, или была занята каким делом, находилась ли одна, или в компании, мысленно она постоянно была с Сергеем.

Постепенно, сама того не замечая, Ирина научилась понимать Сергея с полуслова, умела по взгляду, по одной лишь улыбке или по движению его широких бровей узнавать, чем он взволнован или обрадован. И, может быть, потому, что Ирина так часто и подолгу думала о нем, в ней произошли любопытные перемены: она жила теми же интересами и заботами, какими жил Сергей, и это ее радовало…

Если Сергею хотелось, чтобы как можно быстрее был завершен в районе сев, то такое же желание возникало и у нее, и она, сочувствуя ему, говорила: «Сережа, а ты дай указания председателям, чтобы они поторопились…» Как-то раз Сергей в разговоре с ней похвалил Стефана Петровича Рагулина,- и Ирина согласилась с ним, что лучшего председателя колхоза нельзя найти во всем районе. Сергей пожаловался ей, что не любит сидеть на слишком затянувшихся заседаниях,- и Ирина уже считала, что нужно проводить заседания короткие… Из-за Сергея Ирина поссорилась с Анфисой.

Случилось это в тот день, когда по просьбе Ниловны, Анфиса и Семен пришли на птичник проведать свою будущую родственницу. Ирина встретила гостей радостно, пригласила в хату, усадила за стол и накормила обедом. Семен был в черной, из мелкого курпея, кубанке, которую купил на базаре, и в этом наряде «под казака» он был смешным, не таким, каким встретила его Ирина на полустанке.

- Семен, это ты что же - в казаки приписался? - спросила Ирина.

- Фасонит,- сказала Анфиса,- бате угождает.

- Просто нравится - вот и ношу.

Анфиса готовилась стать матерью, и хотя она нарочно сшила себе слишком просторный сарафан со сборками и напусками, но и такой костюм уже не мог скрыть ее беременности. Ирина смотрела на Анфису, и этот вид молодой женщины и радовал и пугал ее.

- Анфиса, ой, какая ж ты стала! - шепотом, на ухо, сказала Ирина.

- Скоро и сама будешь такая,- ответила Анфиса.

За обедом Семен частенько посматривал на Ирину. Видя ее матово-темное лицо, умные глаза, он живо представлял себе и глухой полустанок, и лениво плетущихся огненно-красных быков, и смуглолицую возницу… И думалось ему: как же недавно все было, а сколько за это время произошло перемен! И какие перемены!

- Казак! - сказала Ирина.- Я догадываюсь, чего ты на меня так посматриваешь. Небось припомнил, как я тебя и Сережу из беды выручила на том полустанке? И где вы взялись на ту пору?

- Тебе тогда, наверно, и в голову не пришло, что на твоем возу сидят сразу два жениха! - Тут Семен нарочно надел кубанку и лихо сбил ее на лоб.