- Ирина, я тебя не понимаю,- угрюмо проговорил Виктор.- Таких диких коз, как ты, в станице я не встречал.

- Значит, одна еще осталась,- ответила Ирина, играя глазами.

- Ну, что же это такое, Ирина? - Виктор посмотрел на ее смеющееся лицо и сам улыбнулся.- Ты от меня убегаешь, как черт от ладана, мы же программу изучаем, а не в кошки-мышки играем.

- Ты сам пожелал меня обучать.

- Да что ж это за учеба? Лучше бросить всю эту затею.

- Зачем же ее бросать? Раз начали, то надо продолжать… А только вместе ходить не нужно.

- Что за странное условие!

- Обычное.

- Знаю: Сергея боишься!

- И ни чуточки.

- Неправда! Помнишь, как он рассердился? Но ты ему скажи, что не влюблюсь в тебя. Этого ты не бойся.

- А я и не боюсь.

- Тогда почему же мы не можем идти вместе?

- А так вот и не можем. Нельзя нам ходить вместе - вот и все!.. А ты на меня не сердись… Зараз я пойду в хату, зажгу лампу, все приготовлю, а тогда и тебя позову.

- Погоди, я еще не все сказал.- Виктор хотел взять Ирину за руку.

- Нет, нет,- она вырвала руку и скрылась в сенцах.

Марфа Игнатьевна еще не спала. Разбирая постель, она искоса, недовольным взглядом посмотрела на дочь.

- Опять с учителем явилась? - строго спросила она.

- С ним, мамо… Мы часок позанимаемся.

- Ох, гляди, дочка, как бы за тем ученьем чего другого не получилось… Полюбила одного, так и выбрось все из головы…

- Да я и так выбросила,- оправдывалась Ирина.- Мы ж с Виктором электричество изучаем.

- Ох, вижу я, заморочит он тебе голову тем электричеством! - со вздохом проговорила Марфа Игнатьевна.

Ирина ничего не сказала и пошла в свою комнату. Там она зажгла лампу, взяла фотографию Сергея,- он смотрел на нее почему-то очень строго,- поцеловала ее, снова поставила на стол, рядом положила книги, тетрадь и пошла звать Виктора.

Глава XXVI

В Рощенскую Сергей вернулся на рассвете, усталый и продрогший. Рождалось пасмурное, с морозом, утро, просыпалась станица - уже закурились трубы над заснеженными крышами, и дым кривыми столбами тянулся к холодному в тумане небу.

Вчера до полуночи Сергей просидел на собрании в станице Урюпинской, а затем часов пять ехал по тряской дороге. Ему мучительно хотелось поспать и отогреться, но он не поехал на квартиру, а велел Ванюше завернуть к дому, где жил Кондратьев. У ворот отпустил Ванюшу, встал на землю и с трудом, как больной, пошел в калитку.

«Ого! Здорово меня укачало! - думал он, подходя к коридору.- Даже после танкового марша - и то я, кажется, крепче держался на ногах…»

Кондратьев еще не спал. Услышав стук в дверь и голос Сергея, он встал, оделся и пошел открывать.

- Наконец-то явился! - Кондратьев пожал холодную руку Сергея.- А мы тебя заждались. Дней осталось мало, а из станиц все спрашивают, когда же ты к ним приедешь. Даже твой папаша приходил ко мне с выговором.

- Батя мой всегда лезет туда, куда его не просят.

- Проходи ко мне, а я скажу Наталье Павловне, чтобы она нам чай согрела.

Сергей снял шинель (бурку, мерзлую и негнущуюся, он оставил в коридоре), расчесал пальцами чуб и сел у стола.

- Ну, рассказывай, как там тебя встречали и провожали? - возвратясь, спросил Кондратьев.

- И встречали и провожали хорошо, пожаловаться не могу.

- Ты только рассказывай все по порядку,- предупредил Кондратьев, жмуря глаза.- А ты похудел и почернел… Устал? Озяб? Ну, мы сейчас погреемся.

- И устал, и спать хочу, и чай буду пить, а более всего хочу с тобой поговорить.

Выпили чаю, Сергей согрелся, закурил и начал рассказывать о поездке.

- А как там у них дела в районе? - спросил Кондратьев.- Лучше нас работают?

- Пожалуй, даже хуже.

- А! Вот как! «Даже хуже»? Значит, мы - плохо, а наши соседи - еще хуже?.. А как у них колхозы? Как урожай? Приметил какие-нибудь недостатки? Есть ли у них что перенять? Есть ли чему поучиться?

- «Царицу полей» повидал.

- Голубеву? - спросил Кондратьев.- У нас тоже есть свой «царь» - Стефан Петрович Рагулин. Урожай у него высокий, а у соседей так себе… Я думаю, надо у Рагулина семинар организовать. Пошлем к нему председателей на выучку… Ну, а еще что там у соседей?

Сергей вспомнил ночевку у чабанов и рассказал и о Ефиме Меркушеве, и о его плане механизации труда в полеводческих бригадах. Кондратьев слушал молча.

- У нас с механизацией дело пойдет быстрее,- сказал он.- Вот построим гидростанцию…

- А знаешь, о чем меня просил Кривцов? Хочет, чтобы мы подключили Марьяновский район к усть-невинской гидростанции.

- Что ж ты ему ответил? Обещал?

- Всю поездку он меня уговаривал, и можно было бы, конечно, согласиться, но тогда нужна вторая турбина.- Сергей встал, прошелся по комнате.- Николай Петрович, а что, если попросить уральцев, чтобы они, дали нам вторую турбину?

- Погоди, давай управимся с одной,- возразил Кондратьев.- Пока попробуем без соседей.

Говорили они еще долго. Кондратьев сообщил кое-какие новости, в частности о том, что по решению крайисполкома в четырех колхозах создаются племенные коневодческие фермы, что в район завозятся новые сорта кукурузы. Рассказывал и о ходе строительства усть-невинского канала, а затем стал излагать план поездки Сергея по району, показал список станиц, маршрут, расписанный по дням.

- К своим землякам ты приедешь в самый канун выборов,- сказал Кондратьев.

…В субботу 8 февраля утром Сергей приехал в Усть-Невинскую. У въезда в станицу его встретил конный разъезд из трех всадников. У среднего всадника было в руках знамя, высоко поднятое на древке, а у левого крайнего - на поводу конь под седлом.

Сергей вышел из машины. Всадники одеты в одинаковые черкески с наборами серебряных газырей, на головах кубанки из черной смушки, саженного размаху в плечах, бурки и красные, как пламя, башлыки за спиной. Это были Никита, Григорий и Иван Атаманов.

Всадники спешились, и Атаманов, отбив шаг, вытянулся и взял под козырек.

- От лица колхозников! - крикнул он.- От всех устьневинцев! Приветствуем тебя, Сергей Тимофеевич, как родного брата!

Эх, и до чего ж славный народ устьневинцы! Любят они встречать гостей! Казалось бы, чего проще: едет кандидат в депутаты - и встречай его попросту. Так нет же! За станицу скачет конный разъезд, да еще и не как-нибудь, а в казачьей форме и со знаменем! А на площади - вся станица, гремит музыка, здания в кумачовых полотнищах. К станичному совету стекается народ, всюду людно и шумно. У входа - стол под красной скатертью, а за столом стоит Тимофей Ильич, в старомодной черкеске, с рушниками и хлебом на руках…

К этому столу и подошел Сергей. Отец сурово смотрел на него. Наступила тишина. Тимофей Ильич передал хлеб с солью вместе с рушниками, свисавшими чуть ли не до земли.

- От всей станицы тебе, сынок,- сказал он дрогнувшим голосом.- Понимай и дорожи.

Сергей низко поклонился отцу, а потом станичникам и подошел к столу, держа на вытянутых руках высокую буханку хлеба с горсткой соли.

Савва открывал митинг. Выступали доверенные лица, агитаторы, передовые люди строительства. Сергей слушал, а глазами отыскивал в толпе своих знакомых. Их было много, но он прежде всего увидел отца и мать. Старики стояли почти у самой трибуны. Рядом с рослым и немного согнутым Тимофеем Ильичом Ниловна, в шали и в старомодной кофтенке, казалась совсем маленькой, как куст возле кряжистого дуба. Она не сводила глаз с сына, и во взгляде ее Сергей видел знакомый ему еще с детских лет луч материнской ласки… Тимофей Ильич смотрел на сына искоса и строго.

Сергей увидел Анфису. Ее окружали подруги, в числе их были Варя Мальцева и Ирина - обе в одинаковых белых шалях. Ирина старалась не смотреть на Сергея; щеки ее разрумянились, ей было жарко, и она сбила рукой шаль на плечи… Нарочно глядела куда-то в сторону, делая вид, что ее занимает чья-то колом торчащая папаха, а глаза сами так и косились на трибуну и видели одного только Сергея…