…После митинга Сергей с Семеном и Саввой уехали на канал. Они прошли всю трассу. Строителей уже не было,- всюду лежали утрамбованные дороги, ловко очищенные откосы, отлогие, как у корыта, берега готовой части канала, а вдали виднелся ровный срез скалы…
- Сережа, веришь,- говорил Семен,- если поднажать, то тут работы на какой-нибудь месяц.
Через час они возвращались домой и у въезда в станицу нагнали сани, запряженные одной лошадью. В санях сидел, кутаясь в тулуп, Стефан Петрович Рагулин.
- Стефан Петрович! - крикнул Сергей.- Далеко путь держите?
Машина остановилась возле саней.
- Хочу проведать озимые,- ответил Рагулин.- Боюсь, влаги к весне будет маловато… А тут еще, по всем признакам, весна ожидается сухая.
- Какие ж такие признаки?
- Снегу мало.- Рагулин помял в кулаке бородку.- У батька заночуешь?
- Была такая думка.
- Знаю, знаю, отчего ты у батька на ночь остаешься,- сказал Рагулин и погрозил Сергею кнутовищем.- Хочешь посмотреть, как тут за тебя земляки будут голоса отдавать?
- Это тоже важно, конечно,- ответил Сергей.- Стефан Петрович, заходите вечерком, поговорим. Я привез для вас одну важную новость.
- Говори зараз, а то я с поля заеду на ферму.- Рагулин нахмурил брови.- А что там у тебя за новость?
- Хочет познакомиться с вами один важный человек.
- Кто же он такой будет?
- Ефим Петрович Меркушев - бригадир из Марьяновского района.
- В чем же его важность? - сухо спросил Рагулин.
- Механизатор! Очень толковый человек. Скоро он приедет к вам в гости.
- Пущай приезжает, мы гостям завсегда рады.
Рагулин причмокнул на лошадь, взмахнул кнутом и поехал. А Сергей, проезжая по станице, все думал об Ирине, и так ему хотелось завернуть не к отцу, а на птичник!
«Нет,- думал он,- сегодня не поеду, а вот уж завтра не утерплю…»
Глава XXVII
Тимофей Ильич был доволен, видя Сергея у себя за столом, хотя внешне казался равнодушным и даже строгим. А Ниловна была так обрадована, что не знала, где посадить сына, чем его угощать. Когда Семен и Анфиса стали собираться в избирательный участок, Ниловна боялась, что Сергей тоже встанет из-за стола и уйдет, а она так и не успеет и насмотреться на него и поговорить с ним.
- Мамо, где вы мне постелите? - спросил Сергей.
- Никуда сегодня не поедешь?
- А куда ему ехать в ночь? - отозвался Тимофей Ильич.- Жинки, сколько нам известно, у него еще нету, а невеста подождет…
- Сережа, я постелю тебе у Анфисы,- сказала Ниловна.- Там теперь у нас диван стоит, с пружинами, Семен перед Новым годом купил.
- Ну, сыну, як там тебе живется? - спросил Тимофей Ильич, когда Ниловна пошла приготовить Сергею постель.- Вот и выбирать тебя завтра будут. Знать, и новое тебе доверие, стало быть и ответственность прибавляется.- Тимофей Ильич развернул на колене кисет.
- Что ж вам, батя, сказать? Более двух недель разъезжал по округу. Каких только людей я там не видел, с кем только не разговаривал! Много я, батя, передумал за эти дни, и одна мысль не дает мне покоя - смогу ли я быть таким человеком, каким хотят меня видеть те, кто завтра будет выбирать меня своим депутатом?
- А ты смоги,- сказал Тимофей Ильич, сворачивая цигарку.- Поднатужься - и смоги.
- Что, по-вашему, батя, нужно мне делать?
- Перво-наперво - район выведи в передовые, чтоб жизнь в колхозах была обеспеченная, чтобы люди наши не бедствовали - вот тебя и будут все уважать.
- Жизнь, батя, уже в этом году будет обеспеченная. Да и район мы выведем в передовые, а все ж таки, как я понимаю, этого мало… И жизнь наладить в колхозах, и район вывести в передовые - все это я обязан был сделать, не будучи депутатом.
Вошла Ниловна.
- Батя, и вы, мамо, скажите, что обо мне говорят в Усть-Невинской? Вы живете в станице, и вам все слышно.
- Все тебя, Сережа, хвалят,- сказала Ниловна.- Куда я ни пойду, а бабы мне и говорят: «Счастливая мать, вот какой у тебя славный сынок…» Повстречалась я с бабкой Никифоровной, а она и говорит…
- Ниловна,- перебил Тимофей Ильич,- не вмешивайся в наш разговор.
- Да я только поясню.
- И без тебя поясню.- Тимофей Ильич обратился к Сергею.- Ежели ты хочешь знать правду, то я скажу; в обиде на тебя станичники…
- За что?
- За то самое, что идешь ты против своей станицы. Ты чего зубы скалишь? Я тебе без смеха говорю. То ты подсоблял нашим людям, план помог составить, лесу добился… Тогда ты Федора Лукича поругивал - такой-сякой, не так действует. А теперь сам управляешь районом, а скажи, чем ты лучше Федора Лукича? Лес в станице позабрал. Станцию хотели себе построить, так ты ее всем станицам передал, Савву обидел… Куда годится такое дело?
- Не мог я, батя, поступить иначе.
- Почему ж не мог? Ты ж районная власть, и ежели захотел бы, то смог бы.
- Тимофей, и чего ты к нему прицепился? - упрекнула Ниловна.- Нет того, чтобы поговорить по-семейному…
- Ты вот беспокоишься,- продолжал Тимофей Ильич,- как бы людям угодить, в мечтах высоко подымаешься, хочешь весь свет обнять, а того не видишь, что зараз самое главное для тебя - своей станице подсобить… Сам же взбудоражил людей, разные планы составлял, на всю Кубань прогремел… А теперь что ж получается? Усть-Невинскую ты ставишь в ряд с другими?
- Эх, батя! Не в том для меня радость, чтобы видеть успехи одной Усть-Невинской.
- А в чем же?
- Хочется мне, батя, заглянуть в наш завтрашний день и увидеть там не только Усть-Невинскую, а всю Кубань, все станицы - от Преградной и Сторожевой до Темрюка. А завтрашний наш день, батя,- это техника, машины, электричество. И скажу вам, что не так трудно построить гидростанцию или приобрести машины,- государство у нас щедрое, поможет,- а трудно приобщить к технике людей. К этому их надо готовить. Если мы введем механизацию, то и люди наши должны стать иными, а добиться этого не так-то просто… Вот что меня беспокоит!
- Беспокойся и об этом, - сказал отец,- но свою ж станицу ты более других должен любить?
- Я ее и люблю,- ответил Сергей.- И оттого, что я ее люблю больше, чем другие станицы, я и взял лес у устьневинцев и этим возвысил в глазах всего района своих одностаничников. Поэтому и станцию мы начали строить для всего района. Поймите, батя,- нельзя вводить электрификацию в одной станице, тут надо идти всем фронтом!
- Ну, бог с тобой,- сказал Тимофей Ильич.- Делай как знаешь, тебе виднее…
Уже было поздно, когда Сергей, вволю наговорившись с отцом, разделся и лег на диван. Под ним мягко вдавились пружины, и Сергей одобрительно подумал о покупке, сделанной его другом. Он закрыл глаза и хотел уснуть, но почувствовал на своем плече теплую руку. Не открывая глаз, он уже знал, что это подошла к нему мать.
- Сережа, а ты не печалься,- шептала Ниловна.- Поверь матери: никто о тебе и плохого слова не говорил. Батько на тебя дюже гневается, что ты до дому не приезжаешь, вот он в сердцах такое и сказал…
Сергей встал, усадил мать на диван, обнял,- ему всегда, еще с детских лет, приятно было посидеть с ней, послушать, как она говорит своим тихим голосом. Совсем крохотная старушка, с седой маленькой головкой в чепце, она напоминала Сергею уже засыхающее дерево рядом с молодым побегом. Ниловна прижалась к Сергею, гладила рукой его чуб и смотрела ему в глаза.
- Сережа, а что я хотела у тебя спросить…
- Спрашивайте.
- Как там у тебя с Ириной?
- Ничего, мамо… Все хорошо.
- А чего ж ты к ней не поехал?
- Устал с дороги.
- Ох, что-то тут не то.- Ниловна покачала головой.- Я так понимаю: ежели любишь, то и усталости не знаешь.
- Это, мамо, верно, а только сегодня я не поеду.
- А может, ты ее разлюбил? - допытывалась Ниловна.- Говори матери правду.
- Нет, мамо, не разлюбил. Знаете, мамо, что я решил? Вот завтра поеду к Ирине - и уже последний раз. Либо она будет моя жена, либо… я уже и не знаю, что тогда…