Изменить стиль страницы

К тому времени, когда он вернулся на мостик, Кирк едва сдерживал гнев. Садясь в свое кресло, он сказал:

— Лейтенант Юхэра, срочно известите Звездную базу, что у нас на борту — те шестеро, которые захватили космокрейсер «Аврора». И что сам крейсер, к несчастью, уничтожен.

— Слушаюсь, сэр.

— Личную ноту катуллианскому послу. Его сын — в безопасности.

— Капитан… сэр, — нерешительно сказал Чехов. — Мне кажется, я знаю одну из них. По крайней мере, голос ее я узнал. Ее имя — Ирина Галлиулина. Мы вместе учились в Академии Звездного флота.

— Кто-то из этих учился в Академии? — недоверчиво спросил Кирк.

— Да, сэр. Она бросила учебу. Она…

Чехов недоговорил. Несмотря на его акцент и самообладание, было очевидно, что некое чувство к этой девушке до сих пор бередит его душу.

Кирк бросил взгляд на входящего Спока, а потом снова обратился к Чехову.

— Вы хотите увидеться с ней? Разрешаю вам покинуть пост.

— Благодарю вас, сэр.

Он быстро встал и вышел; его место занял другой член экипажа.

Кирк повернулся к Споку.

— Они в лазарете?

— Да, капитан.

— Вы всерьез верите, что Эдем существует?

— Многие мифы основаны на чем-то реальном, капитан. К тому же разума они не лишены. Доктор Севрин…

— Их предводитель? Человек в халате?

Спок кивнул.

— Доктор Севрин был блестящим инженером на Тибуроне и интересовался акустикой, связью и электроникой. Когда он положил начало движению, с которым мы сейчас столкнулись, его уволили с работы. Младший Рэд унаследовал необычайные способности своего отца к изучению космоса.

— Но они отвергают это — все, что им дает современный уровень развития технологии — и ищут первобытного.

— Многие чувствуют себя неловко среди того, что мы создали, — сказал Спок. — Это почти животный бунт. Какое-то глубочайшее отвращение к развивающемуся строго по программе обществу, ко всеобъемлющему планированию, к стерильным, искусно сбалансированным атмосферам. Они алчут Эдема, где вечно Весна.

— Нам всем этого иногда хочется, — задумчиво ответил Кирк. — Может, это память предков о пещерах…

— Да, сэр.

— Но мы не крадем крейсеров и не ведем себя, как беззаботные дети. Что заставляет вас так сочувствовать им?

— Это не столько сочувствие, сколько любопытство, капитан. Желание понять. Кроме того, они ощущают себя чужими в своих собственных мирах. Это чувство мне знакомо.

— Гм-м. А что это значит — «Герберт»?

— Это нечто нелестное, сэр. Так звали одного мелкого чиновника, известного своей закоснелостью и ограниченностью.

— Понимаю, — сухо произнес Кирк. — Постараюсь быть менее ограниченным, чем тот чиновник. Правда, они делают это затруднительным.

В приемной диагностического кабинета находилось лишь пятеро из шестерых, когда вошел Чехов. Четверо развалились на полу, слушая юнца с плутовским лицом, который настраивал какой-то инструмент, похожий на цитру. Удовлетворившись полученным результатом, он взял несколько аккордов и начал негромко напевать.

Когда ищешь новую землю,
Когда теряешь дорогу,
Когда ищешь добрую землю,
Когда собьешься с пути,
Не плачь, не плачь.
Ох, нет у меня меда и нет сливок,
Но та мечта, что во мне — не просто мечта.
Она будет жить, не умрет.
Она будет жить, не умрет.
Однажды я встану посреди мечты,
Посмотрю, как она сияет вокруг меня, и скажу:
Я здесь! Я здесь!
В этой новой стране,
В этой доброй стране,
Я здесь![18]

— Браво, Адам, — сказал один из слушателей. Раздался шелест аплодисментов.

Чехов откашлялся.

— Простите, есть среди вас Ирина Галлиулина?

— Она на обследовании, — ответил Адам. Ударив по струнам, он пропел:

Хрустну пальцем шутки ради
И подпрыгну ради смеха,
Получу все справки сразу
От Маккоя — вот потеха!

— Вы знаете Ирину? — спросил кто-то еще. Чехов кивнул.

— Послушай-ка, скажи мне, — начал Тонго Рэд. — Почему вы, люди, носите всю эту одежду? Как вы в ней дышите?

Сестра Чепел вышла из лазарета в сопровождении двоих санитаров. Оглядев потенциальных пациентов, она показала на Севрина:

— Вы — следующий.

Севрин обмяк, впадая в забытье. Чепел кивнула санитарам, которые прошли к нему и, подхватив безвольное тело, потащили его в лазарет. Почти сразу же оттуда вышла Ирина.

— Ирина, — сказал Чехов.

Не выказав удивления, она улыбнулась своей обычной загадочной улыбкой, которая редко покидала ее лицо — но за которой скрывалась настороженность.

— Павел Андреевич, — спокойно сказала она. — Я была уверена, что мы именно так неожиданно встретим друг друга.

— Ты знала, что я был на «Дерзости»?

— Слышала.

— Ирина… почему… — он осекся, увидев, что на него устремлены все глаза. — Пойдем.

Он вывел ее в пустой коридор и некоторое время смотрел на нее, разглядывая причудливый короткий наряд, длинные волосы, весь ее почти неряшливый вид. Когда он наконец заговорил, в голосе его ясно слышалось что-то похожее на гнев.

— Как ты могла сотворить с собой такое? Ты же была ученым. Ты была… приличным человеком. А теперь полюбуйся на себя!

— Да ты сам-то на себя посмотри, Павел, — спокойно сказала она.

— Почему ты это сделала?

— А ты почему?

— Я горжусь собой таким, какой я есть. Я верю в то, что делаю. Можешь ли ты сказать о себе то же самое.

— Да.

На мгновение ее голос затвердел, но потом всегдашняя улыбка вернулась к ней. Чехов взял ее за руку и они направились к ближайшему холлу.

— Мы не должны так ранить друг друга. Мы должны встретиться с радостью. Сегодня, когда я узнала, что за нами следует твой корабль, я подумала о тебе, я гадала, каким я тебя увижу. Я так много всего вспомнила… Даже в этой униформе я вижу того Павла, которого знала раньше. Счастлив ли ты тем, что делаешь?

— Да.

— Тогда я принимаю то, что ты делаешь.

— Ты даже говоришь, как они.

Мимо них прошли какие-то люди из экипажа «Дерзости», обернувшись на ходу, чтобы еще раз посмотреть на странную парочку. Чехов завел Ирину в холл.

— Почему ты ушла? — спросил он.

— Это ты ушел.

— Я вернулся, чтобы найти тебя. Я искал, искал… Куда ты подевалась?

— Я была в городе. С друзьями.

— Ты никогда не чувствовала того же, что и я. Никогда.

— Чувствовала.

— Тебе просто нечем так чувствовать. Даже когда мы были близки, ты была не со мной. Ты думала о чем-то другом.

Она покачала головой, все так же улыбаясь.

— Тогда почему ты меня сторонилась?

— Потому что ты не одобрял моего поведения. Совсем как сейчас. Ох, Павел, ты всегда был таким… Таким правильным. А в глубине души отчаянно хотел быть другим. Уступи себе. Ты станешь счастливее, вот увидишь.

— Иди-ка ты к своим друзьям, — мрачно сказал Чехов.

И она тут же ушла, все с той же доводящей до бешенства улыбкой. Судя по доносившемуся из коридора гулу, у лазарета, похоже, начинался очередной базар. Чехов быстро пошел вслед за ней.

Шум исходил из приемной лазарета, где происходило нечто, весьма напоминавшее рукопашную. Прибывшие с «Авроры» пытались проникнуть внутрь, стараясь одолеть противодействие сестры Чепел и двоих стражей порядка. Все они громко, сердито кричали, требуя, чтобы их впустили и чтобы им позволили увидеться с Севриным.

вернуться

18

«Я очень сожалею, что не могу воспроизвести той музыки, которая сопровождала этот сценарий, она была очень хороша. В том экземпляре сценария, которым я располагаю, имя композитора не упомянуто». — примечание Джеймса Блиша.