— Разумеется. Смерть, когда она не нужна — трагична. Капитан, доктор Маккой — в лаборатории, занимается с новой партией риталина. Он вполне удовлетворен чистотой этой партии. Я бы предположил, что вы подождете здесь, терпеливо… и благополучно. Как вы убедились, мои системы защиты действуют автоматически — и не всегда в соответствии с моими желаниями.
Кирк почувствовал, что Флинт определенно не убежден в истинности своего последнего утверждения. Флинт положил руку на плечо Райны.
— Пойдем, Райна.
Бросив на Кирка последний, долгий взгляд, она позволила увести себя вверх по трапу. Нахмурившись, Кирк упрямо шагнул вслед за ними, но Спок удержал его.
— Мне не нравится, как он ей командует, — сказал Кирк.
— Поскольку мы зависим от господина Флинта в отношении риталина, я бы, с вашего разрешения, предположил, капитан, что вам лучше бы обращать меньше внимания на эту юную леди, если вы с ней еще раз столкнетесь.
— Он любит ее?
— Все признаки налицо.
— Ревность! Это могло бы объяснить то нападение. И все же… видно же было, что он хочет, чтобы мы были вместе; га игра в биллиард… ведь это он предложил нам потанцевать…
— Это выглядит как вызов логике мужчины, насколько я понимаю.
После тягостной паузы Кирк вытащил передатчик.
— Кирк — «Дерзости». Мистер Скотт, доложите, каково положение с ригеллианской лихорадкой.
— Почти все на борту заболели, сэр. На вахте остались единицы, мы ждем антитоксина.
— Еще немного, Скотти. Доложи, что там нашел компьютер.
— О мистере Флинте записей нет. Такое впечатление, что у него попросту нет прошлого. Планету приобрел тридцать лет назад господин Нова, богатый финансист-затворник.
— Проверьте, что есть о Райне Кейпец. Гражданское состояние: официально оформленная опека, после смерти родителей.
— Есть, капитан.
Когда Кирк медленно отложил передатчик, Спок сказал:
— И все же существует тайна, еще большая. Я смог получить трикордерную сканограмму господина Флинта, пока вы с ним воевали. Он — человек. Но есть биофизические особенности. Некоторые показания, касающиеся его телесных отправлений, несоразмерны другим. Вот лишь одно: отмечен громадный возраст — порядка шести тысяч лет.
— Шесть тысяч! Он не выглядит и на пару нолей меньше. Вы можете это подтвердить, мистер Спок?
— Я введу сканограмму в медкомпьютер доктора Маккоя, когда мы вернемся на корабль.
— Сколько у нас времени?
— Нам надо начать инъекции антитоксина не позже, чем через два часа восемнадцать минут, иначе эпидемия окажется роковой для всех нас.
Кирк нахмурился.
— Почему переработка отнимает на этот раз так много времени?
— Промедление выглядит так, как если бы было намеренным.
— Да, — мрачно согласился Кирк. — Как будто он по какой-то причине удерживает нас здесь.
— В высшей степени странно. Хотя господин Флинт, видимо, желает, чтобы мы задержались, в то же время его что-то тревожит. Логично предположить, что он осведомлен о каждом нашем движении… что он наблюдает за нами.
Пискнул передатчик.
— Здесь Кирк.
— Скотт, сэр. В официальных банках Федерации записей о Райне Кейпец нет.
— Сведения об арестах или тюремном заключении?
— О ней вообще нигде нет никаких биографических данных. Как и о Флинте.
— Спасибо, Скотти. Кирк отключается. Как и о Флинте-Люди без прошлого. В таком случае чьей властью она здесь? Чем он ее удерживает?
— Я бы предложил в качестве неотложной задачи риталин.
— Давайте отыщем Маккоя.
Едва он направился к двери, вошла Райна. Она выглядела очень взволнованной.
— Капитан! — позвала она.
— Идите, Спок. Я встречусь с вами в лаборатории.
Когда они остались одни, Райна сказала:
— Я пришла попрощаться.
— Я не хочу прощаться.
— Я счастлива, что вы будете жить.
Кирк изучающе посмотрел на нее. Она выглядела наивной, неуверенной, и все же где-то глубоко угадывалось непонятное упорство. Она стояла недвижно, как будто во власти сил, которых не понимала.
Он подошел к ней.
— Я знаю теперь, зачем я жил.
Он обнял ее и поцеловал. Их второй поцелуй оказался много длиннее первого, ее ответ неожиданно потерял невинность.
— Пойдем с нами, — хрипло сказал Кирк.
— Мое место…
— …там, где ты хочешь быть. Где тебе хочется быть?
— С тобой.
— Всегда.
— Здесь, — сказала она.
— Нет, идем с нами. Я обещаю тебе счастье.
— Здесь мне было так покойно…
— Детство кончается. Ты любишь меня, а не Флинта.
Долго-долго она стояла безмолвно, едва дыша. Наконец высвободилась из его объятий и убежала. Кирк так же долго смотрел ей вслед, а потом, со все еще бухающим сердцем, отправился в лабораторию.
Когда он вошел, Маккой сказал:
— Флинт лгал нам: риталина здесь нет.
— Но у меня перед глазами — показания трикордера, капитан, — сказал Спок. — Риталин — явно за этой дверью.
Дверь, на которую был нацелен трикордер, оказалась той самой, о которой Райна сказала, что Флинт запретил ей входить туда.
— Почему Флинт все время хитрит с нами? — спросил Кирк, внезапно приходя в ярость от постоянно растущей горы тайн. — Очевидно, предполагается, что мы войдем и возьмем его — если сможем! Давайте же не разочаруем этого знатока шахмат. Фазеры — на полную!
Но едва они вынули оружие, дверь сама начала с громыханием открываться. Из-за нее доносился монотонный низкий шум машин.
Кирк пошел первым. Сразу же бросились в глаза кубики риталина, лежавшие на одном из столов. Кирк торжествующе направился было к ним, но внимание его привлекло тщательно задрапированное тело на столе, выложенном плиткой. Стол этот украшала надпись: «РАЙНА-16».
Лежащее навзничь тело принадлежало женщине. Лицо ее, не вполне человеческое, напоминало кусок мертвой белой глины с прекрасно вылепленными женскими чертами и как-то неуловимо незавершенное. И все же, для сомнений не оставалось места: это было лицо Райны.
На другой стороне прозрачного футляра висел зажим с записями. Большинство закорючек вроде бы относились к области математики.
Как во сне, Кирк приблизился к следующему футляру. Тело в нем было менее завершенным, чем первое. На лице ясно виднелись следы работы скульптора; черты его были лишь грубо намечены. Но и оно принадлежало Райне — Райне-17.
— Физически — человек, — тихо сказал Маккой, — и все же не человек. Джим… она — андроид!
— Созданный здесь, моими руками, — зазвучал в дверях голос Флинта. — Здесь кончились века одиночества.
— Века? — переспросил Кирк.
— Ваше собрание шедевров Леонардо да Винчи, господин Флинт, — сказал Спок. — Многие выглядят написанными недавно — на современных холстах, новыми красками. А на вашем рояле — вальс Иоганна Брамса, неизвестное произведение, в рукописи, написанное современными чернилами — и, тем не менее, несомненно подлинное, как и картины…
— Брамс — это я, — сказал Флинт.
— И да Винчи.
— Да.
— Сколькими же еще именами можно вас называть? — спросил Спок.
— Соломон, Александр, Лазарь, Мафусаил, Мерлин, Абрамсон… и еще сотня имен, которых вы не знаете.
— Вы родились…?
— В том районе Земли, который позже назвали Месопотамией, в 3034 году до рождества Христова, как сейчас принято вести счет тысячелетиям. Меня звали Ахарин, и был я солдатом — задирой и дураком. Я пал в битве с пронзенным сердцем… и не умер.
— Какая-то мутация, — зачарованно сказал Маккой. — Мгновенная регенерация тканей… и, очевидно, совершенное, неизменное равновесие между анаболизмом и катаболизмом. Вы поняли, что бессмертны…
— И что это надо скрывать: поселиться где-то, прожить часть жизни, симулируя старение — а потом двигаться дальше, до того, как заподозрят мою природу. Однажды ночью я исчезал или имитировал самоубийство.
— Ваше богатство, ваш интеллект, продукт веков изучения и накопления знаний, — сказал Спок. — Вы знали величайшие умы истории…