– Эй, Гарри! – радостно вскричал Дэнни Дринан, неожиданно появляясь у меня за спиной. – Ну, что скажешь о моем последнем шедевре?

– Похоже, у всех у них наступило трупное окоченение, – заметил я. – Умберто Анастасиа, верно?

– Выдайте парню призовую сигару. Неплохо, когда угадываешь сразу.

– Вчера я был в Шератон-парке, так что все достаточно свежо в моей памяти.

– Эта сцена – моя гордость на новый сезон.

– Ты опоздал на год. Заголовки в газетах уже холодны, как труп.

Дэнни нервно кивнул.

– Парикмахерские кресла дороги, Гарри. В прошлом сезоне я не смог позволить себе никаких обновок. Впрочем, эта гостиница рядом хороша для бизнеса. Ты не знал, что здесь вырубили насмерть Арнольда Ротштейна в двадцать восьмом году? Только в те дни это место называлось «Парк-Сентрал». Пойдем, я установил Арнольда впереди, я покажу тебе.

– Как-нибудь в другой раз, Дэнни. Мне этого вот так хватает в натуре.

– Ага, пожалуй, ты прав. Так что же привело тебя в наш заброшенный уголок? Давай предположим, что я этого не знаю.

– Лучше предположим, что ты знаешь. Глаза Дэнни зажглись как безумные семафоры.

– Ну, в подробностях вряд ли, – заикаясь произнес он, – но смекаю, что, если Гарри приходит навестить меня, ему нужна какая-то «инфо».

– Попал в точку, – подтвердил я. – Что ты можешь рассказать о предсказательнице судьбы по имени Мадам Зора? Она работала здесь в начале сороковых.

– Эх, Гарри, сам знаешь, что в этом я помочь не могу. В то время я торговал недвижимостью во Флориде. Тогда Дэнни Дринан катился по славной, легкой дорожке.

Я вытряхнул сигарету из своей пачки и предложил ее Дэнни, но тот покачал головой.

– Я и не думал, что ты сможешь найти ее, Дэнни, – продолжал я закуривая, – но ты уже освоился здесь и, наверно, сможешь навести меня на старожилов. Ты только намекни, кто разбирается в местных делах.

Дэнни почесал голову, показывая мне, что он раздумывает.

– Я сделаю все, что смогу. Загвоздка в том, Гарри, что все, кто мог бы помочь, находятся на всяких там Бермудах и прочих курортах. Я и сам повалялся бы на пляже, не будь по уши в долгах. Я не жалуюсь, нет, – после тюряги пляж Брайтон-Бич выглядит не хуже Бермуд.

– Но ведь кто-то мог и остаться. Не только твоя контора открыта для бизнеса.

– Ага, как раз сейчас я понял, к кому тебя нужно послать. На Десятой улице, возле Бульвара, есть шоу уродов. Обычно большинство уродцев подрабатывают в это время в цирке, но есть и старики. Пенсионеры, как говорится. Они не берут отпусков. Появляться на людях не входит в число их развлечений.

– А как называется это место?

– «Конгресс чудес Уолтера». Только заправляет им господин по имени Хагтарти. Его сразу узнаешь. Он покрыт татуировками, выглядит как дорожная карта.

– Спасибо, Дэнни. Ты кладезь ценной информации.

Глава двадцать первая

«Конгресс чудес Уолтера» находился на Десятой улице возле пандуса, ведущего на Бульвар. Как и все окружавшие его аттракционы, он напоминал старинный карнавальный павильон – ну разве что, чуть в большей степени, чем прочие: фасад низенького здания был увешан транспарантами, а под ними висели примитивные рисунки красками, представляющие экспонаты «Конгресса». Широкие холсты изображали человеческие уродства в простой карикатурной манере, с наивностью, предполагавшей врожденную жестокость.

«ВОТ ЭТО ТОЛСТУХА!» – гласила надпись под рисунком женщины, раздутой будто дирижабль, с крошечным пляжным зонтиком над тыквообразной головой. Портрет татуированного человека – «КРАСОТА НЕ ГЛУБЖЕ КОЖИ» – висел в компании с Йо-йо, Собакоголовым мальчиком и Принцессой Софией, Бородатой Леди. Остальные холсты демонстрировали гермафродита, юную девушку, обвитую змеями, человека-тюленя и великана в смокинге.

«ОТКРЫТО ТОЛЬКО ПО СУББ. И ВОСКР.» – предупреждала вывеска в пустой кассовой будке у входа. Поперек открытого дверного проема висела цепь – как бархатное ограждение в ночном клубе, – но я поднырнул под нее и вошел внутрь.

Единственным источником света была грязная застекленная крыша. По стенам пустого помещения в вечернем свете с трудом угадывались очертания каких-то платформ. В воздухе витал запах печали и пота. В дальнем конце, из-под закрытой двери, пробивалась полоска света. Я подошел к двери и постучал.

– Открыто, – произнес чей-то голос.

Повернув ручку, я заглянул в большую голую комнату, уют которой придавали только несколько провисших кушеток из комиссионки, да веселые цирковые плакаты, оживлявшие покрытые плесенью стены. Крошечная толстуха с черной, вьющейся бородой, аккуратно разложенной по скромному розовому корсажу, сидела, углубившись в картинку, наполовину собранную из кусочков картона.

Под пыльной бахромой абажура сидели четыре странных урода, погруженных в обычный покерный "ритуал. На большой подушке восседал человек без рук и без ног: он был похож на Шалтая-Болтая и держал карты в ладонях, растущих прямо из плеч, словно ласты. Рядом сидел великан, в массивных пальцах которого карты казались почтовыми марками. У того, кто сдавал, кожа растрескалась и наводила на мысли об аллигаторах я черепахах.

– Ты ставишь или нет? – спросил игрок слева, высохший гном в футболке. Его шея, плечи и руки были так густо татуированы, что походили на какое-то экзотическое, обтягивающее кожу одеяние. В отличие от рьяной работы художника, представленной на холсте снаружи, человечек был довольно блеклым и каким-то выцветшим, словно размытая копия того, что было обещано.

Татуированный впился взглядом в мой «дипломат».

– Что в ты там ни продавал, нам это не нужно! – рявкнул он.

– Я не торговец. Сегодня никаких страховок и громоотводов.

– Так какого же черта тебе нужно? Может, бесплатное представление?

– Наверное, вы мистер Хаггарти. Мой друг подумал, что вы сможете помочь мне кое-какой информацией.

– А кто он, этот твой друг? – требовательно спросил многоцветный Хаггарти.

– Дэнни Дринан. Он владелец воскового музея за углом.

– Ага, Дринана я знаю. Он тот еще мошенник. – Хаггарти отхаркнулся и сплюнул в стоявшую у его ног мусорную корзинку. Затем улыбнулся, показывая, что не хотел меня обидеть. – Я уважаю все друзей Дэнни. Скажи, что ты хочешь узнать, и я тебе выложу напрямик все, что смогу.

– Можно присесть?

– Будь моим гостем. – Хаггарти подтолкнул мне свободный складной стул. – Присаживайся, приятель.

Я сел между Хаггарти и великаном, хмуро нависшим над нами, как Гулливер над лилипутами.

– Я ищу цыганку-предсказательницу по имени Мадам Зора, – сказал я, ставя «дипломат» между ног. – Она пользовалась здесь большим успехом перед войной.

– Не могу вспомнить, – произнес Хаггарти. – Может вы, ребята?

– Я помню одну, она гадала на чаинках, Мун ее звали, – пропел человек с ластами вместо рук.

– Она была китаянкой, – проворчал великан. – Вышла замуж за аукциониста и подалась в Толедо.

– А зачем она тебе? – захотел узнать человек с кожей аллигатора.

– Она знала парня, которого я пытаюсь отыскать. Я надеялся, что она сможет мне помочь.

– Ты частный сыщик?

Я кивнул. Отрицание могло лишь ухудшить положение.

– Значит, легаш? – Хаггарти снова сплюнул в корзину. – Я не держу на тебя зла. Всем нужно зарабатывать на жизнь.

– А я вот сроду не перевариваю мусоров, – прогудел великан.

– У тебя что, в желудке бурчит после того, как пообедаешь сыщиками?

Великан хмыкнул. Хаггарти рассмеялся и стукнул по столу своим узорчатым красно-синим кулаком, рассыпав аккуратные стопки фишек.

– Я знала Зору, – заговорила толстая леди голосом нежным, как китайский фарфор. В его мелодичных звуках цвели магнолии и жимолость. – В Зоре было столько же от цыган, сколько и в тебе, – добавила леди.

– Вы уверены в этом?

– Ну конечно. Эл Джолсон носил черное лицо, но это не делало его негром. [Джонсон, Эл (1886-1950) – урожденный Аса Йелсон. Американец русского происхождения, имитатор чернокожих певцов. В 1927 году снялся в первом звуковом фильме «Певец джаза».]