Я выпил вторую чашку кофе и отправился в контору, чтобы просмотреть почту. Там был обычный каждодневный хлам и письмо от одного человека из Пенсильвании, предлагавшего за десять долларов выслать почтой курс лекций по анализу сигаретного пепла. Я смахнул всю пачку в корзину для мусора и прикинул, чем мне сейчас заняться. Неплохо было бы съездить на Кони-Айленд и попытаться отыскать Мадам Зору, гадалку Джонни Фаворита, но я решил, что вначале стоит заглянуть в Гарлем. Эпифани Праудфут многое утаила от меня прошлым вечером.

Вынув из конторского сейфа свой «дипломат», я начал уже застегивать пальто, но тут зазвонил телефон. Это был междугородный заказной вызов от Корнелиуса Симпсона. Я сказал телефонистке, что беру оплату на себя.

– Горничная передала ваше послание, – произнес мужской голос. – Ей показалось, что у вас было что-то срочное.

– Вы Спайдер Симпсон?

– Да вроде бы.

– Мне хотелось поговорить с вами насчет Джонни Фаворита.

– а о чем именно?

– Ну, скажем, не встречали ли вы его последние пятнадцать лет?

Симпсон рассмеялся.

– В последний раз я видел Джонни сразу после Перл-Харбора.

– А что здесь смешного?

– Ничего. Во всем, что касается Джонни, смешного мало.

– Так почему же вы рассмеялись?

– Я всегда смеюсь, как подумаю о том, сколько денег потерял, когда он надул меня, – объяснил Симпсон. – Это гораздо приятней, чем плакать. А в чем, собственно, дело?

– Я готовлю очерк для «Взгляда» о забытых певцах сороковых годов. Джонни Фаворит стоит первым в списке.

– Не в моем списке, приятель.

– Вот и славно, – согласился я. – Если беседовать только с его поклонниками, интересной статьи не получится.

– Единственным поклонниками Джонни был чужаки.

– Что вы знаете о его романе с девушкой из Вест-Индии, Эванджелиной Праудфут?

– Ни черта. В первый раз об этом слышу.

– Вы знали, что он интересовался вуду?

– Втыкать булавки в кукол? Что ж, это на него похоже. Джонни был с причудами. Всегда влезал во что-то странное.

– Например?

– Да вот, однажды, например, я увидел, как он ловит голубей на крыше нашей гостиницы. Мы были где-то на гастролях, не помню точно где, и он сидел там с большой сетью, словно какой-то чокнутый собаколов. Я решил, что ему, быть может, не понравилась гостиничная жратва, но после шоу заглянул к нему в номер, а он сидит там – перед ним на столе распотрошенный голубь, – и тыкает ему карандашом в кишки.

– А зачем это было нужно?

– Вот и я спросил его о том же. А он бросил мне в ответ какое-то забавное слово, не помню какое, и когда я попросил растолковать его по-английски, он объяснил мне, что эта штука предсказывает будущее. Дескать, этим занимались жрецы в Древнем Риме.

– Да, похоже, он крепко влез в черную магию.

– В самую точку, приятель, – рассмеялся Спайдер Симпсон. – А не будь это потрохами голубя, так было бы черт знает чем другим – чайными листьями, гаданием по ладони или йогой. Он носил тяжелое золотое кольцо с древнееврейскими письменами. Хотя, насколько я знаю, он не был евреем.

– А кем он был?

– Будь я проклят, если знаю. Может, розенкрейцером. [Розенкрейцеры – члены тайного религиозно-мистического общества 17-18 вв. в Германии, Голландии, России и др. странах. На Континенте Общество появилось в конце 19 в. В Америке имеется четыре «ветви» движения, основная из них – АМОРК; священный символ этой «ветви» – крест с красной розой посредине.] Он носил в своем чемодане череп.

– Человеческий череп?

– Ну, когда-то он, конечно, принадлежал человеку. Джонни сказал, что череп из могилы какого-то парня, который убил десятерых. Божился, что он придает ему силы.

– Похоже, он вас разыгрывал.

– Может быть. Бывало, перед представлением, он часами сидел, уставившись на него. Если это шутка, то она как-то уж слишком хороша.

– А вы знали Маргарет Круземарк? – продолжал я.

– Маргарет как-ее?

– Невесту Джонни Фаворита?

– Ах да, дебютантка из высшего общества. Я встречал ее пару раз. А в чем дело?

– Как она выглядела?

– Очень хорошенькая. Не болтливая. Знаете, есть девушки, которые в основном говорят глазами.

– Я где-то слышал, что она предсказывала судьбу.

– Может быть. Но мне она не предсказывала.

– Почему они расстались?

– Понятия не имею.

– Вы не могли бы дать мне имена каких-нибудь старых друзей Джонни? Людей, которые могли бы помочь мне с очерком?

– Слушай, друг, кроме костяной головы в чемодане, у Джонни не было ни единого друга на свете.

– А как насчет Эдварда Келли?

– Никогда о нем не слышал, – заметил Симпсон. – Я знавал пианиста по имени Келли, но это было задолго до Джонни.

– Что ж, спасибо за информацию, – поблагодарил я. – Вы очень помогли.

– Не за что.

Мы повесили трубки.

Глава девятнадцатая

Я лавировал между выбоинами по Вест-Сайдской автостраде до самой Сто двадцать пятой улицы, а затем проехал по гарлемскому Риальто мимо гостиницы «Тереза» и Аполло-театра до Ленокс-авеню. Неоновая вывеска в витрине аптеки Праудфут не горела. Зеленый раздвижной щит за входной дверью был опущен до самого пола, а к стеклу скотчем прикреплена картонная табличка «СЕГОДНЯ ЗАКРЫТО». Да, закрыто неплохо…

В следующем квартале, в закусочной, я нашел телефон и посмотрел в справочнике номер. Эпифани Праудфут в нем не числилась, только номер аптеки. Там никто не отвечал. Полистав справочник, я обнаружил номер Эдисона Суита и набрал первые четыре цифры, но тут мне в голову пришло, что неожиданное посещение будет иметь больший эффект. Через десять минут, я уже ставил машину на Сто пятьдесят второй улице, напротив его дома.

У входа молодая домохозяйка с тяжелой хозяйственной сумкой и двумя вопящими у ее ног малышами пыталась отыскать ключи. Я вызвался ей помочь и подержал сумку, пока она открывала дверь. Она жила на первом этаже и, слабо улыбаясь, поблагодарила меня, когда я вернул ей сумку с покупками. Малыши прижимались к ней, шмыгая сопливыми носами, и не сводили с меня широко раскрытых карих глаз.

Я поднялся по лестнице на третий этаж. На площадке никого не было; взглянув на замок Пупса, я вдруг понял, что дверь не заперта, и толкнул ее ногой, распахивая настежь. Ярко-красный мазок растекся по противоположной стене, как будто там развлекался абстракционист. Это, конечно, могло быть краской, но навряд ли.

Осторожно прикрыв дверь, я надавил на нее спиной, чтобы замок защелкнулся.

В комнате царил кавардак, мебель была в беспорядке раскидана на измятом ковре. Кто-то здорово постарался. Полка с цветочными горшками валялась в углу. Металлический карниз прогнулся, и шторы спустились, как чулки шлюхи после недельного запоя. Посреди этого развала стоял нетронутый телевизор. Он был включен, и на экране медсестра из «мыльной оперы» рассуждала о супружеской неверности. Ей внимал практикант.

Перешагивая через раскиданную мебель, я старался ни к чему не прикасаться. На кухне следов борьбы не было. Чашка холодного черного кофе стояла на столе. Все выглядело очень уютно, если бы не гостиная.

Позади бормочущего телевизора небольшой коридорчик вел к закрытой двери. Я вынул из «дипломата» пару резиновых перчаток, натянул их на руки и повернул ручку двери. Мне сразу захотелось глотнуть чего-нибудь покрепче.

Пупс Суит лежал на спине, на узкой постели, руки и нога были привязаны к столбикам кровати бельевой веревкой. Вряд ли у него мог быть более мертвый вид. Его брюхо покрывал скомканный, пропитанный кровью фланелевый халат. Простыни задубели от крови.

Лицо и тело Пупса были покрыты синяками. Белки выпученных глаз пожелтели, как старинные биллиардные шары из слоновой кости, а в разинутый рот было засунуто нечто, напоминающее здоровый кусок колбасы. Смерть от удушья, мне даже не нужно было ждать вскрытия.

Я пригляделся к тому, что торчало из его распухших губ, и понял, что одного глотка мне будет явно мало. Пупс задохнулся насмерть от собственных гениталий. На лестнице, тремя пролетами ниже, слышался счастливый детский смех.