«Врешь!» — сказал тишине Иван Максимович. Поддерживая одной рукой штаны, а в другой сжимая гриб, он побежал дальше.
Мытарства не прекращались. Подгоняемый животом, он несся как раненый лось и через минуту с размаху налетел на грибников — старика с маленькой девочкой. Малышка вскрикнула и прижала ладошку к лицу. Иван Максимович оцарапал ей личико пряжкой своего расстегнутого ремня.
— Ах, пардон, — виновато пробормотал, останавливаясь, Иван Максимович.
Старик поставил на землю корзинку с грибами и начал утешать разревевшегося ребенка.
— Не плачь, Машутка, — ласково сказал он. — Дай-ка глянуть, что у нас там…
Он осмотрел легкую царапинку: — Это тебя Дедушка Лес наказал. Зачем мухомор на поляне растоптала?! — Он лукаво усмехнулся. — Вот тебя Лес и поучил уму-разуму: не пакостничай, мол, Машенька, раз в гости ко мне пришла.
— Так это же вредный гриб, ты сам говорил, — сквозь слёзы ответила девочка.
— Для человека он вредный, а для лесных обитателей очень полезный. Вот подумай, а вдруг это был чей-то обед. Представь, приходит белочка, а вместо гриба одни крошки с землей — угощайся, сестричка! Хорошо ли?
— Нет, — улыбнулась девочка, растирая по щекам последние слезки.
— Ты пойми, Машенька, — вдохновенно продолжал старик, — как научимся мы относиться к природе, так и жить станем — либо в добром согласии и здоровье, либо в невзгодах черных. Вынослива природа, терпелива, да и у нее терпение кончается. Ведь каждый день губят ее, прародительницу нашу, и не безграмотные люди, а ученые с академиками. Воспитанность и культура начинается с малых поступков. Сегодня ты мухомор погубишь, а завтра в реку технические отходы спустишь, и потечет мертвая вода на долгие годы…
Совершенно с вами согласен, — вмешался в разговор Иван Максимович, — что культура начинается не с таблицы умножения или там философии какой, а с осознания своего места в природе и умения жить в гармонии с ней. И прививать это нужно с малых лет. Поначалу в такой непринужденной, сказочной манере. А то ведь потом поздно будет, вырастут образованные циники…
Вот, милая, — сказал старик, — слышишь? Лес шелестит, со мной соглашается. Поклонись ему и скажи: «Спасибо за науку, Дедушка Лес!»
Девочка засмеялась и, поклонившись в пояс Ивану Максимовичу, сказала: «Спасибо!» — а старик расплылся в счастливой улыбке.
— Пожалуйста, Машенька, — с поклоном отвечал, подыгрывая спектаклю, Иван Максимович. — А вы, кстати, — он обратился к старику, — по профессии не учитель, случайно?
— Ну, пойдем, Маша, — сказал тот, подхватывая с земли корзинку. — А к царапине твоей мы подорожник приложим…
— Погодите, только ответьте мне, — начал было Иван Максимович. Но старик, взяв внучку за руку, зашагал прочь.
— Да что ж это такое! — в сердцах вскрикнул Иван Максимович и оглянулся, потому что за деревьями послышались новые голоса. Он хотел уже соскочить с тропинки и переждать компанию за деревом, но странное предчувствие заставило его остаться на месте.
— Хорошо у вас… Дремуче! — весело говорил вышагивающий впереди мужчина в брезентовом дождевике. — А у нас, на Полтавщине, одно редкое полесье, а больше степи. Хотя и не скажешь, что совсем голо. Нет, нет, и попадется среди трав то березовый островок, то кленовый. Раздолье для непритязательных робинзонов. Но у вас, как в сказке: чудеса и леший бродит, — он засмеялся и посмотрел на свою миловидную, даже в грубом туристическом наряде, спутницу.
— Да, это правда, волшебно здесь… — она согласилась, и взгляд ее просиял смутившемуся Ивану Максимовичу.
— Который час, не подскажете? — вежливо заявил он о своем присутствии.
— Чудесно, — словно не слыша его, сказала женщина. — Подумать только, малахит в бетонной оправе…
— Который… час? — сипло повторил вопрос Иван Максимович, огорошено наблюдая, как пара проходит мимо него, не удостоив ответом.
— Не пораньтесь о ветку, Сонечка, — вдруг сказал мужчина, зацепившись за руку Ивана Максимовича, ту, в которой он держал гриб, позорно, по-мещански, оттопырив мизинец…
Двое прошли. И неожиданная отгадка прошелестела в голове Ивана Максимовича: «Невидимый!»
«Лесной!» — поправил неслышный голос. Странное ликование растеклось по телу.
«Диво, диво», — зачарованно бормотал Иван Максимович.
«Свободный, свободный!» — понеслись к нему со всех сторон лесные шепоты.
Теперь он бежал не наугад, а точно целый лес вел его. Незаметные ранее тропинки открывались ему. Дятел подсказывал птичьей морзянкой: «Налево, мимо поваленного дуба, потом от овражка направо».
— Спасибо, милые, — отвечал Иван Максимович, летел дальше, и непроходимые кусты расступались перед ним.
Вот ему показалось, что нет больше сил терпеть. Присел у пенька, рядом с занятным выводком опят. Коричневые шляпки грибов срослись, будто двускатная крыша.
«Кто, кто в теремочке живет, кто, кто в невысоком живет?» — беззвучно спросил Иван Максимович.
Тут же высунулась из своих грибных хором маленькая ящерка, сверкнула просяными глазенками и послышался сердитый ее голосок: «Осторожно, дяденька, не насри на мой домик. Враз поломаешь».
«Прости, хозяюшка, не углядел, — отвечал ей Иван Максимович, удивляясь, как легко ему дается сказочный лесной язык, — я на шажок отсяду, домик твой поберегу».
«Лучше говно свое побереги. Тебя с ним в другом месте дожидаются», — сказала ящерка и юркнула под крышу.
Иван Максимович сжал ягодицы, вздохнул озабоченно: «Ой, не донесу, сердечная, по дороге растеряю».
Сдвинулся листик-ставенка и крошечном окошке показалась изумрудная головка: «А чтоб не растерял, вот тебе шишка. Глянь под ноги, враз увидишь», — и снова спряталась.
Посмотрел, и верно — шишка! Иван Максимович подхватил с земли еловую затычку и проворно воткнул в зад. Шишка пришлась ему впору, вошла мягко, а засела прочно. Иван Максимович сразу почувствовал, что теперь дотерпит: «Вот удружила, милая», — поклонился в пояс ящеркиному домику и поспешил дальше.
«Гриб не потеряй, — донеслось ему вслед, — он тебе от лихого глаза и недоброго слова в подарок дан!»
Иван Максимович бежал по лесу, нежа в себе непривычное ощущение духовной заполненности. Точно была в нём с рождения какая-то дыра, сквозь которую утекала вся его сила. Теперь же эта дыра исчезла.
Уловил в опавшей листве шевеление, взглянул и остановился: похожий на опрокинутое корытце жук-олень сучит лапками, тщетно силясь перевернуться, а вокруг него уже снуют лесные муравьи.
«Кыш, рыжие разбойники», — Иван Максимович поднял жука, залюбовался. Красавец, витязь в рогатом шлеме!
«Вовремя же я подоспел», — посадил его на дубовый ствол.
«Жу-у, жу-у!» — поблагодарил жук насекомьим баском, разломил полированную спину на две половинки, выпростал прозрачные крылышки.
«Счастливого пути», — пожелал ему вслед Иван Максимович.
Услышал неподалеку жалобное хлюпанье — родничок. Полиэтиленовым кульком законопатило. Склонился над ним: «Что же за нелюди тут побывали?» — освободил от мусора, и родничок снова бойко залопотал.
Иван Максимович спешил, ведомый лесным зовом. Вдруг понял, что достиг цели. Ступил на полянку и замер в оцепенении. Вся она была покрыта обрубками деревьев, костровые ямы насквозь прогорели удушливым мазутом, и повсюду валялись консервные жестянки. Смерть царила на цветущем когда-то уголке леса.
Неощутимая ранее, сделалась тесной шишка, ожил кишечник, чуя скорое опорожнение, заспазмировал сфинктер, кровь жарко ошпарила голову. Иван Максимович встал прямо над мазутным ожогом, спустил штаны и осторожно извлек шишку.
Будто сказочный полоз властно проложил себе дорогу сквозь прямую кишку, скользнул на землю. Вот сложилось бубликом первое кольцо, на него легло второе. Иван Максимович закружил по поляне, волоча разматывающегося змея, перевел дух, оглянулся на оставляемые за собой каловые петли. Только каловые ли? Иван Максимович коснулся змея рукой, легко отломился рыхлый комочек. Уже поднося его к лицу, Иван Максимович осязал, до чего он душист. «Что это?» — потянул носом Иван Максимович.