"моряком", то есть страдал ночным недержанием мочи. Но ведь с таким недостатком он был не единственный – например, тем же страдал и сибиряк Шатуров. И. с другой стороны, должен же хоть кто-то в еврейской семье соответствовать хрестоматийному образу, созданному фольклором наших заклятых друзей!

Были евреи, конечно же, и в других частях нашего гарнизона. В учебном танковом полку – мои земляки-харьковчане Лева Гутман,

Женя Гиль, Леня Балагур… Наконец, заместителем командира нашего полка по политчасти был подполковник Койлер, которому я и по сей день обязан тем своим отпуском. Сильно подозреваю, что он мне его выхлопотал не только по политическим соображениям, но и из национального сочувствия. А что ж тут плохого?

Евреями были и еще два-три офицера в полку.

Все это мгновенно пронеслось в моем сознании – но должен ли я был предъявлять такие доказательства старому урке? Лучше всего было бы схватить его за грудки и произнести что-нибудь вроде: "Ах ты, падла, пропадина, пидор ты гнойный", – короче. на знакомом ему языке. Судите меня – я этого не сделал, а лишь пробормотал в ответ:

– Ну, отчего же – у нас "их" есть несколько…

– Есть, но – мало! – возразил он. (Любопытно, какого бы количества ему было достаточно?) Поскольку я разговора не поддержал, он от меня отлепился. А назавтра уже не подходил – и потом, все десять дней пути, даже не заговаривал: видно, на свету рассмотрел, кто я такой".

Хотя в этом тексте кое-что из уже рассказанного выше повторено, все же я решил включить его в эту непридуманную повесть, потому что здесь собраны все евреи нашего полка – так, как они, к сожалению или к счастью, не собирались нигде и никогда. Некий критик в газетной статье призвал меня к ответу: отчего я все-таки не отлупил жидоеда-урку или. по крайней мере, не дал ему словесную отповедь? Но как раз это и составило смысл четырех сюжетов, вошедших в рассказ

"На железной дороге": в них показан преобладающий тип поведения евреев в окружении недоброжелательного нееврейского большинства. В жизни (в том числе и моей) бывали случаи, когда таким разговорам, наскокам, придиркам давался решительный отпор, но надо все же признать, что "сила солому ломит", и более типичным было со стороны еврея стремление сгладить конфликт, обойти его, не идти на противостояние и стычку.

Однажды в свободное послеобеденное время – даже, кажется, в праздничный день – привезли в крошечную военторговскую лавочку свежие глазурованные пряники в мешках. Мгновенно выстроилась на улице очередь – в основном, из солдат-новобранцев, я был в их числе.

Но старослужащие "нахалом" шли без очереди, силой расталкивая молодых. Один из "стариков", шофер Сашка Новиков из четвертой батареи, полез в дверь, пуская в ход локти и плечи. Я стал этим громко возмущаться. Здоровый, наглый Новиков взял меня за горло и начал душить, приговаривая: "Ах ты фазан" и уж конечно "Жидяра!".

Сил бороться с ним у меня не было, железными пальцами он перехватил мне дыхание, еще немного – и он бы меня удавил… Но это не входило в его планы. Отпустив мое горло, он беспрепятственно вошел внутрь лавки и через три минуты вышел с пряниками, даже не взглянув на меня. Простите, господин критик, что я оказался слабым. Но ни один из стоявших в очереди не подал голоса в мою защиту.

Правда и то, что когда хватало решительности, я вступал в конфликт без оглядки. Как-то раз на территории склада боеприпасов мы переносили со двора в помещение ящики с зенитными снарядами калибра

85 мм. Каждый ящик весил что-то килограммов 75. Двое клали из штабеля такую ношу третьему, он шел согнувшись в здание склада, а там кто-то помогал ему снять со спины ящик, и вместе они укладывали его в новый штабель. Я как раз и носил этот груз на спине, а снимать его помогал долговязый солдат из батареи – по звбавному совпадению и фамилия-то у него была – Довгаль. Этот Довгаль вообще надо мною подтрунивал, подхихикивал весьма недвусмысленно, однако я до поры до времени терпел. Как вдруг, донеся тяжеленный ящик до места, почувствовал, что вместо помощи он еще и нажимает сверху на ящик, нарочно увеличивая мне нагрузку. Освободившись от ноши, я не задумываясь ударил хихикающего болвана ногой под зад. Он оторопел от изумления, я хотел повторить удар – он проворно отбежал… и больше таких шуток не повторял.

Антисемитские проявления мне время от времени случалось ощущать – но, в основном, вне своей обжитой среды. Например. когда однажды огромный фурункул на животе мешал мне ходить в строю, и я вынужден был в одиночку, полусогнувшись от боли, плестись в столовую, то из проходящего мимо какого-то "чужого" строя донеслось до меня издевательское:

– Е-о-о-ня?-а-а?! Аб- га-ша?!

Но в своем взводе никогда я не чувствовал ни малейшего морального дискомфорта, никто не выказывал какого-либо недоброхотства. В видах правды и объективности должен это отметить: в довольно пестром по составу, хотя и небольшом коллективе взвода разведки антиеврейских настроений не было.

Глава 24.Певец во стане русских воинов

Парторг полка капитан Андреянов (предшественник Гриши Шутовских на этом посту) вскоре после нашего прибытия в часть решил

"использовать" меня для выпуска полковой стенгазеты "На страже

Родины". При знакомстве сказал:

– А у нас уже есть один Рахлин!

– Откуда он? – поинтересовался я.

– Из какой-то деревни, – ответил капитан будничным голосом. Как будто Рахлиных полно в русских деревнях. – Из Рязанской, кажется, области. Или из Пензенской…

– Где его найти?

– Да на складе ГСМ. Он там начальник склада.

– А как его зовут?

– Иван.

Заинтригованный, я с нетерпением стал искать возможности отлучиться из расположения карантина, чтобы сбегать на склад горюче-смазочных материалов и поглядеть хоть издали на диковинку:

Ивана Рахлина. Наконец, улучив момент, прибежал туда (это в 200 метрах от казармы) и спрашиваю:

– Где тут Рахлин?

– Вчера демобилизовался, уехал, – ответили мне.

Так для меня и осталось загадкой, что за Иван, кем он был, откуда взялся. Его преемник Гриша Чумак не успел с ним поработать и ничего мне не прояснил.

Вообще-то фамилия моя – еврейская. Ее происхождение – прозрачное: от женского имени Рахель. От женских имен образовался где-то в XVIII веке целый ряд еврейских фамилий на русской почве: Дворкины – от

Дворы, Двойры, Либины – от Либы, Ципорины – от Ципоры и т. п. Вот еще из этого ряда: Блюмкины, Хайкины, Басины, Хавины (и Хавкины),

Розины, Райкины и другие.

Но у фамилии Рахлин есть вариация: Рохлин. Происхождение – то же, но от иного произношения. Дело в том, что Рахиль (Рахель) – это и

Рохл, Рохеле. Однако есть Рохлины и русские. Ведь в русском языке есть существительное рохля, что значит – размазня, по словарю

Ожегова – "медлительный, нерасторопный человек". А заглянув в словарь Даля, легко найти и диалектный вариант того же слова

(рахля). И раз так, то фамилия Рахлин может иметь и вполне русскую этимологию!

Уже в Израиле я познакомился с Давидом Рапопортом – репатриантом из Черкасс. Вот его фамилия – однозначно еврейская: от "рабби а-Порто" ("раввин из Португалии"). Может быть, в силу своего пиренейского происхождения (шутка!) Давид задал мне ужасно странный вопрос:

– Слушай, где ты раздобыл такую гойскую фамилию?

– Почему – гойскую? Это одна из распространенных еврейских фамилий!

– А у нас в подъезде, – сказал Давид, – жил слесарь-сантехник из

ЖЭКа – чистый хохол, да еще и пьяница, антисемит.Вася Рахлин.

О "загадке" своей фамилии я рассказал походя, потому что вспомнил о парторге Андреянове. Этот капитан, спокойный, ко всем расположенный дядечка, стал меня часто вызывать в "ленкомнату" с поручениями по выпуску стенгазеты. Как-то раз сказал: