Леонид нашел Кондратюка на палубе с подветренной стороны, тот стоял, опираясь плечом о стену и курил, мечтательно уставившись в темноту за бортом. Тихо подойдя к нему под шипящие звуки разрезаемых яхтой пологих волн, Леонид окликнул его.

Кондратюк, неожиданно вырванный из своих любовно-карьерных грез, неохотно повернулся.

– Филипп, есть разговор… – начал Леонид, неприязненно глядя в глаза соперника-дебютанта.

– Слушаю… – Кондратюк отвел взгляд в сторону, словно почуяв, о чем зайдет речь.

– Вы были в Петербурге?

– Да, один раз, на симпозиуме, – ответил Кондратюк, с удивлением посмотрев на Леонида, видимо, не ожидая такого вопроса.

– А в Эрмитаже были?

– Был, а что? – все больше недоумевая, поинтересовался Филипп.

– И Венеру Милосскую видели?

– Это та, что без рук? Видел, конечно. Красивая статуя.

– Вот и ты станешь таким же красивым, если не уберешь свои руки от моей жены. Я требую, чтобы ты оставил ее в покое, – Леонид в упор посмотрел на Кондратюка.

– Это – невозможно! – ответил тот, нехорошо усмехнувшись и подумав про себя, что ему уже осточертел этот ревнивец, но ничего, в Гонконге его освободят от такой обузы. – Мы с ней теперь повязаны на многие годы. У нас общие научные интересы и будущая совместная работа. Кроме того, если вы обратили внимание, я вам помог выехать из России, должно же у вас быть хоть какое-то чувство благодарности.

– Если в качестве благодарности за свое «благодеяние» ты ждешь, что я отдам тебе свою жену, то это слишком высокая плата, – возразил Леонид и тихо добавил: – И я этого не допущу, так что и не рассчитывай!

– А вот это не вам решать! – с вызовом глядя ему в глаза, ответил Филипп. – Есения Викторовна сама сделает свой выбор. Вы здесь всего лишь ее приложение, и, на мой взгляд, не самое лучшее. Я вообще не понимаю, что она в вас нашла! Но ничего, приедем на место, там у нее будет достаточно кандидатур для достойного выбора, – глянув на изменившееся и побелевшее лицо Леонида, Филипп, слегка улыбнувшись, добавил: – Вы извините, Леонид, я не собираюсь намеренно вас обижать, просто хочу быть предельно откровенным, чтобы вы не питали иллюзий. И не буду скрывать еще одно обстоятельство: я заинтересован, чтобы мы с Есенией Викторовной стали не просто коллегами, а по-настоящему близкими друг другу людьми. Так что извините еще раз…

Леонид потом не мог вспомнить, что послужило последней каплей – то ли мерзкая ухмылочка Кондратюка, то ли его слова, то ли издевательские полуизвинения-полуоскорбления. Он, резко выбросив руку, ткнул Кондратюка в грудь, отчего тот, не ожидая нападения, отлетел к перилам, где его достал еще один удар – в челюсть. Этот удар неожиданно подкинул Кондратюка вверх, и тот, словно в замедленной съемке, перевалился через борт и, мелькнув ногами в воздухе, беззвучно полетел в черневшую внизу воду.

– О, черт! – вырвалось у Леонида.

Такого исхода выяснения отношений он не желал, просто впервые во взрослой жизни у него так сильно зачесались кулаки врезать по физиономии зарвавшемуся наглецу, что он не смог сдержаться.

Леонид в смятении сорвал со стены спасательный круг и, размахнувшись, бросил его вдоль борта яхты в воду, в сторону, где примерно должен был находиться Кондратюк.

– Не волнуйтесь! – раздался вдруг рядом голос капитана. – Мы его достанем.

Леонид от растерянности даже не сразу понял, что капитан говорит с ним на русском языке и что он хочет достать – круг или Кондратюка, и только посторонился, когда капитан быстро направился к мостику. Потом, опомнившись, крикнул ему в спину:

– Человек за бортом! – и повторил то же самое по-английски.

– Я видел! – махнул на ходу рукой капитан.

Через несколько секунд вокруг забегали люди, загорелись прожектора, освещая пространство за бортом. Яхта остановилась, на воду спешно спускались шлюпки.

Леонид оцепенело наблюдал за этими действиями, машинально потирая ушибленные костяшки непривычной к дракам руки.

Обычно в ожидании время тянется долго, но Леониду показалось, что прошли считанные секунды до того момента, как люди на первой лодке наткнулись на «жертву разборки» и вытащили ее из воды. Леонид с облегчением вздохнул.

Когда Кондратюка подняли на яхту, он был без сознания. Из рассеченных затылка и брови текла кровь.

«Это не я, – подумал Леонид. – Обо что это он так поранился?»

Капитан распорядился срочно отнести Кондратюка в каюту, где его должен был осмотреть корабельный врач, а потом повернулся к Леониду и жестом попросил следовать за собой. Они молча дошли до капитанской каюты. Хозяин открыл дверь и, пропустив Леонида внутрь, плотно прикрыл дверь за ними.

– Садитесь! – предложил он по-русски.

Леонид опустился в кожаное кресло, стоявшее у темного дубового столика, и выжидающе посмотрел на капитана.

Тот не спеша закурил сигарету и, выпустив тонкую струйку дыма в сторону раскрытого иллюминатора, сказал:

– Не волнуйтесь, никто не узнает, что произошло. Просто мистер Вышицки был неосторожен, оступился и упал за борт. Сам…

– У вас могут быть неприятности, – возразил Леонид и, еще не привыкнув к настоящей фамилии разведчика, назвал его по имени: – Вряд ли Филипп, когда очнется, подтвердит эту версию перед своими людьми в Гонконге.

Капитан задумчиво затянулся, а потом, опять выпустив дым из легких, на этот раз тонкими, изящными колечками, сказал:

– Я слышал ваш разговор. Он повел себя не как мужчина, а как… шкодливый кобель, правильно я выразился? И вы были правы, что нанесли ему удар за посягательство на честь вашей семьи.

«Точно: шкодливый кобель! – согласился Леонид про себя и удивленно подумал: – Надо же, какие слова капитан знает! И акцент у него не очень сильный».

– Где вы так хорошо научились говорить по-русски? – спросил он.

– В одном из ваших военно-морских училищ, – коротко ответил капитан.

– Где? В каком городе?

– В Ленинграде.

– Да что вы! Какое совпадение! – воскликнул Леонид, собираясь сообщить ему, что Ленинград – его родной город, но вовремя прикусил язычок – лишнюю информацию выдавать ни к чему, хотя он был благодарен капитану за то, что тот принял его сторону и даже взял на себя рискованные хлопоты по подтверждению непричастности Леонида к падению Филиппа за борт.

В этот момент раздался стук в дверь. Капитан отрывисто пригласил войти. На пороге появился корабельный врач. Он робко вошел в каюту и, извинительно поклонившись Леониду, начал что-то тихо говорить капитану по-китайски. Тот невозмутимо выслушал его и отпустил, сказав несколько фраз, смысл которых был Леониду абсолютно не понятен.

Когда врач вышел, капитан сказал:

– У мистера Вышицки серьезная черепно-мозговая травма. Его нужно быстрее доставить в госпиталь в Гонконге.

– А когда мы там будем? – спросил Леонид.

– Завтра к вечеру.

Помедлив и чувствуя укол совести, Леонид поинтересовался:

– Он все еще без сознания?

– Да, и доктор говорит, что после таких травм люди часто теряют память, – он недвусмысленно посмотрел на Леонида и добавил: – Для вас, наверное, было бы лучше, если бы он ее на время, действительно, потерял… Как я понимаю, он вас куда-то сопровождает, и вы зависите от его расположения?

– Действительно, мы с ним едем вместе, но это не значит, что мы к нему привязаны, – возразил Леонид. – Честно говоря, за его поведение с моей женой я с ним вообще дел никаких иметь не хочу. Руки бы поотрывал…

– Как у Венеры Милосской, которая выставлена у вас в Эрмитаже? – усмехнулся капитан.

– А, вы и это слышали? – невольно улыбнулся Леонид. – Нет, еще короче! – и он показал, до какой степени инвалидности он хотел бы довести Кондратюка.

Капитан хмыкнул, а потом, посерьезнев, спросил:

– У вас есть, где остановиться в Гонконге на тот случай, если мистер Вышицки выйдет из строя надолго? Вас будут встречать?

Леонид насторожился. Он вдруг подумал: а все-таки не странно ли то, что капитан так хорошо говорит по-русски? Причем, поначалу он ведь никак не обнаруживал свои знания, хотя они вместе столовались, разговаривая по-английски, а теперь вдруг на тебе: и по-русски заговорил, и такую заботу стал проявлять, что даже готов скрыть падение Филиппа за борт после удара Леонида (хотя его клиентом был именно Филипп, а не темная лошадка Леонид), и беспокоится о том, будет ли им где с Есенией преклонить голову. С чего бы все это?