На лицо Есении вдруг упала тень. Она нехотя приоткрыла глаза.

Рядом с ней, загораживая солнце, стоял Кондратюк и внимательно рассматривал ее.

– Филипп, разве можно так тихо подкрадываться? Вы меня напугали, – недовольно сказала Есения, вновь закрывая глаза. – Какое чудесное утро, не правда ли?

– Да, – согласился Кондратюк, садясь в соседний шезлонг. – Есения Викторовна, вы меня простите за нетерпение, но у меня есть к вам один вопрос. Можно?

– Извольте… – согласилась та и, открыв глаза, в ожидании посмотрела на него.

– Мое руководство просило разобраться с поставкой из вашего института органов, предназначенных для трансплантации. Это ведь были не донорские органы… – он сделал паузу, испытующе глядя на Есению. – Ведь эти органы где-то выращивались, верно? И, похоже, что они выращивались не в самом институте, а где-то в другом месте…

– Ну и как же ваше руководство догадалось об этом? – усмехнувшись, поинтересовалась Есения, сделав акцент на слове «ваше».

– Просто закрались сомнения из-за качества и идеальной совместимости присылаемых из России органов, – пояснил Кондратюк. – Невозможно было постоянно находить таких близких по гистосовместимости доноров, но и работ по выращиванию органов в самом институте не велось, это я точно знаю. Потому я и затеял всю эту канитель с конференцией, надеясь, что на ней хоть что-нибудь всплывет…

– Ах, так это вы стояли за этой конференцией… Вы правы, Филипп, таких идеальных доноров, действительно, вряд ли найдешь… – согласилась Есения. – На Запад мы отправляли клонированные органы пациента…

Кондратюк на время даже онемел от подобного сенсационного заявления, сделанного совершенно будничным тоном.

– Есения Викторовна, но как же вам это удалось сделать? – наконец вкрадчиво поинтересовался он, невольно подаваясь к ней навстречу. – Насколько мне известно, вам не присылали образцов ткани… Да это проблему бы и не решило: одно дело вырастить печеночную ткань, другое – вырастить печень в комплексе. Поделитесь секретом, иначе я просто умру от любопытства…

Есения рассмеялась:

– Придется вас пощадить – вы выбрали себе слишком жестокую смерть! Понимаете, секрет заключается не в самом методе, а в тщательности проведения процедуры и «ухода» за растущим органом, – сказала она и оглянулась, услышав шаги Леонида, возвращавшегося с бутылкой сухого вина и двумя бокалами.

Леонид, увидев Кондратюка, сидевшего рядом с Есенией, невольно ускорил шаги.

«Вот черт, никуда от него не скроешься!» – с досадой подумал он.

– А мы здесь беседуем с Есенией Викторовной, – пояснил ему Кондратюк, как будто тот сам этого не видел. – Не возражаете?

– Да нет, что вы! – сказал Леонид, насупившись. – Я только попросил бы вас уступить мне место рядом с супругой.

– О, конечно! – Кондратюк без смущения встал и пересел в шезлонг, стоящий напротив.

Леонид поставил на маленький столик принесенные бокалы и принялся откупоривать бутылку.

– Прошу прощения, Филипп, – чопорно обратился он Кондратюку. – Я не предвидел, что вы присоединитесь к нам, и захватил лишь два бокала…

– Не волнуйтесь, Леонид Аркадьевич, – вежливо ответил тот. – Я в это время никогда не пью.

Леонид внутренне поморщился от его тона и, не выдержав, сказал:

– Ну, а мы с женой, как давние почитатели Омара Хайяма и главного героя его стихов, выпьем, причем с большим удовольствием. Может, все-таки, присоединитесь к нам?

– Уговорили! Пожалуй, я тоже выпью с вами немного, – согласился Кондратюк, но не пошел за бокалом для себя, как это сделал бы Леонид, а просто поднял руку и, подозвав стюарда, на безукоризненном английском языке сделал заказ.

Леонид метнул вопрошающий взгляд на Есению, мол, чего этому шпиёну нужно?

Та успокаивающе положила ладонь Леониду на руку и тихо пояснила:

– Мы говорили о том, как в нашем филиале клонировались органы, которые потом доставлялись в западные клиники.

– А-а, мне тоже интересно было бы послушать, – сказал он, бросив Есении предупреждающий взгляд. – Хотя, боюсь, я многого не пойму.

– Я постараюсь объяснять доходчиво, – улыбнулась Есения.

В этот момент стюард принес блюдо с фруктами и бокал Кондратюку. Забрав у Леонида бутылку, стюард ловко открыл ее и отлаженными движениями быстро разлил вино по бокалам.

Кондратюк, взяв свой бокал и подняв его, провозгласил тост:

– За научные достижения человечества!

Леонид, мимоходом заметив:

– Хотелось бы еще и выжить после всех этих чудесных «достижений»… – чокнулся с Есенией и Кондратюком.

– Есения Викторовна, я с нетерпением жду вашего рассказа, – отставив недопитый бокал в сторону, напомнил ей Кондратюк.

Помедлив, вероятно, собираясь с мыслями, Есения сказала:

– Вы знаете, что яйцеклетка размножается делением. Так вот, основной этап для нас наступает тогда, когда она вырастает до состояния морулы…

– Что такое морула? – вмешался Леонид.

Кондратюк бросил на него разраженный взгляд.

– Морула, дорогой, означает: ягода, – пояснила Есения. – Яйцеклетка, размножаясь, образует примерно вот такой шар, похожий на малину или ежевику и полый внутри, – Есения соединила ладони обеих рук, сложив их лодочками, так что получилось что-то похожее на шар. – А потом, когда пройдет гаструляция путем инвагинации, то есть втягивание одной из частей морулы внутрь… – она медленно завернула концы пальцев внутрь сложенного из ладоней «шара», так что костяшки пальцев в итоге сошлись вместе, – …образуется первичная щель, на месте которой впоследствии начинает развиваться позвоночник. А вот здесь… – она, чуть развернув ладони к Леониду «лицом», пошевелила расположенными между ними кончиками пальцев, – …находятся два слоя клеток: эктодерма и эндодерма. Из эктодерма в дальнейшем образуются кожа и мышцы, а из эндодерма – внутренние органы. Мы просто выделяем ту часть, из которой формируется нужный нам орган или комплекс органов, и выращиваем его в искусственных средах при помощи гормона ускоренного созревания. При достижении нужных нам параметров по величине и форме процесс роста приостанавливается, а выращенный орган в специальном контейнере со встроенным аппаратом искусственного кровообращения и при пониженной температуре доставляется в клинику, где его ждет больной. Вот, в общем-то, и все… – Есения посмотрела на Кондратюка.

Тот сидел с потрясенным выражением лица.

– То есть вы хотите сказать, Есения Викторовна, что выращиваете абсолютно новый орган? – спросил он и, ошеломленно покачав головой, воскликнул: – То-то наши специалисты поражались, что присылаемые вами органы взрослых людей были чистыми, как у младенцев, хотя жизнь и экология в России оставляют желать лучшего.

– Экология оставляет желать лучшего везде… – заметила Есения. – Мы думали о разработке метода наведения на органы «временнoй патины», да руки все не доходили, а, видимо, зря… Теперь мы и имеем массу щекотливых вопросов от коллег на Западе. Насколько я знаю, вы не первый, кто их задает…

– Да, да, да, – рассеянно сказал Кондратюк, что-то напряженно обдумывая. – Но каким образом вы находите яйцеклетку, которая потом дает так идеально подходящий больному орган?

Леонид насмешливо посмотрел на него. Даже он, не будучи специалистом, давно бы все понял.

– Я же вам сказала, – терпеливо ответила Есения, – что это клонированный орган самого пациента…

– То есть? – удивился Кондратюк и вдруг, побледнев, спросил: – Вы хотите сказать… Но тогда получается, что вы научились клонировать людей?!

– Я этого не говорила, – прервала его Есения, внутренне напрягаясь от того, что сказала больше, чем следовало – Кондратюк как цитогенетик способен был быстро сложить два плюс два, но решила закончить: – Хотя мы, действительно, умеем переносить ядерный материал из клетки донора в освобожденную от собственного ядра яйцеклетку реципиента и доращивать ее до нужного нам состояния, но на этом мы и останавливаемся.

– Останавливаетесь или нет, это уже несущественно, ведь всегда можно продолжить… Значит, в этом плане Россия опередила всех! – у Кондратюка даже дыхание перехватило от перспектив, которые наверняка откроются перед ним после того, как он доставит для своего руководства специалиста с таким уровнем информации. Правда, ее еще нужно доставить. – А где же вы брали сам генетический материал для клонирования?