– Я поведу вас завтра в бой! Вы пойдете со мной?! – в окончание своей зажигательной речи, выкрикнул Нартанг, излучая в этот миг волны чистой энергии прирожденного предводителя сотен и тысяч.

– Да! Да! Да! – запальчиво, но нестройно понеслось над построенными отрядами.

– Веди нас! – слаженно грянули воины Данерата.

– Бой будет трудным, будет много крови. Вы пойдете со мной?!

– Веди нас! – на манер поставленным над ними, снова проревевшим вперед них новым командирам ответили наемники.

– Мы пройдем по трупам врагов! Перед нами склонятся непокорные, за нами запылают города! Вы пойдете со мной?! – уже приходя в некоторое исступление и вводя в такое же исступление своих бойцов прокричал король Данерата.

– Веди нас!!! – уже в один голос ответило ему все его небольшое войско.

– Завтра будет наш день! – совсем охрипшим голосом, прорычал Нартанг, жестом отпуская пять сотен солдат по своим местам,- Думайте об этом и отдыхайте.

Эту ночь он провел у костра со своими воинами, не желая отвлекаться на чужую и далекую для него женщину.

Воины же приняли это, как некое признание с его стороны, еще больше проникшись любовью и преданностью к своему молодому королю, который был намного моложе практически каждого их них, но главенство и авторитет которого были для них неоспоримы.

Победа была полной. Огромное поле и прилегающий пролесок остались за Кеменхифом.

Войско Хистана бежало.

В лагере тут же были раскочегарены полевые кухни и из дальнего уголка обоза подтянуты подводы с бочками хмельного.

Отряду Нартанга, как особо отличившемуся, был больший почет и большие порции съестного и хмельного поощрения. Кеменхифские солдаты, ходившие в бой под его началом вскоре валялись пьяными и сытыми прямо на земле. Воины Данерата, привыкшие на своей родине к более крепкому напитку – хорту – еще держались, но тоже готовы были вскоре забыться счастливым пьяным сном. Нартанг же с юных лет обнаружил в себе какой-то «иммунитет» к спиртному – чтобы захмелеть ему нужно было выпить невообразимо больше количество, да и то, что такое «упиться в стельку» он узнал только у Сухада, угощавшего напитком с большим сроком выдержки и высокой крепостью. Вот и теперь Нартанг сидел и смотрел на разгулявшихся соратников веселым глазом, в котором сейчас, казалось, и в помине не было ни угрозы, ни злости, ни опасности…

Когда же и последние данератцы затихли у своих костров, воин пошел уже неровным шагом в свою палатку.

Внутри было темно. Он не стал зажигать лампу. Присел на лежак и стал медленно расстегивать ремни доспехов, скалясь в темноте воспоминаниям о трудных моментах прошедшего сражения. В этот момент замершая с его приходом Тагила пошевелилась, звякнула цепь. Воин машинально выхватил кинжал, направив острие в сторону насторожившего его звука, потом начал вспоминать, что он уже не первую ночь здесь не один.

– Тагила, – вспомнил он имя пленницы, произнеся его с каким-то недовольством и рассеянностью.

– Да? – напряженно ответила всадница.

– Ты соскучилась? – ухмыльнулся воин своей шутке.

– Ты пьян, – констатировала женщина, уловив сильный запах спиртного.

– Немного, – согласился Нартанг, убирая в ножны кинжал и продолжая раздеваться, – Ты тоже хочешь?

– Нет.

– Может, выпьешь? Полегчает… – расслаблено предложил воин, освобождаясь, наконец от оружия и брони, с грохотом, скидывая все на земляной пол.

– Вряд ли, – холодно ответила пленница, отползая подальше, насколько позволяла ее короткая привязь – она прекрасно знала действие хмельного и то, какие мысли оно навевает сильному полу.

– Зажги лампу, – приказал вдруг воин, уловив и разгадав в темноте ее движение, что вызвало в нем раздражение и злость.

– Я не могу, мне не дотянуться, – напряглась еще больше Тагила.

– Ладно, – вздохнул Нартанг и тяжело поднялся, нащупывая кремень и лампу.

Вскоре в лампе зародился слабенький огонек, который быстро начал утверждаться на промасленном фитиле.

– Иди сюда, – хлопнул он ладонью по лежаку рядом с собой.

– Я не могу, – холодея и напрягаясь еще больше робко ответила женщина – она быстро прочитала в лице воина то, чего больше всего боялась увидеть.

– Опять не дотянуться?

– Цепь короткая… – бросая на воина мимолетные взгляды, потупилась всадница.

Нартанг поднялся, посмотрел на цепь – напрягаться и разгибать сейчас ее ему не хотелось – он наклонился за оружием, вытащил свое лезвие – размахнуться в палатке двуручным мечом было негде, кинжал не дал бы желаемой силы удара.

– Встань, – приказал он женщине, нагибаясь и прикладывая цепь ее привязи к столбу опоры- возиться сейчас с замком наручника ему тоже не хотелось.

– Нартанг, – робея еще больше, просяще произнесла пленница,- Был тяжелый бой, ты устал, ляг отдохни, мне и так не плохо – на полу…

– Чушь, – рыкнул воин, прицеливаясь и нанося страшный удар от которого одно из звеньев цепи разлетелось на две равные части, а лезвие прошло чуть ли не до половины прочного столба, – Вот так, – он воткнул свое оружие под потолочную балку, бросив на пол никчемный остаток цепи, – Иди сюда, – притянул он Тагилу вслед за собой, укладываясь на свое ложе.

– Нартанг, пожалуйста, не надо… – она знала, что любое сопротивление вызовет только еще более жестокое насилие, но и догадывалась, что никакие увещевания не изменят настроения воина.

– Брось… – он ухмыльнулся, разглядывая ее лицо, – Сердишься на меня, да? – неумело провел он по ее волосам, – Болит еще? – указал он на уже слегка пожелтевший синяк.

– Немного, – Тагила старалась казаться спокойной, но в душе просто тряслась от страха, – Давай спать, Нартанг, – просто предложила она, прикрывая глаза и укладываясь рядом с ним, – Всем нужен отдых, даже тебе…

– Тагила… Скажи мне честно, что я такой урод и меня уж никогда ни одна женщина не полюбит по-настоящему? – задал неожиданный вопрос воин, поверив напускному спокойствию и расслабленности своей пленницы, что невольно размягчило и расположило его к доверию.

Всадница удивленно и напряженно посмотрела на него; ее глаза, лучше любых слов сразу выдали все крутившиеся в голове мысли, и Нартанг вновь напрягся, поняв, что его пытались обмануть.

– Нартанг, ты… – построила, наконец, в голове, неопределенную и успокаивающую фразу Тагила.

– Заткнись, – оборвал ее воин, – То, что мне нужно я возьму сам, – он не совсем бережно вновь провел по ее волосам, заставляя посмотреть на себя, – Сейчас я хочу, чтобы меня любили.

– Любовь не случается вот так, – упершись руками в его каменную грудь, дрогнувшим голосом ответила пленница, – Так случается только насилие, которое не делает чести воину…

– Я кажется велел тебе молчать! – вновь резко и жестоко оборвал ее Нартанг, встряхнув, хватая за шею, – Ты дрянная женщина, раз не можешь исполнить такого простого желания мужчины!

– Прости, – испуганно вскрикнула всадница – пальцы воина грозили сломать ей позвонки.

– Сделай мне приятно и я тебя прощу, – ослабил он хватку, немного откидываясь, – Иди ко мне.

– Прошу тебя, не надо, я не хочу, – дрогнувшим голосом взмолилась женщина, пытаясь медленно отстраниться от него.

– А я хочу! – напористо проговорил Нартанг, – Молчи и делай, что велю! – подтащил ее к себе он, сажая себе на живот.

Тагила была в панике – делать вид покорности она уже не могла, но и подчиняться и исполнять приказания воина тоже было выше ее сил.

– Нартанг, – совсем мертвым голосом произнесла она и тут же вскрикнула, получив увесистую затрещину, схватившись за ушибленную щеку и ухо.

– Ты опять?! – зло прорычал воин, подхватывая ее одной рукой и вместе с ней поднимаясь с лежака, прижимая к столбу опоры, – Сколько можно противиться?! – второй рукой он выдернул засевшее в потолочной балке лезвие, прислоняя его к горлу замершей всадницы.

– Убей меня! – вдруг жарко выдохнула Тагила, перешагнувшая последнюю черту отчаянья и вернувшаяся к задавленной было гордости предводительницы всадников, – Я твоей не буду!