И Пытливый возвращается к «объективке», содержащей сведения о том, как отразилось на землянах снятие Силового Одухотворяющего и Защитно-Инкубационного Кольца. Правда, эту таблицу с длиннющей вереницей данных, он заглядел, как говорится, до дыр. Hо если на чистоту, изучал он ее в целом без избирательности, надеясь в этой пресловутой таблице обнаружить какую-либо подсказку к решению задачи.

Теперь же, когда его осенило, этот перечень информации понадобился ему в более конкретных целях.

— Слушай, — обратился он к кристаллу, — в Объективке я что-то не встречал сведений о реакции на снятие Кольца среды Пространства-Времени.

«Это во втором разделе Таблицы, — бестрастно отреагировал кристалл. — Пожалуйста!»

И тут на дисплее появилась запись повергшая Пытливого в шок. Ведь смотрел он на нее по крайней мере раз десять и в упор не видел то, что само лезло в глаза.

Видеокристалл долго мешкал, разбираясь со своей памятью и наконец выдал следующую запись:

«…Состояние Пространства-Времени: В норме. Отклонений нет. Функции стабильны. Незначительный всплеск, зарегистрированный в момент снятия СОЗИК, носил характер эпизода…»

— Значит был всплеск, — глядя перед собой с сардонической ухмылкой произносит Пытливый и тут же запрашивает:

— Отмечалось ли подобное при обустройстве Начальных планет на пяти других Лучах?

«Прецедентов не было, — скрипит кристал. — Hа Начальных планетах других Лучей СОЗИК не применялся. Советую обратиться в архив».

Всплеск, как не крути, думал Пытливый, не комариный укус. Его мог вызвать достаточно мощный удар. И источником его, кроме самого тока времени ничего быть не могло.

Ткань Времени слишком непростое соединение. Оно невосприимчиво ни к каким посторонним механическим, биологическим, физико-химическим и прочим воздействиям. Любой из видов Пространства — Времени реагирует только на идентичный или однородный с ним материал…

Мог ли такой материал содержаться в Земле?..

Снова запрос:

— Имелись ли в недрах, либо на поверхности Земли какие-нибудь минеральные или иные природные, либо искусственные соединения, способные повлиять на Спираль Пространства — Времени?

Видеокристалл отозвался мгновенно:

«Hе имелись».

— Насколько я понял всплеск произошел в результате того, что Спираль, после снятия Кольца, так сказать, села на место?

«Совершенно верно».

«Неубедительно», подумал Пытливый и решил зайти с другого бока.

— Что могло вызвать всплеск в Пространстве-Времени помимо этого?

«Только привнесенный фактор», — последовал ответ.

Немного поразмыслив, Пытливый решился задать провакационный вопрос.

— По какой причине материал Времени поставлялся на планету?

«Подобной информацией не располагаю. Обращайтесь в Архив», — незамедлительно и коротко отозвался кристалл.

3. Много голов, да мало умов

Пытливый откинул голову. Он устал. Шутка ли шестой час к ряду, без перерыва, он истязал и себя, и кристалл. И в момент, когда наконец докопался, сил сосредоточиться и обрушиться на все это уже не было. Пытливый отложил кристалл и поднялся из-за стола. Надо было отдохнуть. Отвлечься. И он вышел из палатки.

Оловянная монетка солнца быстро взбиралась к зениту. Косматыми хлопьями падал с неба снег. Hи ветерка. Тихо. В долине, что лежала у подножия лагеря пришельцев, из людских жилищ поднимались столбики синего дыма. Набрав в грудь приятно пощипывающего морозца, Пытливый взмыл в воздух. Пролетая над городом землян, он обратил внимание на необычную оживленность в нем. Со всех концов к его центру стекались группы вооруженных людей.

«Опять война, — поморщился Пытливый. — Теперь то за что и с кем?»

Он опустился во двор большого дома. Жители называли его царским дворцом. Hе всякая птица без особого дозволения могла осмелиться перевести здесь дух. Дворец обнесен высокой и широченной стеной, с грозными зубьями по всему его квадрату и четырьмя угрюмыми башнями по углам. Меж зубьев степенно расхаживали латники, бдительно озирая сверху город и дворец. У коновязи топталось с десяток богато убранных лошадей.

«Генералитет съехался», — догадался Пытливый.

Ему захотелось послушать, о чем они там говорят. Насмешливо скользнув глазами по закованным в доспехи стражникам, в упор не видящим его, он взлетел над крыльцом, чтобы шмыгнуть в открытое окно. И хорошо не успел. В это самое время дверь распахнулась и несколько дюжих молодцов выволокли на крыльцо какого-то человека. Добротные одежды, выдававшие в нем знатного горожанина, порваны. Лицо разбито в кровь. Один из воинов пнул его и тело бедняги по ступенькам скатилось вниз.

— Hа площадь! Казнить при всем воинстве. Так повелел царь, — зычно приказал подбежавшим вышедший на крыльцо начальник стражи.

Ведро студенной воды привело лежащего в чувство. С трудом, путаясь в лоскутах изодранного платья, он поднялся на ноги. И в этот самый момент в дверях, со свитой, появился царь.

— Убрать с моих глаз этого предателя! — истошно завопил он.

Ватага стражников лихо бросилась выполнять царскую волю. Проворно скрутила руки и потащила к воротам. Обреченный, давясь собственной кровью и раскрошившимися зубами, обернувшись к царю, крикнул:

— Царь! Тебе к лицу визжать по-шакальи.

Удар горожанина был прямо-таки душесокрушаемым. Посильнее всех полученных им убойных тумаков. Задохнувшись от злобы царь схватил кнут и бросился на обидчика. Удержали сановники, мол, что марать руки. Приговоренный хохотал. Хотя ему было не до смеха. А царь, оборвав изрыгаемую им площадную брань, закричал:

— Головы ему не сечь. Залить поганную глотку свинцом!

Пока сановная челядь успокаивала разгневанного деспота, приговоренного успели увести. Пытливый собрался полететь на площадь, как вдруг среди свиты увидел Ретивого. Тот его тоже заметил и помахал рукой.

— Кто этот человек? И что здесь произошло?

— Тот человек? — раздумчиво переспросил Ретивый.

— Самый разумный из всех здесь присутствующих. Он придворный философ. Учил этого многомнящего о себе деспота уму-разуму. Да тут дело безнадежное. Хоть всю мудрость Вселенных запихай в них — не поможет. Какой-то надлом в их психике. Никак не могу уловить. Как будто бы рядом, а не дается.

Пытливый понял, что мучает однокашника. Он тоже чувствует себя рядом с разгадкой. А она, дрянь эдакая, мелькнет и тут же пропадает. Вот и пошел Ретивый за ней по людям.

— Давно ты здесь? — спросил Пытливый.

— С утра.

— Так что натворил тот бедолага?

— Ничего дурного. Произнес на рыночной площади речь, — ответил Ретивый.

И он коротко рассказал, что произошло. Оказывается, философ уговаривал людей не выступать в поход. Говорил, что война, на которую они собираются, им не нужна. И вообще все войны бессмысленны, потому что приносят много горя. И тем, на кого нападают, и самим нападающим.

— Надо жить в мире с собой и со своими соседями, — кричал он в толпу. — Мы же люди! У каждого из нас на плечах голова. Мы все хотим дышать, пить, есть… Зачем же друг друга лишать жизни? Даже если бы нам нехватало пищи и земли, умные люди всегда могут договориться между собой. Потесниться. Все уладить миром. Худшей подлости чем война быть не может… Кому она нужна?… Тебе?… — обращался он в толпу. — Или тебе?…

— Я приведу домой одного, а может сразу трех рабов, — крикнул кто-то ему в ответ.

— А если тебя убьют? И ты никогда не увидишь свое дитя, этого солнца. Никогда не встретишь рассвета… А если тебя самого уведут в рабство и будут держать как собаку на привязи? И голодным псом, с выжженым на теле тавром, ты запоешь по-другому. Ты будешь жалостливо ныть: «Меня сделали рабом, но человеком то я остался!»… А если ты потеряешь глаз, руки или ноги? Кто станет кормить твою семью? Кому ты сам нужен будешь?… Пойми, проливший кровь себе подобного становится жестокосердечным. У него пропадает всякая жалость ко всему живому. Он превращается в зверя…