б) непонимание друг друга, владеющих одним языком…»

ГЛАВА ШЕСТАЯ

1. Эта неземная тоска

Когда Пытливый вышел из палатки «забег» уже начался. Как выяснилось, та безобидная строчка — «Экспериментов не проводилось» — намагнитила на себя большинство практикантов и заразила их вирусной болезнью. Немногие, два-три слушателя, взялись исследовать языковой фактор. Было и еще несколько гипотез, которые стали предметом пристального внимания молодых ученых, кое-кто стал искать изъяны в генной структуре, обеспечивающей индивидуальность землян. Словом, оседлали того же конька, что и Пытливый.

Неказистым оказался тот конек. Слабеньким. Едва волочил ноги. Сколько раз Пытливый готов был сойти с него да подыскать себе в табуне скакуна порезвей. Потому что выбранная им клыча донельзя вымотала его.

Пытливый уже точно знал: работая над индивидуальностью мыслящего землянина, Мастера ничуть не перестарались. Ошибки не допустили. И генной структуры, определяющей физиологию, не нарушили. Обиднее всего было то, что он потратил на столь очевидное заключение почти месяц. Приниматься за вторую версию не имело никакого смысла. Ребята, которые ею занимались, зашли в тупик чуть ли не с самого начала. Да и у других дело обстояло не лучше. Поубавился пыл и у «завирусованных». Они искали теперь другие версии.

«Новый глаз» и «Свежие мозги», на которые делалась ставка, явно пробуксовывали. Прошла половина практики, или почти восемь земных лет, а результатов — никаких… Практиканты сникли. Прежнего состояния эйфории и вдохновенной самоуверенности, когда им казалось, что они запросто «умоют» Мастеров — как не бывало…

Все стало не мило. И роскошные закаты. И дивные рассветы. И чудные времена года. Все это начинало раздражать. От них рябило в глазах. Эти живописные картинки, вместе со снующими в них землянами, вертелись пред глазами с бешенной скоростью. Миг — день. Миг — ночь. Миг — жизнь. Попробуй сосредоточься.

Певунья, от которой Дрема был безума, то ли от неухоженности, а скорей всего от возраста, потускнела. Она теперь выглядела старше Дремы. Хотя голос земляночки звучал также волшебно, с такой же божественной проникновенностью. От ее песен сладко ныло сердце и хотелось всех этих беспокойных, в сущности очень несчастных человечков Земли обнять, пожалеть, помочь.

— Великое творение — и эта планета, и человек, живущий на ней. Великое! Hо с чертовщинкой, — угрюмо говорит Дрема. — И хочется уже домой.

Говорил он это всего пять минут назад. Hа Землю ложился тихий, теплый вечер. И песня земляночки наполняла его хрупкой печалью осени.

Это было пять минут назад. А уже брезжит свет нового дня. Hи насладиться вечером, ни очаровательной ночью, ни надышаться рассветом, ни вкусить досыта дня…

Может, потому и тянет домой. И не только Дрему. Затосковали ребята… И вдруг Пытливого словно что дернуло. Он схватил ненавистный ему кристалл и стал лихорадочно искать кадр, который почему то отложился в его памяти, но которому он особого значения не придавал.

«Где же?… Где же?… — шептал Пытливый в поисках нужного ему эпизода. — Ага, вот он!»

Это был юноша. Совсем мальчик. Он сидел на плоской крыше большого дома. Стояла глубокая ночь. Hа роскошном иссиня-черном хитоне ее горел золотой кулон луны и сверкали бриллиантовые броши созвездий. Он неотрывно смотрел на них, а по щекам катились слезы.

«Я к вам хочу… Верните меня…» — с обжигающей жалостливостью просил мальчик.

— Что это? — задался вопросом Пытливый. — Отчего его гложет тоска? Смутная догадка о прошлой своей жизни в ВКМ? Может быть. Откуда она взялась в нем?

Этот плачущий в ночи мальчик Земли весьма и весьма озадачил Пытливого. Его тронули не слезы — они льются здесь реками — а боль, что вызвала их. Что касается пришельцев из ВКМ с ними все понятно. Их изнурила бешенно вращающаяся земная карусель времени. Hо с нее не сойти. Одно спасение под нимбом. Мальчишка же в своей среде Пространства-Времени. И, подишь ты, руки тянет туда же, в Большой Дом.

А может, люди Земли тоже чувствуют скорость времени?… Будь такое, жизнь для них обернулась бы сплошной мукой. И тогда не только бы этот юнец, а все они простерли бы руки к небесам… А может душа плачущего паренька каким-то образом замкнулась на Абсолютном Пространстве-Времени, где в хороводе парят Венечные планеты ВКМ?… Такое теоретически могло случиться лишь в одном случае, если механизмы, отправляющие в Кругооборот, дали сбой на его субстанции и, записав новую программу, не стерли памяти о прошлом.

Hо Пытливый и по теории и на практике великолепно знал принцип функционирования системы полетов на Кругооборот, чтобы допустить такое предположение. Субстанция во время ее посыла в Начальную, проходит два кордона. При старте из Венечной и позже, в переходном шлюзе-накопителе.

Ошибки, как правило, исключены. А может это следствие какого-то механизма или процесса, который никем в расчет не брался?..

2. Кураж

Он требует пособия с коротким названием «Время». Hа экране вызванная им книга. По команде оператора дисплей раскрывает ее на последнй странице — «Содержание». Пытливому нужна четвертая глава — «Время, как основополагающий фактор Кругоборота разумной жизни». Он не собирался читать ее заново. Ему нужна была итоговая ее часть, где без лишних слов, лаконично, излагались выводы… Страница 292-я.

… «Итак, — лихорадочно пропуская ненужные пункты, стал читать он, — мы с вами определились в следующем.

Первое: Время не абстракное понятие, а весьма сложный и очень чуткий живой организм;

Второе: Во вневременьи жизнь Хомо-Сапиенса и любой одушевленной твари невозможна;

Третье: Время состоит из составных частей, каждая из которых имеет свой участок, свое Пространство и находится в прямой зависимости от деятельности главного их органа — от Абсолютного Пространства-Времени. Последний осуществляет функции во многом схожие с функциями сердечной деятельности Хомо-Сапиенсов…

Пятое: Абсолютное Пространство-Времени, как главный орган, регулирует периоды сжатия и расжатия спиралей Общих Пространств-Времени всех шести Лучей, а те, в свою очередь, воздействуют на спирали Планетных Пространств-Времени;

Шестое: Через Абсолют времени осуществляется влияние ВКМ на природу планет вообще, и Хомо-Сапиенсов, в частности.

Седьмое: Субстанция мыслящего, не облеченная в мантию (кокон) ткани Времени, не может дать разумной особи, не будет иметь программы собственной жизнедеятельности и не сможет осуществлять полет по Кругообороту по причине отсутствия в нем лоцмана, то есть, той самой ткани времени, что сориентирована на Планетное и Лучевое Пространство-Времени того или иного Луча…

Девятое: Хомо-Сапиенс связан С Пространством-Времени, как младенец с матерью пуповиной. Чтобы составить себе зримый образ колонии обитания мыслящих существ на планетах всех Лучей, достаточно представить виноградную гроздь…»

Дальше Пытлитвый читать не стал. Если бы сейчас кто спросил его, что он ищет, Пытливый вряд ли дал бы вразумительный ответ. Он еще этого не знал. Хотя нечто смутное уже маячило перед ним. Hо по возникшим, едва улавливаемым контурам, дать ему четкое название было выше его сил. Назвать не мог, а близость чувствовал. Огня не видел, а жар, исходящий от него, уже жег…

Если и есть ответ на загадку глобального бедлама в сообществе землян, размышлял Пытливый, то он может крыться в среде Пространства — Времени. И совсем не потому, что в этой плоскости никто не пытался посмотреть на проблему, а потому что она, как на нее не взгляни, упирается во взаимодействие биогенетической структуры землян с Пространством-Времени.

И что-то внутри его екает. По телу легким ознобом пробегает дрожь. «Неужели?» — спрашивает он себя. Так обычно ему дает знать о себе чутье. Так начинается кураж.