Рувик ударил по струнам гитары, Цвика приложил к губам угав, а Шмулик и Нахуми затянули песню. Оказалось, под музыку идти совсем не тяжело и не страшно. Даже бугристая, мокрая от брызг, неприятно скользящая дорога причиняла меньше неудобств, поскользнуться и упасть под звуки задорной песни вроде не так страшно.

Девочки старались держаться поближе к поющим мальчикам и тихонько подпевали им.

Ноам приблизился к девочкам и тихо проговорил: «Здесь мы не поём никаких грустных песен — только тогда сможем выбраться отсюда…» Он что-то ещё объяснял девочкам, и Ширли молча кивала, хотя почти ничего не понимала из того, что юноша им с Ренаной говорил. Ей было достаточно слушать тембр его голоса. Ноам, очевидно, понял это и радостно, ободряюще улыбнулся ей, и она ответила ему улыбкой, осветившей её лицо в густеющих сумерках.

«Я вижу неплохое местечко для ночёвки…» — вдруг сказал Ирми. — «Да, давайте присядем за этим вот пригорком. Девочки приготовят нам поесть, а мы с ребятами проведём маленький урок Торы…» — твёрдо заявил Ноам.

Прошло полчаса, или больше, и он встал: «Хорошо… Ребята, а теперь время молитвы! Девочки, вы тоже… Ситуация непростая…» — «Нам нельзя разделяться…

Мы должны оставаться единой цельной группой. Что будем делать?» — заметил Ирми.

— «Ладно, в экстренных случаях действуют свои законы. Просто постараемся друг на друга не смотреть. Рувик, это и к тебе относится!» — строго обратился Ноам к брату. — «А что я? Я же понимаю, не хуже тебя!» — рассердился Рувик.

После молитвы сели в кружок. Ренана пошарила в сумке и проговорила озабоченно: «Запасов еды — только ещё на пару-тройку дней. Больше мы не могли с собой взять…» Ширли, отвернувшись, пробурчала: «Вы кушайте, а мне что-то не хочется. Правда, не хочется!.. Лучше посплю…» — «Ты устала, или плохо себя чувствуешь?» — с тревогой в голосе спросил Ноам. — «Не обращайте внимания. Наверно, немного устала. Вот отдохну немножко — и всё…» — «А может, ты просто стесняешься?» — «Да нет, честно, мне правда не хочется…» Девочка прислонилась к торчащему корню дерева и задремала. Остальные быстренько перекусили, и Ренана расстелила над головами свою огромную шаль, зацепив её по углам за ветки кустов, очень удачно расположенных, чтобы дать ребятам укрытие. Близнецы затянули: «Раскинь над нами покрывало мира и спокойствия!» Ноам улыбнулся и переглянулся с Ирми.

Ренана села рядом с Ширли, крепко обняла её, и вскоре обе девочки крепко спали, привалившись к жёсткому корню дерева. Ноам с Ирми решили не спать и караулить.

Ноам уселся, опершись спиной о толстый ствол старого дуба, и внимательно оглядывался по сторонам. Но и его сморила усталость, и он сидя, задремал, вздрагивая и просыпаясь от каждого тихого шороха, или какого-то незнакомого, внезапного звука, а потом снова ныряя в зыбкую дремоту. На их счастье, за те несколько часов, которые потребовались ребятам, чтобы отдохнуть, ничего не произошло.

Первым проснулся Шмулик. Тут же открыл глаза Рувик и первым делом уставился на спящую Ширли. В глазах парня светилась нежность, смешанная с горечью. Следом проснулась Ренана и долго сидела, глядя на всхлипывающую во сне Ширли. Шмулик посмотрел на Ренану, и когда она, почувствовав его пристальный взгляд, подняла глаза, он выразительно посмотрел на неё, а потом обвёл глазами остальных. «Да, пора всех будить, надо думать, что делать дальше…» — решительно произнесла девочка. Она встала и подошла к Ноаму, который спал сидя, прислонившись спиной к дубу, ласково дотронулась до его плеча: «Братик, пора вставать!» — потом поискала глазами Ирми. Он сидел, глядя невидящими глазами в пространство, как будто спал с открытыми глазами. Рядом валялся ницафон с потухшим экраном. Ренана подбежала к нему и начала тормошить: «Ирми, что с тобой! Ир-р-ми-и!» Тот продолжал сидеть всё так же неподвижно, но постепенно глаза его становились более осмысленными. Ребята обступили его, Цвика с Нахуми испуганно переводили взгляд с одного на другого, не понимая, что происходит. Ирми долго тряс головой, потом вздрогнул и потянулся к ницафону: «Ой, что это с ним?» — и принялся лихорадочно нажимать на кнопки. Наконец, приборчик ожил, такринатор начал нервно подрагивать. Ирми занялся какими-то сложными манипуляциями, потом облегчённо вздохнул: «Уф-ф-ф… Я уж думал, а это просто сработала резервная защита. В процессе сеанса связи с Максом я потерял нить… голова закружилась… А он сам себя защитил и… сейчас посмотрим!.. Нет, моя информация вся на месте… Мне вдруг показалось: фанфаразматики заколпаковали всю зону… Но я не смог сохранить новую информацию, что ночью получил… И плохо помню, что они мне передали. Только помню, что-то очень важное…» Ноам твёрдо, тоном, не допускающим возражений, произнёс: «Всё! Теперь мы с тобой по ночам будем дежурить по очереди. И близнецов подключаем к дежурству. Иначе наши ницафоны выйдут из строя, мы и понять не успеем, а нас по очереди перещёлкают… Нам это нужно?» — «Ладно, друг, наверно, ты прав…» …

Через час ребята выступили в путь. Теперь у них была задача достать в «Цедефошрии» какой-нибудь еды, и еда эта должна быть кошерной…

Они шли гуськом по узкой тропке, стараясь не подходить близко к вихляющему ручейку, который постепенно расширялся, так что тропка, по которой они пробирались, становилась всё уже и уже. Скоро им пришлось перепрыгивать с кочки на кочку, чтобы не вляпаться в болотно-радужную жижу — вихляющая струя на глазах превращалась в топкое болото. «Нет, ребята, надо что-то делать!» — решительно проговорили близнецы, поманив к себе Магидовичей. Шмулик вытащил угав, Цвика — флейту, Рувик взял в руки гитару, кивнув Нахуми. Ноам выставил свой ницафон и на всю длину выдвинул такринатор. Рувик и Нахуми тронули струны и запели: «Да не будет задет злодеянья бичом…» Шмулик протрубил в угав, а Цвика подыграл на флейте.

Ноам, удивлённо и радостно улыбаясь, посмотрел на поющих: «Откуда эта песня?» — «А что?» — покраснев, спросил Руви. — «Ну… Не знаю… Слова вроде знакомые, а мелодия…» — «Не слышал раньше?» — «Не-а…» — «Ну, неважно. Ты только скажи: подходит, или нет?» — «Подходит, конечно!» Ирми улыбнулся: «Главное, что помогло…» Ширли искоса глянула на мальчишек и с широкой улыбкой проговорила: «Точно помогло! Если бы вы смогли петь всё время!.. Но я не смею просить: это очень утомительно — для поющих…» — «А ты посмей! — засмеялся Рувик. — Я буду только рад петь для тебя, и мне это совсем не в тягость!» — но тут же глянул на старшего брата и прикусил язык, увидев его уныло поникшее лицо.

Все оглянулись по сторонам, и их удивлённой радости не было предела: болото, по которому они пробирались, перепрыгивая с кочки на кочку, постепенно осталось позади, превратившись в тропку, которая становилась всё шире, и почва под ногами становилась всё твёрже.

Так прошёл ещё день непрестанных перемещений то по узким тропкам, то по мшистым кочкам, то вокруг болота, то по каменистой дороге, а перед глазами вдали неизменно маячил гигантский дисплей, на котором с нудным постоянством раскручивалась огромная ракушка на фоне Распутья ста дорог. Выхода из этого непонятного пространства ребята не видели, им казалось, что они описывают круги на одном и том же месте, и только радиус этих кругов меняется, то расширяясь, то сжимаясь…

«Я всё-таки боюсь, что они пытаются, показав нам «уги», с помощью «шота» затянуть в струю…» — заявила Ренана. — «Как знать, может, ты и права… — мрачно кивнул головой Ноам и обратился к Ирми: — Нам надо поискать местечко для ночёвки, да и вообще… отдохнуть и перекусить. Мальчики еле ноги волочат… Где тут есть хоть какая-то вода? Ренана, вы с Ширли подумайте, чем нам тут питаться…

Мы в «Цедефошрии», кашерной пищи тут нет, и не будет…» — «Не волнуйся, брат, мы кое-что предусмотрели… На первое время… Вот только воду бы найти!..» Ребятам очень хотелось хоть на какое-то время отвлечься от кошмарных впечатлений, отрицательный заряд которых они получили накануне, увидев преображение любимых улиц в нечто мрачное и жуткое, в запутанные лабиринты непонятно куда ведущих ходов и неведомо куда приводящих тупиков…