В Японии я научился соблюдать строгие правила игры в го. На родине я играл на природе, в тишине и покое. Тело мое расслаблялось, я дышал полной грудью, и энергия распространялась по всему организму, мозг работал четко и ясно, душа медленно и постепенно проникалась двойственной природой мира.

Сегодняшняя партия лишена духовности. Маньчжурское лето так же безжалостно, как здешняя зима. Тот, кто никогда не обгорал, кого не ослеплял солнечный свет, не поймет всей мощи этой черной земли. После изматывающей, иссушающей, доводящей до изнеможения тренировки игра в го с китаянкой напоминает бегство в страну демонов. Июньская жара вливается в мои вены, обостряет чувства. Все возбуждает меня: ее обнаженные руки, измятый подол платья, колыхание ее ягодиц под тонким шелком, пролетающая мимо нас муха.

Мне мучительно трудно держать себя в руках перед лицом моей китаянки. За неделю ее лицо загорело и стало похоже на виноградинку. На ней одежда без рукавов. В своих обтягивающих платьях маньчжурские женщины выглядят соблазнительнее, чем если бы они были обнажены. Наши головы почти соприкасаются над доской. Мне удается справиться с вожделением благодаря железной воле, закаленной годами воинской дисциплины, я полностью отдаюсь игре.

Назначение в Китай помогло мне понять величие и тщету жизни солдата. Ведомый приказом, он идет вперед, не спрашивая, куда и зачем его посылают. Он – пешка среди великого множества других пешек. Он живет и умирает безымянным во имя победы Общего Дела. Го уподобляет меня генеральному штабу, который с холодным расчетом управляет армиями. Фигуры продвигаются по доске. Многими придется пожертвовать ради осуществления стратегического плана.

Гибель фигур в окружении ассоциируется у меня со смертью товарищей.

59

Хун делает все, чтобы узнать новости, которые день ото дня становятся все ужаснее. Когда она сообщает, что отец Цзина обратился к японским властям с просьбой казнить своего сына, я начинаю ненавидеть старика.

Безразличие родителей приводит меня в отчаяние. Лунная Жемчужина думает, что я влюбилась, и пытается вытянуть из меня правду.

Она спрашивает вкрадчивым голосом:

– Ты чем-то огорчена, сестричка?

– Вовсе нет, Лунная Жемчужина. Я просто раскисла от жары.

Монотонные стенания служанки Ван Ма так сильно действуют мне на нервы, что я разражаюсь смехом. Родители переглядываются. Подобный возмутительный поступок выше их понимания, они не знают, как привести меня в чувство. Ван Ма с рыданиями убегает. Матушка дает мне пощечину. Она ударила меня впервые в жизни. Щека горит, в ушах стоит звон. Матушка подносит ладонь к глазам, смотрит на нее, дрожа всем телом, и скрывается в своей комнате. Отец топает ногой и тоже исчезает.

На площади Тысячи Ветров, с моим незнакомцем, мне становится легче. Он очень пунктуален, но никогда не жалуется на мои опоздания. Говорит очень мало. Лицо невозмутимое, непроницаемое. Не обращает внимания ни на солнце, ни на ветер, ни на мое поведение. Такая внутренняя сила, должно быть, ограждает его от многих земных горестей.

Я пришла, чтобы забыться. Здесь, на площади, никто не говорит ни об арестах, ни о японской оккупации. Новости из внешнего мира сюда не доходят. Но боль достает меня и здесь. Птица, бабочка, прохожий, любой – самый простой – жест возвращают меня мыслями к Миню и Цзину. Я встаю и обхожу площадь.

Игроки под деревьями напоминают терракотовые статуи, которые Вечность разбросала по земле. На меня наваливается каменное отчаяние. Дрожат ноги, кружится голова. С неба опускается серый занавес.

Я прерываю партию.

Мой противник поднимает голову и внимательно смотрит сквозь очки. Он ничего не говорит и нисколько не сердится. Просто играет, не задавая вопросов. Когда я покидаю стол, он до последнего смотрит мне вслед. Кажется, мое страдание обретает поэтическое величие. Я становлюсь трагедийной актрисой, но играю для единственного зрителя, которого не знаю.

60

Площадь Тысячи Ветров пропитала меня своими запахами, я теперь знаю каждое растущее на ней дерево, каждый гобан, каждый луч света.

Старики, страстные любители игры, проводят здесь весь день. Они приходят на рассвете, держа в одной руке веер, в другой – чайник, подвешивают клетку с птичками на ветку и остаются на много часов. Открытые бочонки с камнями означают, что у игроков назначено свидание, а если они закрыты, значит, игрок приглашает партнера сразиться.

Я опасался, что завсегдатаи в конце концов сумеют отличить псевдокитайца от истинного уроженца страны. Но теперь беспокойство ушло. Слово здесь уступает власть щелканью камней по доске.

Мне придумали легенду, но я ни разу ею не воспользовался. Китаянка даже не спросила моего имени – это не имеет никакого значения для игры.

Уверившись, что рыбка заглотнула наживку, она больше не пытается меня очаровывать. Приберегает улыбки и лукавые слова для следующего игрока, которого завлечет в свои сети.

Китаянка дуется – по неизвестной мне причине.

Она молча кивает и хранит молчание до самого конца партии, открыв рот лишь для того, чтобы назначить следующую встречу.

В первые дни я видел в ней мою ученицу гейши. Сегодня она ничем не напоминает ухоженную, утонченную японку. У нее усталые движения, она небрежно причесана, я замечаю грязь у нее под ногтями. Неаккуратность китаянки выдает глубочайшее презрение к моей особе. На лбу у девушки выступили прыщи, очаровавшее меня изящество исчезло. Белки глаз утратили дивное отливающее синевой сияние, взгляд стал тусклым. Губы у нее шелушатся, щеки запали, как у воина. Китаянка превращается в китайца!

Я мщу ей за разочарование, одержав победу в первом прямом столкновении. Позиция белых камней, взятых в клещи на юге доски, ухудшается.

С полным безразличием к неудаче она записывает позицию и торопится уйти.

61

Сестра шепчет:

– Кажется, я беременна.

После ужина она приходит в мою комнату, и я чувствую, что должна поздравить ее. Спрашиваю, когда ее осматривал наш семейный врач.

Поколебавшись мгновение, она говорит, зардевшись румянцем:

– Я еще не была у него. Я боюсь…

– Так откуда же ты знаешь?…

– У меня задержка на десять дней.

Я обмираю. У меня тоже задержка на десять дней.

– Ты уверена?

Лунная Жемчужна хватает мои ладони в свои:

– Послушай, мой организм работает, как часы. На этот раз все получилось! Вечером, перед сном, у меня кружится голова. Утром тошнит. Все время хочется маринованных овощей. Говорят, если женщине хочется кислого, она родит сына. Думаешь, это правда?

Радость сестры мне совершенно безразлична, и я советую ей обязательно посетить врача.

– Я боюсь. Страшно подумать, что я ошиблась. Я никому ничего не сказала. Это будет наш с тобой секрет. Ах, сестричка, сегодня утром ко мне вернулось счастье! Я прикасаюсь к животу и чувствую, что ребенок уже питается моей плотью. С его помощью я сумею победить неверность мужа, одиночество и ложь. С его рождением я начну новую жизнь!

Возбуждение сестры приводит меня в оцепенение. Она так страстно желает ребенка, а для меня беременность означала бы смертный приговор.

После ухода Лунной Жемчужины я подсаживаюсь к письменному столу. Беру кисточку и делаю черной тушью отметки, считая и пересчитывая сроки месячных. Они должны были начаться ровно девять дней назад.

Я падаю на кровать. У меня гудит голова. Не знаю, сколько времени длилось мое забытье. Когда я прихожу в себя, часы бьют полночь. Раздеваюсь и ложусь.

В комнате темно, но сон не идет ко мне. Как странно знать, что в одной жизни вызревает другая, что мое тело напоминает плодовое дерево!

Ребенок унаследует узкие глаза Миня. Если родится мальчик, он будет обаятельным и веселым, как Минь, ученым и серьезным, как мой отец. А если родится девочка, у нее будут красные, как у меня, губы и такая же нежная кожа. От моей сестры она унаследует требовательность и ревнивость, а от матери – величественную осанку. Гордый и вечно печальный Цзин будет гулять с моим ребенком, а когда тот подрастет, станет ходить на площадь Тысячи Ветров, научится играть в го и однажды победит меня.